А. Востриков
Книга о русской дуэли
Посвящаю моим родителям Нине Александровне и Виктору Ивановичу
Уже оскомину набили рассуждения о дуэлях Пушкина и Лермонтова. Напишите о том, как стрелялись никому не известные поручик Иванов с коллежским асессором Петровым… И назовите вашу книгу — «О дуэли для начинающих»…
Ю. М. Лотман. Из частной беседы
Современные представления о дуэли приблизительны и в значительной степени ложны. Ситуация парадоксальная. Очевидно, что этот уникальный феномен занимает очень существенное место в русской культуре XVIII–XIX веков. Для многих наших современников поединок является символом золотого века благородства и чести. Кажется, говорить о русской послепетровской культуре и обойти дуэль — невозможно. И тем не менее дуэль обойдена вниманием современных исследователей. Когда еще только начиналась работа над этой книгой, русских исследований о дуэли практически не существовало, хотя вообще о поединках сказано очень много. Почти у каждого писателя (особенно в XIX веке) есть или эпизод, или целое произведение, посвященное дуэли. Многие мемуаристы описали или хотя бы упомянули известные им дела чести.
Все это написано о конкретных дуэлях — но не о дуэли как общественном явлении.
Типичный парадокс: все дерутся на поединках, но они остаются уголовным преступлением. А разве можно напечатать руководство для совершения преступления?! И до самого конца XIX века в России не было своих дуэльных кодексов. Иностранные тоже не очень прижились (даже самый авторитетный французский кодекс Шатовильяра, составленный в 1836 году). Наши предки стрелялись не по-писаному, полагаясь на традицию, общественное мнение и свои личные представления о чести.
Парадокс продолжается. В 1894 году Александр III решил, что только дуэль может поддержать офицерскую честь. Были опубликованы «Правила о порядке разбирательства ссор в офицерской среде», согласно которым суд общества офицеров имел право назначить поединок и отказаться от него можно было только выйдя в отставку. Вслед за этим замечательным документом, который не отменял уголовную ответственность за дуэль, а только заранее обещал помилование тем, кто будет стреляться «по правилам» и «согласно высочайше установленного порядка», последовала целая лавина — нет, не поединков, а статей и книг! Появилось сразу несколько кодексов (В. Дурасова, С. Важинского, А. Суворина, «адаптированный» кодекс Б. Тонского, перевод кодекса Ф. фон Болгара и другие). В журнальных статьях развернулась довольно активная дискуссия на тему: что такое дуэль — высочайшая милость, которой надо как можно активнее пользоваться, или же высочайшая кара (чтобы все буяны и негодяи поскорее друг друга перестреляли)? Вышло несколько пособий для секундантов, которые с хронометром и линейкой в руках должны определять, все ли правила были соблюдены. Из всего этого множества голосов почти сразу выделилось два громких: одни дуэль понимали, принимали и поддерживали, другие не принимали и не понимали. Причем непонимание становилось основным аргументом: дуэль бессмысленна! дуэль абсурдна!
Вопрос остался открытым, а после революций и гражданской войны был закрыт. Затем о дуэли долго не писали, а там, где обойти эту «барскую причуду» было невозможно (например, в биографиях Пушкина и Лермонтова), говорили о ней сдержанно, без обобщений, не отходя от конкретного материала. Некоторые исследователи использовали тему дуэли для поиска заговоров против великих писателей и для разоблачения «свинцовых мерзостей» царизма.
Существуют зарубежные исследования о русских дуэлях (например, книга Кристин Шолле «Дуэль в русской литературе» {186}[1]), но все эти работы практически недоступны нашему читателю.
В отечественной литературе интерес к повседневной жизни русского дворянства, и в том числе к дуэли, стал возрождаться в 1960-е годы. Особенно хочется отметить работы Ю. М. Лотмана. Небольшой по объему раздел из его комментария к «Евгению Онегину» {108} и сорокаминутная лекция о дуэли в цикле телевизионных «Бесед о русской культуре» (переработанный и дополненный вариант этого цикла опубликован в 1994 году {104}) до сих пор являются лучшим теоретическим осмыслением феномена русской дуэли.
Отчасти заполняет образовавшуюся лакуну вышедшая в 1989 году книга Я. А. Гордина «Право на поединок»; впрочем, она о Пушкине и затрагивает проблему поединков постольку, «поскольку Пушкин выбрал именно дуэль, чтобы разрубить роковой узел, затянувшийся в конце его жизни» {47, с. 5}. Дуэльные главы этой книги собраны и дополнены в другой работе Я. А. Гордина — «Русская дуэль», опубликованной в 1993 году {48}.
Вообще о дуэли Пушкина (последней) написано чрезвычайно много, больше, чем обо всех других российских дуэлях вместе взятых. Нам же хотелось написать о дуэли как таковой; если пользоваться научным языком, то нас интересовала дуэль как культурный феномен, дуэль как ритуал, поэтика этого ритуала; язык дуэли и его элементы; дуэль как часть жизни русского дворянина, реалия его быта.
Однако научной терминологией мы в этой книге пользовались по мере необходимости, а в основном старались дать слово самим героям нашего исследования. Чувство чести (point d'honneur, как называли дворянскую честь, «честь дуэлиста» не только во Франции, но и в России) — это именно чувство, которое не всегда можно объяснить или описать. Надеемся, что, прочитав эту книгу, кто-то сможет увидеть дуэль изнутри, «примерить на себя» чувство дворянской чести, как можно примерить рыцарские доспехи или подержать в руках старинный «ствол Лепажа».
Такая установка отчасти оправдывает нас в отношении использования материала. В настоящей книге мы опирались и на теоретические работы (большей частью дореволюционные), и на мемуары, и на художественную литературу. В строгом историческом исследовании такой разнобой вряд ли допустим, но для нас равно важны все описания дуэли, так или иначе отражающие представления российских дворян. Мы надеемся, что требовательный читатель сам сможет отделить зерно от плевел и составит собственное мнение об описываемом нами явлении.
В заключение хочется выразить признательность тем, кто на разных этапах подготовки книги помог поддержкой и советами, — Г. Г. Амелину, А. Ф. Белоусову, М. Я. Билинкису, А. Б. Блюмбауму, Д. В. Болотову, К. Г. Исупову, А. А. Савельеву. К сожалению, нет возможности назвать всех, кто оказал содействие в сборе мемуарного и литературного материала. Особую благодарность приношу В. Ф. Миронову, предоставившему возможность ознакомиться с рукописью исследования об истории российского законодательства о дуэли. Хочу особо поблагодарить Н. А. Шешину и всех сотрудников Научной библиотеки имени М. Горького при Санкт-Петербургском государственном университете за предоставленный материал и помощь в подготовке текста. Наконец, эта книга просто не состоялась бы без постоянной помощи Е. Н. Грачевой.
P.S. Книга написана десять лет назад, последний вариант предисловия — пять лет назад. С тех пор было напечатано несколько статей {32–35}, сделаны доклады на конференциях, прочитан спецкурс в Тартуском университете.
P.P.S. Подписи в тетрадках иллюстраций написаны в ином стиле, нежели основной текст. Нелепо было бы повторяться и цитировать самих себя. Мы постарались прокомментировать именно рисунки и портреты, а не те события, которые с ними связаны и уже описаны в нашей книге.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
НЕМНОГО ИСТОРИИ
Дуэль как социокультурный феномен. Дворянский кодекс чести. Дуэль как институт регулирования отношений дворянской чести. Традиции военного поединка: аристия, рыцарский турнир, карусель. Судебный поединок. Поединок как зрелище: гладиаторские бои, ассо, кулачные бои. ПРИЛОЖЕНИЯ: Материалы о каруселях. Поле
В наше время слово «дуэль» употребляется в столь различных, иногда взаимоисключающих смыслах, что необходимо сначала определить суть этого вполне конкретного социокультурного феномена и отделить дуэль от явлений родственных и схожих. Итак, дуэль — это ритуал благородного разрешения и прекращения конфликтов, затрагивающих личную честь дворянина.
В сословной структуре послепетровского российского государства главенствующее положение занимало дворянство. Оно имело исключительные права, но эта исключительность ко многому обязывала. Исключительность требовала сословной обособленности, замкнутости. Хотя Петр I и открыл формально сословие для выслуживших чин людей неблагородного происхождения, хотя приливы и отливы фаворитизма подчас ставили на первые места в государстве целые семейства из самых низов, тем не менее такие случаи были исключениями; для «новых» дворян подобная «милость» являлась лишь первым шагом к тому, чтобы стать настоящими дворянами Российской Империи.