Женщины, привыкшие к тройной загрузке, теперь взваливают на свои плечи четвертую ношу: им приходится заботиться о детях, о престарелых родственниках и работать, возможно, не в одном месте, а сразу в двух. Вспомним, насколько больше в США стало женщин, совмещающих работу на полставки с дополнительной подработкой. В Японии и мужчины, и женщины все чаще сочетают полную занятость с неофициальной подработкой, которую можно делать в нерабочие часы или дома. На это уходит дополнительно до восьми-десяти часов в неделю – прибавьте их к восьмичасовому рабочему дню. Одна женщина призналась газете «Нью-Йорк таймс», что поступает так главным образом ради подстраховки: «Не то что я не люблю свою основную работу. Просто хочется иметь стабильный доход и при этом не зависеть целиком и полностью от компании» (Reidy, 2010).
Согласно опросу, проведенному в 2010 году в Японии, ту или иную форму подработки имеют 17 процентов служащих в возрасте от 20 до 50 лет, как мужчин, так и женщин. Другой опрос показал, что примерно половина служащих хотела бы заниматься подработкой. Основные причины – желание стабилизировать доходы и сгладить риски, причем речь здесь идет скорее об учете факторов риска из-за отсутствия государственных пособий, чем о строительстве карьеры. Люди стали больше работать, поскольку единственная работа не приносит достаточного дохода и сопряжена с риском.
Чрезмерный труд плохо отражается на здоровье. Долгосрочное исследование, в котором участвовало 10 тысяч британских государственных служащих, продемонстрировало, что перерабатывающие три часа или более в день на 60 процентов больше рискуют получить сердечное заболевание, чем работающие семь часов в день (Virtanen et al., 2010). Бо́льшая продолжительность рабочего дня также увеличивает вероятность стрессов, депрессий и диабета; стресс ведет к социальной изоляции, семейным и сексуальным проблемам и разочарованности.
Было также проведено исследование «трудоголиков» (Working Families, 2005). В ЕС установлена максимальная продолжительность рабочей недели, она равна 48 часам. Однако, по данным Национальной статистической службы, в Великобритании свыше миллиона людей регулярно тратят на работу более 48 часов (и это без учета тех, кто делает это время от времени), а 600 тысяч – более 60 часов. Еще 15 процентов работают даже в выходные и в праздники.
Повышать интенсивность труда в ущерб здоровью не обязательно требование работодателей, хотя они, конечно, поощряют такое. Скорее всего, все дело в нестабильности, неуверенности в завтрашнем дне, присущей гибкому третичному обществу. Политикам следует задуматься, так ли полезна для здоровья общества, так ли необходима и неизбежна эта интенсификация труда. Мы не призываем навести в этой сфере порядок с помощью новых правил – просто надо подумать, как нам добиться большего контроля над временем.
Работа – это не только труд, то есть деятельность, направленная на производство конечного продукта. В третичном обществе с гибкой рабочей силой много времени уходит на «работу ради работы», а именно работу, которая хоть и не обладает рыночной стоимостью, но, тем не менее, делать ее либо необходимо, либо желательно.
Одна из самых характерных для прекариата форм «работы ради работы» – это поиск вакансий на рынке труда. Тот, кто живет за счет временных работ, вынужден много времени посвящать поискам новых вакансий и иметь дело с государственной бюрократией – или, как это чаще бывает, с частными коммерческими структурами, осуществляющими те же функции. В связи с реорганизацией системы социального обеспечения процедуры еще больше усложнились, и людям нужно пройти огонь, воду и медные трубы, чтобы получить либо подтвердить право на получение довольно скромного пособия; но прекариату приходится тратить на это времени больше, чем представителям других групп. Стояние в очередях, проверка очереди, заполнение анкет, ответы на вопросы, опять ответы на вопросы, беготня за справками, подтверждающими то-то и то-то, – все эти действия поглощают кучу времени, которое, как правило, никем не учитывается. Гибкий рынок труда сделал трудовую мобильность главным жизненным принципом и создал благодатную почву для злоупотреблений и нарушений этических норм разветвленными правилами относительно того, кто имеет право на получение социальных пособий, – в результате прекариат вынужден тратить время в очередях бездарно, выматывая нервы, истощая силы, которые пригодились бы для более достойных задач.
Среди других дополнительных «работ ради работ», которые люди выполняют в нерабочие часы, – налаживание деловых связей и чтение отчетов компании дома, вечером либо в выходные. Все эти вещи до боли знакомы, но никак не отражены в национальной статистике и тех показателях работы, что попадают в СМИ. Но еще больше таких примеров связано с попыткой действовать в обществе с рыночной экономикой. Например, некоторые «работы ради работы» на самом деле выполняются ради страховых гарантий, и число их растет по мере распространения социальной, экономической и профессиональной нестабильности. Некоторые прикрываются идеей «открытых возможностей». Другие имеют стратегическое значение – показать старание и трудовое рвение.
Некоторые типы деятельности можно назвать «обучением для работы». Некий консультант по менеджменту заявил в Financial Times (Rigby, 2010), что, поскольку навыки стремительно устаревают, людям следует ежегодно посвящать 15 процентов времени обучению. По-видимому, точное количество времени зависит от возраста, опыта и положения на рынке труда. Человеку из прекариата, особенно молодому, желательно посвящать обучению больше времени, хотя бы для того, чтобы расширить круг возможностей либо не упустить уже имеющиеся.
В обществах, где бо́льшая часть экономической деятельности состоит в манипулировании идеями и символами и в продвижении услуг, механические процессы и задачи теряют свою значимость и отступают на задний план. В итоге само понятие «навык» утрачивает свой первоначальный смысл. В третичном обществе навык точно так же ассоциируется с языком тела и оказанием эмоциональных услуг, как и с формальными навыками, полученными в учебных заведениях либо приобретенными в период обучения на производстве.
Как правило, у прекариата мало надежд окупить затраты на обучение, хотя на развитие профессиональных навыков он тратит изрядную долю реального или потенциального дохода либо сбережений. Представители салариата и «квалифицированные кадры» (proficians) будут иметь куда больше шансов выстроить карьеру и продвинуться по служебной лестнице и вполне могут рассчитывать на экономическую отдачу от обучения – они более четко представляют себе, с чем не стоит возиться. Неприятные последствия усиления гибкости и незащищенности рынка труда – снижение средней отдачи от самостоятельного обучения.
Одна из распространенных ныне форм «обучения ради работы» – это освоение норм этики. Врачам, архитекторам, бухгалтерам и работникам некоторых других специальностей приходится овладевать профессиональной этикой. Такая практика распространяется и на другие профессии и может даже стать обязательной – или, при благоприятном развитии событий, частью глобальной системы сертификации.
К прекариату имеет отношение и еще один значимый фактор – это увеличивающаяся потребность в «обучении ради работы» (вместо обучения на работе), что подразумевает совершенствование личных качеств, повышение трудоспособности, умение работать с информационными потоками и знание современных концепций применительно к той или иной тематике. Консультант по вопросам управления, который советовал: «Посвятите 15 процентов своего времени изучению смежных областей», также добавлял: «Ежегодно обновляйте свое резюме». Работа над резюме, стремление произвести впечатление, выгоднее себя преподнести и «застолбить как можно больше позиций» поглощает огромное количество времени. Требовать, чтобы человек проявил индивидуальность, подчиняясь унылой рутине и нормам поведения, просто бесчеловечно. Когда же наконец прекариат возмутится и скажет: «Хватит!»?
С размыванием характерного для индустриальной эпохи понятия о рабочем месте как необходимом условии для «стандартных трудовых отношений» на повестку дня выходят более деликатные вопросы о дисциплине, контроле, частной жизни, охране здоровья и целесообразности институтов, выступающих посредниками при заключении трудовых договоров. Однако ключевая черта распадающейся индустриальной модели – это все большая расплывчатость понятия «квалификация». Многие комментаторы к месту и не к месту используют этот термин, зачастую говоря о «недостатке квалификации». В третичном обществе утверждать подобное бессмысленно. Поскольку нет пределов человеческому совершенству, любая квалификация по определению недостаточна и ее можно повысить. Но ни одна страна в мире не имеет инструментов, с помощью которых можно измерить квалификацию населения, а стандартные показатели наподобие количества лет обучения, увы, мало о чем говорят. Правомерно ли утверждать, что садовник или водопроводчик плохо справляется со своими обязанностями из-за того, что он не окончил среднюю школу или техникум? Навыки, необходимые для выживания в прекариате, мало связаны с формальным образованием.
