3. Вы считаете, что с помощью уважительного отношения можно перевоспитать любого школьника?
Хотелось бы, чтобы это было так! К сожалению, есть дети, которые настолько «замучены», что просто не способны отвечать на уважение и заботу. За учебный день невозможно возместить тот моральный ущерб, который они уже понесли. Лучшее, что могут в такой ситуации сделать учителя, это защитить других учеников и себя от неисправимо трудных детей. Однако в такой ситуации особенно важно проявлять твердость одновременно с уважением, чтобы не наносить трудным детям новую травму. По крайней мере, так всем будет лучше.
4. Во время моего дежурства две девочки подрались в столовой. Охранник хотел отвести их к директору, но я сказала, что справлюсь сама. Каждая из девочек старалась перетащить меня на свою сторону. Я отказалась их слушать и сказала, что, если это еще раз повторится, я сама отведу их к директору. А теперь я думаю, правильно ли поступила? Не могла ли я разрешить ситуацию другим способом?
Вы могли выслушать обеих девочек, а потом сформулировать их точки зрения: «Значит, Элен, ты рассердилась на Розу, потому что… А ты, Роза, разозлилась, потому что подумала…» Подтвердив право каждой из девочек на негативные чувства, вы помогли бы им избавиться от них.
Директор школы рассказал, что, когда к нему в кабинет приводят подравшихся детей, он применяет метод, описанный детским психологом доктором Хаимом Гиноттом. Он усаживает школьников по разные стороны стола, дает каждому по карандашу и желтому блокноту и говорит: «Я хочу точно знать, что произошло. Пишите!»
Как правило, один из драчунов начинает протестовать: «Но я не виноват!» Другой поддакивает: «Он первым меня ударил!» Директор обычно кивает и говорит: «Вот и напишите об этом. Я хочу подробно знать, как все началось, что произошло дальше и что каждый из вас почувствовал. И не забудьте написать о своих планах на будущее!»
Когда дети заканчивают писать, директор читает их сочинения и признает право каждого из драчунов на негативные чувства. Потом он просит их поделиться друг с другом своими планами. Обычно после этого дети мирятся.
Учительские истории
Первую историю нам рассказала учительница старших классов.
Я вошла в класс и увидела, что Джо рисует на обложке учебника математики. И это на следующий день после того, как я прочитала детям целую лекцию о необходимости бережно относиться к школьному имуществу!
Раньше я бы подняла его с места и накричала на него: «Сколько можно! Немедленно иди к директору!» Теперь же я подошла к его парте и остановилась. Джо захлопнул учебник, пытаясь спрятать рисунок. Я сказала: «Хочу повторить то, о чем говорила вчера: мне не нравится, когда люди портят книги. Этими учебниками будут пользоваться еще пять лет, и я хочу, чтобы мои ученики относились к ним бережно».
«Извините, – пробормотал Джо. – Я забыл».
«Понимаю», – сказала я и вернулась за свой стол. Через несколько минут я снова подошла к парте Джо. Мальчик изо всех сил пытался стереть рисунок своим крохотным ластиком. Я протянула ему новый блокнот и свой ластик и сказала: «С ним тебе будет проще… А когда захочешь порисовать, рисуй в этом маленьком блокноте». Джо был очень удивлен и поблагодарил меня.
Я ответила: «Пожалуйста!» – и начала урок.
Прошел месяц. Джо больше никогда не рисовал на учебниках. В кармане рубашки он постоянно носит мой блокнот и иногда показывает мне свои рисунки. Я рада, что в тот день не отправила его к директору. Может быть, он и перестал бы рисовать на учебниках, но мы никогда не стали бы настоящими друзьями, как теперь. Кто знает, может быть, я помогла будущему Пикассо?
* * *
Школьный психолог рассказала нам о том, как ей удалось помочь ученику избежать наказания. Она поняла чувства ребенка и предложила ему выбор.
Я пришла в третий класс, чтобы отобрать троих учеников для участия в специальной образовательной программе. Двое из них сразу же поднялись и пошли со мной. Халил же остался на месте. Он опустил голову и казался сердитым. Классная руководительница сказала: «Халил, пришла миссис Гордон. Она ждет тебя. [Никакой реакции.] Что ж, я вижу, Халил не хочет сегодня работать вместе с нами. [По-прежнему никакой реакции.] Халил, если ты хочешь завтра поехать на экскурсию, тебе лучше сейчас отправиться с миссис Гордон». Мальчик еще ниже опустил голову. Я подошла к нему, наклонилась и шепнула: «Ты не хочешь идти со мной?»
Он сердито ответил: «Я не хочу быть вместе с Джозефом!»
Я сказала: «Что ж, тогда я вижу две возможности. Ты можешь пойти со мной, и я постараюсь держать Джозефа подальше от тебя… Или я дам тебе пройти тест прямо здесь, в твоем классе».
Халил задумался. Потом поднялся и пошел за мной. Я была очень рада, что сумела придумать альтернативу, которая позволила ребенку без потерь выйти из сложной ситуации.
* * *
Последнюю историю рассказал нам школьный социальный работник.
Шону было семь лет. Он был симпатичным, вежливым ребенком, оказавшимся в классе для детей с эмоциональными и поведенческими проблемами. Шон плохо учился в школе. Никакие поощрения, золотые звезды и похвальные наклейки не могли сломить его сопротивления. Он не смотрел в глаза тем, кто хотел ему помочь, пожимал плечами, когда его спрашивали, в чем его проблема, а дома просто убегал от материнских нотаций. Кроме этого, Шон боялся высоты. Он никогда не катался с горок, не лазил по канату или по брусьям.
Родители рассказали мне, что в первом классе Шона отшлепали за невнимательность, а во втором учительница не раз хлопала его линейкой по спине и по пальцам за плохое поведение на уроке. Мать Шона считала, что учительница все делает правильно. В присутствии мальчика она дала учительнице разрешение обращаться с ее сыном так, как она сочтет нужным.
Я посоветовала родителям спокойно обсудить эту проблему с сыном в неформальной обстановке. Им хватило всего пары бесед, чтобы понять, что эти наказания оказали глубокое влияние на Шона. Он до сих пор помнил, как его шлепали. Не забыл он и учительскую линейку. Во время разговора он впервые дал волю своей долго подавляемой ярости. Он бросился к матери и стал молотить кулаками по ее коленям: «Мама, ты же сказала, что она может бить меня! Ты ей это позволила!»
Мать была потрясена. Она объяснила, что никогда не собиралась никому позволять бить ее сына. В конце разговора мать и сын впервые за целый год обняли друг друга.
На другой день Шон играл с отцом в мяч. Мяч улетел на крышу дома. Отец достал лестницу, чтобы полезть за мячом, но Шон неожиданно сказал: «Можно, я сам?» Он ловко поднялся по лестнице и достал мяч. Мальчик явно был доволен собой. Он вбежал в дом, обхватил мать за талию и радостно закричал: «Мама, теперь, когда я рассказал тебе свой секрет, я могу сделать все, что угодно!»
Не стоит и говорить, что с этого момента Шон стал гораздо лучше учиться.
Глава 4
Совместное решение проблем: шесть шагов к пробуждению в ребенке творческого начала и умения сосредоточиваться
Заканчивался первый год моей работы в школе. В последний день громогласная болтушка Таша сказала мне:
– Вы относитесь к нам слишком мягко. По-моему, вы даже убийство нам простите.
Я рассмеялась и спросила:
– А почему ты не сказала мне об этом раньше?
– Мне было слишком весело! – ответила девочка.
Мы посмеялись над этим, и Таша ушла. Но когда за ней закрылась дверь, улыбка исчезла с моего лица. Может быть, девочка была права? Не слишком ли многое я позволяю своим ученикам? Может быть, я настолько увлеклась отказом от наказаний ради того, чтобы меня все любили, что забыла о главном. На моих уроках дети перебивали друг друга, болтали, выкрикивали ответы с мест. Зачем портить интересный урок, обращая внимание на мелкие провинности? Но Таша дала мне понять, что она ловко воспользовалась моим желанием быть «милой» со всеми. И, судя по всему, не она одна.
В следующем году я решила стать более жесткой. В первый же день занятий нужно будет установить правила и строго следить за их соблюдением. Однако через две недели я обнаружила, что веду себя по-прежнему. Я считала, что хорошая дискуссия – это живое, свободное обсуждение, когда одна идея рождает другую. Если ученик перебивает своего товарища, это не такая уж большая беда. Если кто-то не согласен с услышанным и в запале бросает: «Какая глупость!», на это можно не обращать внимания. Но мои ученики стали все чаще перебивать и унижать друг друга, а наши дискуссии начали превращаться в шумные перебранки.
Но я не могла найти в себе сил подавлять энтузиазм детей нотациями и выговорами. Возможно, я была наивна, но мне казалось, что в какой-то момент дети сами поймут, что пора начать общаться друг с другом более цивилизованно. Впрочем, пока это понимала только я. Дети не собирались меняться, если не меняется их учитель. Им нужен был взрослый, который обучил бы их основным социальным навыкам и сумел настоять на том, чтобы они ими пользовались. Но как мне это сделать?
