Сергей Иванович Гусев-Оренбургский
Багровая книга
Погромы 1919-20 гг. на Украине
Памяти большого русского писателя и гражданина Сергея Ивановича Гусева-Оренбургского, умершего в эмиграции
Памяти русского общественного деятеля, близкого к «Союзу Возрождения России», председателя Комитета помощи пострадавшим от погромов, Николая Ивановича Ильина
Памяти великого множества безвинно убиенного еврейского народа
С.И. Гусев-Оренбургский
“Багровая книга. Погромы 1919-20 гг. на Украине.”
Изд-во “Ладога”, Нью-Йорк, 1983.
OCR: Александр Белоусенко; вычитка и форматирование: Давид Титиевский; май 2008.
--------------------------------------------
Печатается по изданию: С.И. Гусев-Оренбургский, Багровая книга. Погромы 1919-20 гг. на Украине. Харбин, издание Дальневосточного Еврейского Общественного Комитета помощи сиротам-жертвам погромов («ДЕКОПО»), 1922.
Many people have heard of the famous "Crimson Book." Few, if any, have read it. For it has been buried for more than sixty years in Soviet archives.
It is called Crimson, because its pages are drenched with rivers of human blood.
The book portrays the waves of bloody pogroms against Jews that swept the Ukraine in 1919–1920. It was written by a distinguished Russian writer, a former priest, son of an Orenburgh Cossack, Sergei Gusev-Orenburgsky. The pages of his book do not speak to the reader — they scream of pain and anger.
The document-based "Crimson Book" is remarkable for its deep penetration of human psychology, for its brief, precise powerful style, devoid of all sentimentality. It is these qualities that make the "Crimson Book" one of the most compelling works in world literature. The "Crimson Book" shows that always, in every era of persecution against Jews, indignant voices of the best representatives of Russian intelligentsia were heard, and that the great literature of Russia always resisted the waves of anti-Semitism. It is only in Soviet Russia that those voices are never heard.
It is our duty to bring this fiery book back from obscurity. Every man or woman who takes hold of it must preserve it and pass it on to the next generation, so that it is never lost, burned, or forgotten in archives. A wide distribution of this book may prevent a new Holocaust.
On the last page of this extraordinary book, the reader will find these words:
"Here are the facts. Speak of them, shout of them at the top of your voice. Citizens, people of good faith! It is your duty, your responsibility to the human race."
ПРЕДИСЛОВИЕ К НАСТОЯЩЕМУ ИЗДАНИЮ
«Багровая книга» — страшная книга. Багровая она потому, что на ее страницах реками запеклась человеческая кровь.
Таких книг немного в истории народов.
Составлена «Багровая книга» по официальным документам, докладам с мест и опросам пострадавших. Но документы эти и официальные материалы никогда бы не зазвучали с такой силой, если бы они не попали в руки большого русского писателя и гуманиста Сергея Ивановича Гусева-Оренбургского.
Это он, сын оренбургского казака, бывший священник, содрогнулся от вида человеческих деяний. Страницы его книги не говорят, — они кричат от боли и гнева.
«Багровая книга» начинается с Пролога. Он — как звуки трагической увертюры — простые, точные, краткие слова с силой падают и ударяют по струнам, предвещая бурю:
«Проходит перед нашими глазами… массовое кровавое действо, — страшный кровавый разлив, оставивший за собой все ужасы протекших времен.
Никогда не падало такое количество жертв.
Никогда евреи не были так одиноки.
Никогда безысходность их положения не была так ужасающа.
…Теперь по ним, распластанным по той же украинской наковальне, ударяет не молот, не два, а все молоты, какие только работают на этой дикой и злой почве. Они бьют по ним без устали, днем и ночью, летом и зимою.
…Теперь всё проходит на наших глазах. Мы видим, правда, только часть картины, ибо другие части закрыты еще непроходимыми кордонами. Но, что доступно нашим глазам и ушам, мы видим и слышим…
Мы слышим и считаем.
И скорбные результаты подсчетов могут быть только безмерно ниже действительности».
Вот уже более 60 лет «Багровая книга» захоронена в советских архивах. Считаем своим долгом выпустить эту книгу в свет, вытащить ее из архивной пыли, не изменив в ней ни строчки, ни орфографии, — с тем, чтобы слова этой БАГРОВОЙ книги — въелись в память всех — евреев и неевреев.
Такие книги должны жить, потому что они предотвращают угрозу новой Катастрофы.
Никакое описание не может передать ужас от простых и беспощадных слов этой книги.
Пусть потомки искалеченных, изнасилованных, зарубленных — всех убиенных — и потомки тех, кто калечил, насиловал, убивал, прочитают эту страшную книгу. И пусть они объединятся, чтобы никогда не допустить повторения жутких насилий над человеком, — над человеком, какой бы он ни был расы, национальности и вероисповедания.
Пусть кровь, так густо запекшаяся на страницах этой Багровой книги, остановит руку палача в любой точке земного шара.
В потоке крови и горя — вы узнаете много знакомых вам с детства мест. Многие наверняка узнают подробности о судьбе своих близких. Жители города Киева узнают о судьбе обитателей целых улиц и домов — адреса их точно указаны. География погромов — это география Украины. Вот далеко не полный перечень пострадавших от погромов городов, сел, местечек (названия старые): Киев, Житомир, Кременчуг, Екатеринослав, Нежин, Конотоп, Бахмач, Белая Церковь, Тараща, Черкассы, Смела, Проскуров, Елизаветоград, Фастов, Радомысль, Фельштин, Ровно, Тульчин, Умань, Винница, Погребище, Плисков, Гайсин, Тростянец, Новоград-Волынский, Янов, Теофиполь, Кривое Озеро, Каменный Брод, Брацлав, Фундуклеевка, Каменец-Подольский, Голованевск, Прилуки, Литин, Васильков, Чернобыль, Триполье, Ржищев, Иванков, Корсунь, Ладыженка, Новомиргород, Пирятин, Межигорье, Коростень, Борзна, Черняхов, Бердичев, Белошица, Ушемир, Россава, Золотоноша, Переяслав, Зятковцы — и т. д., и т. д.
Гусев-Оренбургский этой своей книгой сказал правду — жестокую и страшную. Он сказал ее, потому что любил Россию и хотел видеть ее народ духовно чистым и незапятнанным.
Истинный гражданин тот, кто не прячет правду от народа, а говорит: вот она, правда, горькая, страшная, и надо сделать так, чтобы эти позорные события не повторились. Ибо события эти страшны не только для евреев, которые тысячами и миллионами уже почти столетие бегут из России — от погромов, от физического истребления, от унижений. Они страшны для всего российского народа, потому что они развращают его душу. Там, где ребенок с детства видит, что топором и ножом или просто нагайкой можно расправиться с бесправным инородцем, — там этот ребенок, став взрослым, привычно пустит в ход топор и нож и по другому поводу. Привычка пускать кровь из другого кончается привычкой пускать кровь из своего же брата…
Истинный гражданин тот, кто не прячет правду от народа, а говорит: вот она, горькая и страшная! Надо сделать так, чтобы смыть пятно этого позора.
* * *
Мы слышали о еврейских погромах — но разве мы о них знали? Нет, в Советском Союзе об этом не принято вспоминать. Поколения, которые родились уже в 30-40-х годах и позже, — знали о погромах только понаслышке. Разве мы знали, как кололи штыками, рубили на части беззащитных людей, как закапывали их полуживыми в могилы, как топили, сжигали живьем сотни тысяч людей — еще до гитлеризма — только за то, что они евреи? Вот, оказывается, когда уже запрягали людей, заставляли жертв рыть себе могилы, есть землю, петь — на потеху убийцам — громко, «от сердца», когда терзают и убивают. Вот, оказывается, когда уже зарывали живьем в могилу, — послушайте, что рассказывает об этом еврейская женщина, одна из бесчисленных страдалиц «Багровой книги»:
«…мужа загнали на христианское кладбище и легко ранили в плечо. Затем раздели донага и бросили в заранее вырытую могилу. Стали засыпать землей.
Муж сел в могиле.
Стал умолять не убивать его.
Мольбы не помогали.
Тогда он принялся выбрасывать руками из могилы землю.
Убийцы не препятствовали.
Они только смеялись:
— Посмотрим, кто одолеет.
Их было пять человек
Когда мы впоследствии откопали его, он лежал лицом вниз, с согнутыми ногами и ртом, забитым землей».
Это было в Елизаветограде.
А вот что произошло на вокзале в Черкассах:
«Раздели нас, оставили в одном белье.
И стали расстреливать.
Первым упал Коневский.
…Что было после, — я не знаю.
Очнулся я вечером, в темноте; боль в костях и животе была такая острая, что я сейчас же снова потерял сознание, но через несколько минут пришел в себя. Рядом со мной лежали трупы. Я поднялся на ноги, белье мое было все в крови, недалеко от меня раздавались стоны умирающего. Я собрал все свои силы и стал пробираться к нему. Кругом никого не было, совершенно тихо, и в тишине стоны явственно слышались.
Я, однако, его не мог найти.
…Опять потерял сознание.
Сколько я пролежал в забытьи, не знаю, но, когда очнулся, оказалось, что я лежу рядом с Коневским, и что это он стонет.
— Коневский, — обратился к нему, — может, вы встанете, и мы постараемся пробраться домой?
— Нет, — ответил он, — я умираю. Прошу вас: найдите сына, положите его рядом со мной, я его хочу перед смертью обнять.
