Александр Meщеряков - Книга японских обыкновений

Одно из прельщающих меня свойств японской культуры состоит в том, что к телесному она относится со спокойствием, справедливо считая, что без него сама жизнь стала бы невозможной. Оттого и эти бесконечные разговоры японцев о еде, болезнях, банях, утреннем «стуле», ну и так далее. В литературе этого полно, а уж про телевизор и говорить нечего: с утра до вечера что у кого где и как болит в деталях показывают. Или же пищевые цепи в подробностях расписывают. То есть кто кого кушает к обеду-завтраку. Или кто как детей делает. В объектив попадают и рыбы, и кенгуру, и насекомые всякие. Тоже в деталях и в самое лучшее время, когда в иных странах боевики крутят. Японцам это важным кажется.

В иноземную культуру можно вникать по разному. Традиционно советский подход заключается в задирании головы и пристальном вглядывании в «высокое» (будь то картина или памятник архитектуры), в чтении памятников классической литературы, которых японская культура породила действительно много. Я ничего не имею против такого любования, но все же осмелюсь сказать, что японская культура состоит не только из буддийской иконографии и «Повести о Гэндзи». В ней есть и нечто иное, не менее важное.

Никто не станет носить творения «высокой моды» семь дней в неделю — люди могут восхищаться ею, но их повседневный гардероб состоит из совсем других вещей, ибо положение «задрав голову» не может обеспечиваться шейными позвонками сколько-нибудь долго.

Впрочем, советский подход — не совсем советский. Если копнуть хоть чуть поглубже, окажется, что его истоки скрываются в христианском миропонимании, когда все телесное — будь то само голое тело или же то, что это тело из себя исторгает — сопли и разные прочие отделения, — оказывается по меньшей мере недостойным изучения и размышлений «в приличном обществе» (медики — не в счет). За исключением, естественно, слез.

Я хочу сказать, что высокую культуру должно что-то подпирать — иначе она отрывается от земли и улетает, словно воздушный шарик, туда, где становится нечем дышать.

И так, я попытаюсь рассказать о «низком» в жизни японцев. Другими словами — об их телесном и околотелесном пространстве. Весь строй жизни японцев и их культура к тому подталкивают. Я бы определил дисциплину своих рассказов как «культурную физиологию». Отсюда и некоторые особенности изложения — через предметы, привычки и пристрастия я пытаюсь показать, как «работают» японский глаз, рот, руки-ноги и более интимные части тела. Ну и, естественно, голова тоже, потому что все, о чем я стану рассказывать, из нее и взялось.

Конечно же, предлагаемые читателю очерки не претендуют на всеохватывающую полноту, но все-таки кое-что важное мне, кажется, зафиксировать удалось. При этом я старался не трогать общих мест и по возможности отмежеваться от японских садов, цзэн-буддизма, харакири, Фудзиямы и иных вещей, о которых можно прочесть и без моей скромной помощи.

Читать эту книгу можно с любого заинтересовавшего вас места. С одним, правда, исключением. Будучи приучен смотреть на что бы то ни было в историческом движении, я старался дать понять, что откуда взялось и во что вылилось. Поэтому в тексте довольно часто встречаются обозначения тех или иных не слишком привычных отечественному уху хронологических периодов.

Так что лучше все-таки сначала прочесть вполне занудную хронологическую памятку, где приводятся самые основные характеристики той или иной эпохи. А уж потом — что кому понравится.

Считая себя достаточно близко знакомым как с Россией, так и с Японией, я не мог иногда сдержать искушения сказать по поводу обеих что-нибудь озорное. Что отнюдь не отменяет, но, наоборот, предполагает — определенную интимность отношения к ним и является неловкой попыткой признания в любви по отношению к этим особам женского пола.

1. Палеолит (40 000—13 000 лет назад). Памятники палеолита, открытые только в послевоенное время, немногочисленны, а их атрибуция вызывает много вопросов.

Хозяйственные занятия: охота и собирательство.

Антропологический состав населения неясен.

2. Период дзёмон (соответствует неолиту; 13 000 лет назад—III в. до н. э.). Назван так по типу керамики с «веревочным орнаментом» (дзёмон).

Хозяйственные занятия: собирательство, охота, рыболовство (речное и морское).

Культура дзёмон распространена на всей территории архипелага (от Хоккайдо до Рюкю). Неизвестно в точности, какие племена жили тогда на территории Японии (возможно — аустронезийского происхождения), но совершенно понятно, что к будущим японцам они имеют самое опосредованное отношение.

3. Период яёй (бронзово-железный век; III в. до н. э. — III в. н. э.). Назван по специфическому типу керамики, впервые обнаруженному в Яёй (район Токио).

В это время наблюдаются крупные миграции с материка (в основном через Корейский полуостров), принесшие на архипелаг культуру заливного рисосеяния, технологию производства металлов, шелкоткачество и другие хозяйственные новшества.

Процесс смешения с местным населением приводит к появлению протояпонцев и протояпонской культуры. Основной ареал распространения: север Кюсю и Центральная Япония.

4. «Курганный» период (III–VII вв.). Назван так по многочисленным и масштабным погребальным сооружениям курганного типа, свидетельствующим о том, что в обществе появились начальники и подчиненные. Возникает и протояпонское государство (самоназвание — Ямато). Начинается распространение буддизма.

Поначалу Ямато вмешивается в политические распри на Корейском полуострове, но начиная со второй половины VI в. этот регион окончательно входит в орбиту китайского влияния. Осознав свою военную и культурную неполноценность, предводители («императоры») Ямато приступают к целенаправленным заимствованиям из Китая (письменность, государственное устройство, теория и практика управления и т. д.).

В 646 г. начинается длительный период реформ, ставящих своей целью превращение Ямато в «цивилизованное» на китайский манер государство.

5. Период Нара (710–794 гг.). Назван так по местонахождению первого японского «настоящего» города — столицы Нара (Центральная Япония, неподалеку от Киото).

Происходит смена названия страны с «Ямато» на «Япония» (от «Нихон» — «там, откуда восходит солнце»). Идет активное строительство бюрократического аппарата по китайскому образцу.

Государство в это время было эффективным, сильным и высокоцентрализованным. Появляются первые письменные памятники (мифологическо-летописные и законодательные своды, поэтические антологии).

6. Период Хэйан (794—1185 гг.). Назван так по местонахождению новой столицы — Хэйан (буквально: «столица мира и спокойствия», современный Киото, формально остававшийся столицей, то есть резиденцией императора, до 1868 г.).

Это время отмечено упадком государственной власти. Контакты с Китаем и Кореей на официальном уровне прекращаются. Зато возникает блестящая и несколько женственная аристократическая культура. Создается национальная письменность — на основе китайской иероглифики и изобретенной в Японии слоговой азбуки.

7. Период Камакура (1185–1333 гг., сёгунат Минамото). Называется так по ставке военного правителя (сёгуна), первым из которых был Минамото Ёритомо.

В конце периода Хэйан пренебрежение аристократами делами управления, отсутствие притока во властные структуры новых людей привели к установлению господства воинов-самураев, которое продолжалось до 1867 года. Тем не менее, император всегда оставался верховным жрецом синтоизма, и попыток свержения правящей династии не наблюдалось.

8. Период Муромати (1392–1568 гг., сёгунат Асикага). Называется так по ставке сёгунов из рода Асикага в Муромати (район Киото).

Постоянные феодальные междоусобные войны (особенно во второй половине этого периода). В конце эпохи — рост городов, сопровождавшийся развитием городской светской культуры, первые контакты с европейцами (в основном — с купцами и христианскими миссионерами).