Николай Коротеев
Перевал
Очень не понравилось механику Лютову предложение Павла Сергеевича Сидорова, начальника одной из мехколонн на строительстве Байкало-Амурской магистрали.
"Конечно, дело почетное, - рассуждал Лютов, - быть командиром колонны бульдозеров, которые протащат по бездорожью на перевал экскаватор "Ковровец". Даже славное дело. И денежное - само собой..."
Но слишком живыми оставались в душе механика воспоминания о первом, осеннем походе по этому пути. Наломались - ладно, привычная вещь. Но ведь едва не попали под лавины. Правда, сейчас весна, но коли запуржит, тоже ой как солоно придется.
И непонятно было, почему Пал Сергеевич не приказывает, а просит...
- Какой я начальник? - морщась, протянул Лютов. Хитрые глазки его исчезали меж пухлых, ярко-красных щек, с которых недавно слезла шелуха обмороженной кожи, и нависших кустистых бровей. И тогда на всем лице Лютова главенствовал тоже ярко-красный нос сапожком, чрезвычайно подвижный, даже выразительный, можно сказать.
- Я-то думал обрадовать тебя повышением, а ты носом крутишь.
- Кручу, Пал Сергеевич, кручу. С детства за мной эта особенность водится. Все ребята смеются, а вы меня в начальники.
- Договорились вроде, а ты снова за старое,- улыбнулся Павел Сергеевич, откинувшись к стенке вагончика. Закуток за небольшим канцелярским столом был мал для дородного, одетого в телогрейку начальника мехколонны. Павел Сергеевич вроде бы маялся: то налегал на столешницу, то откидывался к стене.- Только время теряем, Лютов.
- Да я пришел к вам пять минут назад! - лицо Лютова вытянулось, и на Сидорова глядели округлившиеся небесного цвета глаза.
- А сколько я сам с собой спорил, прежде чем пригласить тебя? Не знаешь?
Лютов рассмеялся и спрятал глаза:
- Кто бы с вами спорил да носом крутил, если б асы пошли! Я и рядовым бы согласился.
- Ишь ты, нерпа байкальская! Абориген нашелся. Я-то тебя, когда ты в сосунках да салагах ходил, взял с собой бить зимник к перевалу! - Сидоров оторвался от стены и налег всем телом на столик, который вроде хрустнул от напора.- Взял!
- Так это вы! - Лютов снова вытаращил на начальство круглые глаза.
- А меня год назад на Байкальскую трассу Перемогин согласился взять. Так-то! Не боги горшки обжигают.
- Это у него получается,..- кивнул Л ютов и перевел взгляд с начальства за оконце вагончика-конторки. Там, за расчищенной поляной, нестерпимо искрящейся снегом, раскинулся урман, таежная глухомань, над которой в отдалении вздымались горные оснеженные увалы на фоне ясного неба. Склоны их выглядели гладкими. Наст прикрыл морщины распадков и каменистых круч, ровненькими выглядели конусы. Навела зима на них камуфляж.
- Чего ж замолчал? - нетерпеливо спросил Сидоров.
Шмыгнув носом-сапожком, Лютов продолжал смотреть в оконце, словно прикидывал что-то.
Павел Сергеевич знал: Лютов любил и погримасничать, и прибедниться. Да ведь это мелочь по сравнению с его целеустремленным упрямством, выдержкой и сметкой рабочего человека, которую он проявил при прокладке на перевал злополучного зимника. Злополучного, собственно, лишь потому, что Сидорову- вот как он сам теперь Лютову - поручили пробить зимник по крокам старой тропы, оставшейся от изыскателей БАМа, работавших здесь еще в начале тридцатых годов.
А на исходе ноября они по стуже, прохватившей землю и реки, мари и топи высоких болот на склоне, доставили к перевалу, к началу будущего тоннеля, горное оборудование. Предполагалось, что раньше следующей зимы экскаватор на перевале не потребуется. Однако комсомольский десант, доставленный вертолетами, взялся за дело с таким усердием, что в планы вошла немаловажная поправка. Экскаватор потребовался намного раньше - предположительно в начале лета. Доставить же его на перевал по раскисшим хлябям и думать было нечего. Переправить многотонную машину - "Ковровец" через болота, реки и речушки невозможно.
В межсезонье перетащить экскаватор целиком тоже нельзя. Еще перед доставкой "Ковровца" в мехколонну - тоже по зимнику - от конечной железнодорожной станции стрелу с ковшом сняли и везли на отдельном трайлере, как и сам экскаватор. В таком положении его и оставили для перевозки по таежному бездорожью. Делать это нужно было как можно скорее - торопила, подгоняла весна, на хвосте сидела. Дни становились все длиннее, солнце припекало все старательнее. Вагончики, кромки крыш мастерских вечером обвисали гирляндами сосулек, которые со звоном осыпались к полудню, и начинала бить спорая капель. По опушке вокруг комлей вытаяли в сугробах глубокие, до земли, лунки...
- Почему все-таки я, Павел Сергеевич? - прервал наконец затянувшееся молчание Лютов.
- "Почему" да "почему"... А почему - нет?
- Не зря же вы, как говорите, два часа думали. Сидоров вздохнул, перешел к главному, думать о котором было неприятно:
- Не зря, не зря... Помнишь наш последний рывок к перевалу?
- Это когда ветер сорвался с цепи и нас едва не сбросило со склона? Помню. Еще Петькин бульдозер на камень сел. Ветер выдул из-под траков снег, а под брюхом у машины обломок скалы. Хорошо - успели щебня подсыпать под гусеницы, а то бы пурга машину что на кол посадила.
- И мы двинули напролом вверх.
- Что было делать? Погибать?
- Погибнуть-то мы не погибли бы... Вряд ли...
- Как знать, Пал Сергеич, как знать.
- Ты меня, Лютов, не передразнивай, не передразнивай. Лютов спрятал в щелочках век голубизну глаз:
- Я и предложил идти напролом. Не по руслу речки-слаломистки. Помните, мы ее, речку, так и прозвали слаломисткой? Ишь ведь, как круто разворачивает она русло на склоне! Да и не только пурга надоумила так идти. Озверели мы от усталости.
- Хорошо, что ты понимаешь это "озверели". Очень важно! Я к тому, чтоб теперь не рвались вперед понапрасну, не спешили, правильно распределили силы на участках... Хотя противником у вас будет весна. Погонялка сильная, штука серьезная. И все ж постарайтесь пройти склон под перевалом, не по нашему старому пути. Сдерете вы всю почву, весь травяной покров и кустарник в пойме... И, чего доброго, пустите речку-слаломистку по новому крутому руслу. Тогда - беда...
"Вот в чем соль! - воскликнул про себя Лютов. - Он думает: не натворили ли мы непоправимого еще поздней осенью, а точнее - уже зимой..," - и сказал вслух:
- Если в первый раз не содрали...
- Там, на склоне, теперь обильное таяние снегов началось. С метеостанции сообщили. Если мы ненароком перерезали путь реки... Каньон через год, через два будет... Если река напрямик пошла...
- "Если", "если"... Чего ж вы, Пал Сергеич, на меня такую ношу взваливаете? - Лютов потупился, потер о промасленные колени ватных штанов вспотевшие ладони.- Если новой дорогой идти-пробивать ее надо... А где? Если старой... Теперь нечего о ней говорить... Беду на весь участок, на всю речную долину можем обрушить, А мне даете несмышленый народ. Что же мне там на месте лекции по охране природы им читать?
- Я ведь на всякий случай говорю. Понимаешь, на всякий случай. Зимой почва, как камень, и снег вроде амортизатора. Много его намело, мы словно траншею пробивали. Тут ведь важно, чтоб ты сам все понимал. Сердцем. Приказать тебе никто не прикажет... Стройка. Сам, брат, понимай. Да и трудно приказывать. Иного-то пути может просто не быть.
- Хоть бы уж не говорили всего... - Лютов опустил глаза, соображая, что тут не в приказе дело, а в совести.
- А что б ты обо мне там подумал?.. Когда своими глазами увидишь? А я смолчал бы о своих мыслях? А? Вот то-то и оно...
Лютов достал из кармана сигареты, но, покосившись на Павла Сергеевича, сунул пачку обратно.
- Кури,- махнул рукой Сидоров.- Ну побьет малость кашель... Отдышусь... Кабы не эта напасть, черт бы меня заставил в начальники пойти. Говорили здесь воздух другой, мол, отстанет совсем хвороба, а она вроде пуще... Да ты кури, кури.
- Я по привычке... Потерплю, - вздохнул Лютов, снова посмотрел в окошко вагончика. - Почему все-таки я?
- Потому что ты понимаешь то, о чем мы говорили. Это у тебя в сердце, не просто в мозгу, как бывает после лекции. А чертовски поработав, человек становится чертом и творит черт те что.
- Так я же предложил идти напролом! - рассердился Лютов.
- Но ты рассказал мне и о старухе. О твоей бабке-знахарке, о Марфе.
- Не бабка она была мне!
- Ты не кипятись. Ты, Лютов, не ерепенься. Бабка не бабка - это пустяки. Я знаю одно - ты понимаешь, что произошло или может произойти там, на склоне.
- Лучше бы не понимать! - проворчал Лютов.
- Машины я уже осмотрел,- сказал Сидоров.- Нужное сделано. Не беспокойся, Антон. На тебя я надеюсь, как на каменную стену.
"Бывает же так,- думал после ухода Лютова начальник мехколонны,- вспомнит человек что-то свое, глубоко личное, давнее для себя, а, оказывается, оно и для других важно, за душу берет, не идет из головы. Не знай я истории, рассказанной Лютовым еще зимой там, на перевале, не отправил бы его теперь старшим, потому что не был бы уверен-человек этот сделает все как надо, по совести..."
