Когда зимой 1227 года после продолжительной болезни умер Зучи, Чингисхан решил вопрос о его преемнике в пользу девятнадцатилетнего Бата. Полученные им в управление владения простирались от Иртыша до Урала, а на юге – от нижнего бассейна рек Амударья и Сырдарья до южной части Каспийского и Аральского морей.
Судя по «Сокровенному сказанию монголов», после смерти Чингисхана Бат был уже всеми признанным членом «золотого рода», вместе с другими решавшим вопрос о престолонаследнике в Великом Монгольском Улусе. «В год Мыши (1229) в местности Худо арал, что на Керулене, сошлись Цагадай и Бат, прочие властители улуса правой руки, нойон Отчигин, Егу, Есунхэ и прочие властители улуса левой руки, Тулуй и прочие властители срединного улуса, а также прочие наследники, нойоны-темники и тысяцкие. И исполнили они сокровенное повеление владыки Чингисхана, и возвели на ханский престол Угэдэя».
В том же источнике Бат упоминается как один из исполнителей воли Угэдэй-хана по введению налогов и созданию единой, государственной уртонной (ямской) службы: «И изрек тогда Угэдэй-хан: «Брат старший Цагадай, Бат и правого улуса прочие властители, и Отчигин нойон с Егу и левого улуса прочие властители, наследники, зятья и прочие нойоны-темники, десятники и сотники срединного улуса благословенно вняли всем сужденьям нашим о том, что каждый год на нужды наши провиантские от стада каждого двухгодовалого барана дать они должны да по одной овце суягной – на пособленье сирым и убогим; поставить станции-уртоны, при коих бы служили ямщики, – не тяготило бы то подданных моих, да и посыльным бы моим покойно было… И присовокупил к этому Цагадай: «В своих пределах выставлю я тотчас станции-уртоны; Бата же извещу, дабы тянул уртонный тракт ко мне навстречу. Из прочего всего учреждение уртонной службы вниманья истинно достойно!»
В числе первоочередных шагов Угэдэй-хана по «защите границ империи» и новых походов против старых и новых врагов было выполнение воли Чингисхана «захватить все северные области, как то: Ибир-Сибир, Булар (Волжская Булгария), Дешт-и Кыпчак (Кипчакские или Половецкие степи), Башгирд, Русь и Черкес до Дербенда Хазарского, который монголы называют Тимур-кахалка, и включить их в свои владения…» Поскольку это повеление Чингисхана должен был выполнить Зучи, отец Бата, но из-за болезни не смог это сделать, «когда Угэдэй-хан воссел на царство, он повелел Бату [это сделать] таким же порядком».
Этому повелению Угэдэй-хана предшествовало направление в те же «северные области» передового отряда Субэдэй-батора, который десять лет назад уже прошел с боями по этим землям. Но, когда «Субэдэй-батор известил Угэдэй-хана о том, что народы оные противоборствуют отчаянно», Великий хан по совету старшего брата Цагадая решил провести масштабную мобилизацию и отправить дополнительные силы вослед Субэдэй-батору: «Брат Цагадай мне присоветовал в поход отправить наших старших сыновей. Ко мне посыльного прислал он со словами: «Всех наших старших сыновей давай пошлем вслед Субэдэю! Коль все они отправятся в поход, мы рать свою пополним во сто крат. Чем больше будет наша рать, тем в бой пойдет она смелее. Пред нами в странах чужеземных тьма врагов. Страшны они в неистовстве своем: от своего меча мужи их смерть принять готовы. И, сказывают, их клинки остры… И послал тогда Угэдэй-хан вослед Субэдэй-батору Бата, Бури, Мунха, Гуюга (сыновья Зучи, Цагадая, Тулуя и Угэдэй-хана соответственно) и прочих многих доблестных мужей своих… И повелел еще Угэдэй-хан: «Да отошлют властители уделов в сей поход самого старшего из сыновей своих! И те наследники, кои уделов не имеют, равно и темники, и тысяцкие, и сотники с десятниками и прочие, кто б ни были они, да отошлют в поход сей самого старшего из сыновей своих! И все наследницы и все зятья пусть старших сыновей в рать нашу высылают! И повелел Угэдэй-хан предводительствовать в походе оными мужами Бату…»
В связи с отсутствием свидетельств современников по вопросу о количестве «оных мужей» среди историков, в том числе и монгольских, нет единства взглядов, называются следующие группы чисел: от 30 до 40 тысяч, от 50 до 70 тысяч и от 120 до 150 тысяч. В частности, в «Истории монгольского военного искусства» говорится о 12 тумэнах (до 120 000 воинов), не менее трети которых составляли собственно монголы, а остальные были мобилизованы в уделах Бата и Цагадая, а также в Китае.
Назначая главнокомандующим в Западном походе Бата, Угэдэй-хан подтвердил тем самым верность повелению Чингисхана, который в свое время поручил выполнение той же задачи старшему сыну Зучи, а после его смерти его преемнику Бат-хану. К тому же, «земли кипчаков, булгар, ясов, русов, которые, вводимые в заблуждение обширностью своей территории, не покорились окончательно, граничили с владениями Бата». И он был прекрасно осведомлен о внутреннем положении в тех краях, местных условиях, боеспособности местного населения, особенностях того или иного народа. Очевидно, Великий хан учел и мнение прославленного монгольского военачальника Субэдэй-батора, который прежде учил Зучи, а затем и Бата военному искусству. Следует подчеркнуть, что Угэдэй-хан поступил очень мудро, назначив этого шестидесятипятилетнего монгольского богатыря главным советником вновь испеченного главнокомандующего. По выражению историка-евразийца Э. Хара-Давана, Субэдэй-батор стал «направляющим умом этого похода, как и последующего европейского…» А до Э. Хара-Давана военный историк XIX века, генерал-лейтенант Генерального штаба России М. И. Иванин, не называя имен Субэдэй-батора и Бат-хана, фактически описал их заслуги и роль в этом походе:
«…Походы Батыя, завоевавшего в несколько лет обширные земли от Иртыша до Адриатического моря и от реки Кама до Кавказа и Дуная, были плодом не столько дикой храбрости и многолюдства, сколько хорошего устройства войск, обучения их действовать оружием, производить тактические движения, а также искусных соображений, основанных на верных сведениях о странах, в которые монголы вносили войну… Не следует принимать их (походы Батыя) за одно вторжение толпы дикарей, но должно предполагать искусно соображенный план…»
В основу этого плана была положена доктрина «всемирного единодержавия», или доктрина тэнгэризма Чингисхана. Ее главная цель, как пишет монгольский ученый Ш. Бира, «заключалась в установлении политической диктатуры, в первую очередь ориентированной на интересы и выгоду своего кочевого народа». Наши источники свидетельствуют о том, что сначала до русских князей, а затем и до правителей европейских государств через главнокомандующего монгольскими войсками Бат-хана были переданы послания Угэдэй-хана, в которых содержался приказ «подчиниться Сыну Небесного Владыки, Великому монгольскому хану, который по воле Всевышнего Тэнгри является Властелином всей земли. Все, кто подчинится, станут нашими подданными, все, кто не подчинится, будут уничтожены». Именно об этом свидетельствовал русский архиепископ Петр, прибывший в 1245 году на Лионский собор: «…Они веруют в единого владыку мира (Всевышнего Тэнгри); поэтому, когда направляли к рутенам (русским) посольство, поручали обратиться с такими словами: «Бог и сын его – на небе, Чиркан (Чингисхан) – на земле»… Намерены они весь мир себе подчинить, и предопределено свыше, что должны они весь мир за 39 лет опустошить, подтверждая это тем, что как некогда божественная кара очистила мир потопом, так и теперь нашествие их очистит этот мир разрушительным мечом».
В 1236–1237 годах первыми ощутили на себе силу «разрушительного меча» монголов волжские булгары, кипчаки (половцы) и аланы, с которыми у монголов, в первую очередь у Субэдэй-батора, были старые счеты. Как пишет персидский летописец Джувейни, «в пределах Булгара царевичи (монгольские участники «похода старших сыновей») соединились: от множества войск земля стонала и гудела, а от многочисленности и шума полчищ столбенели дикие звери и хищные животные. Сначала они (царевичи) силою и штурмом взяли город Булгар, который известен был в мире недоступностью местности и большою населенностью. Для примера подобным им, жителей его (частью) убили, а (частью) пленили». По свидетельству персидского летописца, такая же участь постигла и кипчаков: «(Когда) все эти земли были очищены от смутьянов и все, что уцелело от меча, преклонило голову перед начертанием (высшего) повеления, то между кипчакскими негодяями оказался один, по имени Бачман, который с несколькими кипчакскими удальцами успел спастись… Мало-помалу зло от него усиливалось, смута и беспорядки умножались. Где бы войска (монгольские) ни искали следов (его), нигде не находили его, потому что он уходил в другое место и оставался невредимым. Так как убежищем и притоном ему большею частью служили берега Итиля (Волги), он укрывался и прятался в лесах их, наподобие шакала, выходил, забирал что-нибудь и опять скрывался… Когда узнали наверняка, что Бачман только что откочевал и укрылся на остров, находящийся посреди реки, и что забранные и награбленные во время беспорядков скот и имущество находятся на том острове, то вследствие того, что не было судна, а река волновалась подобно морю, никому нельзя было переплыть (туда), не говоря уже о том, чтобы погнать туда лошадь. Вдруг поднялся ветер, воду от места переправы на остров отбросил в другую сторону, и обнаружилась земля. Мунх-хан приказал войску немедленно поскакать (на остров). Раньше чем он (Бачман) узнал, его схватили и уничтожили его войско. Некоторых бросили в воду, некоторых убили, угнали в плен жен и детей, забрали с собою множество добра и имущества и затем решили вернуться. Вода опять заколыхалась и, когда войско перешло там, все снова пришло в прежний порядок. Никому из воинов от реки беды не приключилось. Когда Бачмана привели к Мунх-хану, то он стал просить, чтобы тот удостоил убить его собственноручно. Тот приказал брату своему Бучеку разрубить его (Бачмана) на две части… Оттуда они (царевичи) отправились в земли Руси».