Ее сбивчивые слова были встречены молчанием. Наконец Нофрет медленно повернулась.
Секунду-другую выражение ее лица оставалось прежним - только взгляд, показалось Ренисенб, чуть потеплел. В тиши раннего утра, когда все вокруг дышало ясностью и покоем, Ренисенб почудилось, будто Нофрет чуть оттаяла, будто слова о помощи проникли сквозь неприступную стену.
Это было мгновение, которое Ренисенб запомнила навсегда…
Затем постепенно лицо Нофрет исказилось злобой, глаза засверкали, а во взгляде запылали такая ненависть и ожесточение, что Ренисенб даже попятилась.
- Уходи! - в ярости прохрипела Нофрет. - Мне от вас ничего не нужно. Вы все дураки, вот вы кто, все до единого…
Помедлив секунду, она круто повернулась и быстро зашагала в сторону дома.
Ренисенб двинулась вслед за ней. Странно, но слова Нофрет вовсе ее не рассердили. Они открыли ее взору черную бездну ненависти и горя, до сих пор ей самой неведомую, и навели на мысль, пока не совсем четкую, как страшно быть во власти таких чувств.
Когда Нофрет, войдя в ворота, шла через двор, дорогу ей заступила, догоняя мяч, одна из дочерей Кайт.
Нофрет с такой силой толкнула девочку, что та растянулась на земле. Услышав ее вопль, Ренисенб подбежала и подняла ее.
- Разве так можно, Нофрет! - упрекнула ее Ренисенб. - Смотри, она ушиблась. У нее ссадина на подбородке.
Нофрет резко рассмеялась.
- Значит, я все время должна думать о том, чтобы ненароком не задеть одно из этих избалованных отродьев? С какой стати? Разве их матери считаются с моими чувствами?
Услышав плач ребенка, из дома выскочила Кайт. Она подбежала к девочке, осмотрела ее личико. И повернулась к Нофрет.
- Ядовитая змея! Злыдня! Подожди, мы еще расправимся с тобой! - И изо всех сил ударила Нофрет по лицу. Ренисенб вскрикнула и перехватила ее руку, предупреждая второй удар.
- Кайт! Кайт! Что ты делаешь, так нельзя.
- Кто сказал, что нельзя? Берегись, Нофрет. В конце концов, нас здесь много, а ты одна.
Нофрет не двигалась с места. На щеке у нее алел четкий отпечаток руки Кайт. Возле глаза кожа была рассечена браслетом, что был у Кайт на запястье, и по лицу текла струйка крови.
Но что поразило Ренисенб - это выражение лица Нофрет. Да, поразило и напугало. Нофрет не рассердилась. Наоборот, взгляд у нее был почему-то торжествующим, а рот снова растянулся, как у разозлившейся кошки, в довольной усмешке.
- Спасибо, Кайт, - сказала она. И вошла в дом.
Что-то мурлыча про себя и полузакрыв глаза, Нофрет позвала Хенет.
Хенет прибежала, остановилась пораженная, заохала… Нофрет велела ей замолчать.
- Разыщи Камени. Скажи ему, чтобы принес палочку, которой пишут, и папирус. Нужно написать письмо господину.
Хенет не сводила глаз со щеки Нофрет.
- Господину?.. Понятно… - И, не выдержав, спросила: - Кто это сделал?
- Кайт, - тихо улыбнулась Нофрет, вспоминая происшедшее.
Хенет покачала головой, цокая языком.
- Ах, как дурно, очень дурно… Об этом обязательно надо сообщить господину. - Она искоса поглядела на Нофрет. - Да, Имхотепу следует об этом знать.
- Мы с тобой, Хенет, мыслим одинаково… - ласково произнесла Нофрет. - По-моему тоже, господину следует об этом знать.
Она сняла со своего одеяния оправленный в золото аметист и положила его в руку Хенет.
- Мы с тобой, Хенет, всем сердцем печемся о благополучии Имхотепа.
- Нет, я этого не заслужила, Нофрет… Ты чересчур великодушна… Такой прекрасной работы вещица!
- Имхотеп и я, мы оба ценим преданность.
Нофрет улыбалась, по-кошачьи щуря глаза.
- Приведи Камени, - сказала она. - И сама приходи вместе с ним. Вы с ним будете свидетелями того, что произошло.
Камени явился без большой охоты, хмурый и недовольный.
- Ты не забыл, что тебе велел Имхотеп перед отъездом? - свысока обратилась к нему Нофрет.
- Нет, не забыл.
- Сейчас настало время, - продолжала Нофрет. - Садись, бери чернила и палочку и пиши, что я скажу. - И, поскольку Камени все еще медлил, нетерпеливо добавила: - То, что ты напишешь, ты видел собственными глазами и слышал собственными ушами, и Хенет тоже подтвердит все, что я скажу. Письмо следует отправить немедленно и никому про него не говорить.
- Мне не по душе… - медленно возразил Камени.
- Я не собираюсь жаловаться на Ренисенб, - метнула на него взгляд Нофрет. - Она глупое и жалкое создание, но меня она не пыталась обижать. Тебя это удовлетворяет?
Бронзовое лицо Камени запылало.
- Я об этом и не думал…
- А по-моему, думал, - тихо сказала Нофрет. - Ладно, приступай к выполнению своих обязанностей. Пиши.
- Пиши, пиши, - вмешалась Хенет. - Я очень огорчена тем, что произошло, очень. Имхотепу непременно следует об этом знать. Пусть справедливость восторжествует. Как ни трудно, но человек обязан выполнять свой долг. Я всегда так считала.
Нофрет беззвучно рассмеялась.
- Я в этом не сомневалась, Хенет. Ты неизменно выполняешь свой долг! А Камени будет делать свое дело. Я же… я буду поступать, как мне хочется…
Но Камени все еще медлил. Лицо у него было мрачное, почти злое.
- Не нравится мне это, - повторил он. - Нофрет, лучше бы тебе не спешить и сначала подумать.
- Ты смеешь говорить это мне?
Ее тон задел самолюбие Камени. Он отвел взгляд, лицо его окаменело.
- Берегись, Камени, - тихо произнесла Нофрет. - Имхотеп полностью в моей власти. Он слушается меня и… пока тобой доволен… - Она многозначительно умолкла.
- Ты мне угрожаешь, Нофрет? - спросил Камени.
- Возможно.
Мгновение он со злостью смотрел на нее, затем склонил голову.
- Я сделаю, что ты скажешь, Нофрет, но думаю, тебе придется об этом пожалеть.
- Ты угрожаешь мне, Камени?
- Я предупреждаю тебя…
Второй месяц Зимы, 10-й деньIДень шел за днем, и Ренисенб порой казалось, что она живет как во сне.
Дальнейших робких попыток подружиться с Нофрет она не предпринимала. Теперь она ее боялась. В Нофрет было что-то такое, чего Ренисенб не могла понять.
С того дня, когда произошла ссора во дворе, Нофрет изменилась. В ней появилась какая-то странная удовлетворенность, ликование, которые были непостижимы для Ренисенб. Иногда ей думалось, что смешно и глупо считать Нофрет глубоко несчастной. Нофрет, казалось, была довольна собой и всем, что ее окружало.
А в действительности все вокруг Нофрет изменилось, и определенно не в ее пользу. В первые дни после отъезда Имхотепа Нофрет намеренно, по мнению Ренисенб, сеяла вражду между членами их семьи и преуспела в этом.
Теперь же все в доме объединились против пришелицы. Прекратились ссоры между Сатипи и Кайт. Сатипи перестала ругать вконец растерявшегося Яхмоса. Себек стих и хвастался куда меньше. Ипи стал вести себя более уважительно к старшим братьям. В семье, казалось, воцарилось полное согласие, но оно не принесло Ренисенб душевного спокойствия, ибо породило стойкую скрытую неприязнь к Нофрет.
Обе женщины, Сатипи и Кайт, больше с ней не ссорились - они ее избегали. Не затевали с Нофрет разговоров и, как только она появлялась во дворе, тотчас подхватывали детей и куда-нибудь удалялись. И в то же время в доме стали случаться мелкие, но странные происшествия. Одно льняное одеяние Нофрет оказалось прожженным чересчур горячим утюгом, а другое запачкано краской. За ее одежды почему-то цеплялись колючки, а возле кровати нашли скорпиона. Еда, которую ей подавали, была то чересчур переперчена, то в нее вовсе забыли положить специи. А однажды в испеченном для нее хлебе очутилась дохлая мышь.
Это было тихое, мелочное, но безжалостное преследование - ничего очевидного, ничего такого, к чему можно было бы придраться, - одним словом, типичная женская месть.
Затем, в один прекрасный день, старая Иза призвала к себе Сатипи, Кайт и Ренисенб. За креслом Изы уже стояла Хенет, качая головой и заламывая руки.
- Чем, мои умные внучки, - спросила Иза, вглядываясь в женщин с присущим ей ироническим выражением на лице, - объяснить, что одежды Нофрет, как я слышала, испорчены, а ее еду нельзя взять в рот?
Сатипи и Кайт улыбнулись. Улыбка их отнюдь не грела душу.
- Разве Нофрет тебе жаловалась? - спросила Сатипи.
- Нет, ответила Иза и сдвинула набок накладные волосы, которые она носила даже дома. - Нет, Нофрет не жаловалась. Вот это-то меня и беспокоит.
- А меня нет, - вскинула свою красивую голову Сатипи.
- Потому что ты дура, - заметила Иза. - У Нофрет вдвое больше ума, чем у каждой из вас…
- Посмотрим, - усмехнулась Сатипи. Она, по-видимому, пребывала в хорошем настроении и была довольна собой.
- Зачем вы все это делаете? - спросила Иза.
Лицо Сатипи отвердело.
- Ты старый человек, Иза. Не хотелось бы говорить с тобой непочтительно, но то, чему ты уже не придаешь значения, остается важным для нас, ибо у нас есть мужья и малые дети. Мы решили взять дело в свои руки и наказать женщину, которая пришлась нам не ко двору и не по душе.
