Александр Сидоров - Великие битвы уголовного мира. История профессиональной преступности Советской России. Книга вторая (1941-1991 г.г.)

Мы не случайно начинаем рассказ об очередной «великой битве» в российском уголовном мире с цитаты из песни Владимира Семёновича Высоцкого. Потому что начало Великой Отечественной войны — это в то же время и начало постепенного раскола в «блатном братстве», кульминацией которого явилась вспыхнувшая в конце 40-х годов так называемая «сучья война».

Война поначалу не предвещала коренной ломки в советском преступном сообществе. Это вовсе не значит, что она не затронула уголовников и арестантов. Наоборот! Великая Отечественная всколыхнула весь ГУЛАГ. Заключённые сполна испытали на себе трагедию начального периода войны:

С самого начала военных действий в местах лишения свободы стали распространяться пораженческие настроения. Циркулировали не имевшие под собой никакого основания слухи о том, что неоднократно судимые будут вывезены на Север и ликвидированы, как в 1937–1938 годах. (С. Кузьмин. «Организованные преступные группировки в местах лишения свободы»).

Полковник Кузьмин, мягко говоря, не совсем прав. Разговоры о ликвидациях заключённых имели под собой основание. Может быть, не о тщательно спланированных и заранее продуманных — скорее, вызванных безалаберностью, паникой, желанием работников ГУЛАГа быстрее и проще выполнить задачу эвакуации арестантов. Но уж точно ликвидации эти были достаточно массовыми.

В первые месяцы войны из Центральной России и других регионов, которые могли быть оккупированы фашистами в первую очередь, подлежали эвакуации более 750 тысяч арестантов! Многие этапы проделывали тысячекилометровые переходы пешком, как в далёкие царские ссыльнокаторжные времена. Существуют свидетельства, что под влиянием возникшей паники заключённых не эвакуировали, а расстреливали без суда и следствия.

Особое внимание уделялось уничтожению арестантов, которые, с точки зрения сталинского руководства, ни в коем случае не должны были попасть в руки гитлеровцев. Например, приказ № 2756 от 18 октября 1941 года предписывал специальной группе сотрудников НКВД выехать в Куйбышев для расстрела 21 «врага народа», а попутно расстрелять ещё четверых в Саратове. Соответствующие списки утверждал лично Сталин, составляя их вместе со своими соратниками Маленковым, Молотовым, Ворошиловым, Хрущёвым… Разумеется, под многими расстрельными списками стоит подпись Лаврентия Берии — в то время наркома внутренних дел и генерального комиссара госбезопасности.

Уже в это время власти с целью избавиться от лишней «обузы» начинают проводить политику умеренного освобождения зэков и отправки их на фронт. Поначалу это не касалось профессиональных уголовников. 12 июля 1941 года Президиум Верховного Совета издаёт Указ «Об освобождении от наказания осуждённых по некоторым категориям преступлений». Он не затрагивает лагерников, отбывающих наказание по 58-й «политической» статье, и профессиональных «уркаганов». Свободу получают те, кто осуждён за малозначительные преступления, учащиеся ремесленных, железнодорожных училищ и школ ФЗО (фабрично-заводского обучения), осуждённые по Указу от 28 декабря 1940 года — за нарушение дисциплины и самовольный уход из училища (школы). Добавим сюда же беременных женщин и матерей, имеющих малолетних детей (кроме осуждённых за «контрреволюционные преступления», бандитизм, а также уголовниц-рецидивисток).

24 ноября 1941 года Президиум ВС СССР распространяет действие этого Указа также на бывших военнослужащих, осуждённых за несвоевременную явку в часть и малозначительные преступления, совершённые до начала войны. Разумеется, эти люди сразу же направлялись в части действующей армии.

В целом по этим указам освобождается более 420 тысяч заключённых, годных к военной службе. Совершенно очевидно, что к такому шагу руководство страны не в последнюю очередь подтолкнула обстановка на фронтах, огромные потери Красной Армии и её тяжёлые поражения.

Однако заметим: речь идёт об отправке бывших зэков в обычные части действующей армии! В 1941 году не существовало ещё тех самых легендарных штрафбатов, которые воспел Владимир Высоцкий:

Перед войной система мест лишения свободы включала в себя 53 исправительно-трудовых лагеря, 425 исправительно-трудовых колоний (в том числе 172 — промышленных, 83 — сельскохозяйственных), 172 контрагентских колонии и 50 колоний для несовершеннолетних правонарушителей. По состоянию на 1 января 1941 года в них содержалось 1.929.729 человек…

Обстоятельства военного времени вынудили провести большую работу по эвакуации заключённых, находившихся в непосредственной близости к театру военных действий. Эвакуации подверглись 27 лагерей и 210 колоний с общим числом заключённых 750 тысяч человек. Кроме того, пришлось эвакуировать 272 тюрьмы, в которых содержалось 141.527 человек. Эвакуация контингента в силу особых условий сопровождалась людскими потерями. Представление об этом можно составить по справке Тюремного управления НКВД СССР от 24 января 1942 года, в которой были подведены итоги эвакуации тюрем. В ходе эвакуации по различным причинам выбыло около 43 тысяч человек (21.504 — остались не вывезенными, 7.444 — освобождены при эвакуации, 819 — бежали при бомбёжках, 264 — бежали из-под конвоя, 23 — погибли при бомбёжках, 59 — убиты при попытке к бегству, 346 — освобождены налётом банды, 9.817 — расстреляны в тюрьмах, 674 — расстреляны конвоем в пути следования при подавлении бунта и сопротивления, 769 — незаконно расстреляны конвоем в пути, 1.057 — умерли в пути следования).

Штрафные батальоны появились позже. И в ту пору они не были рассчитаны на бывших арестантов.

Оказывается, враг не без основания считал, что «морально мы слабы». Уже в самом начале Великой Отечественной, 16 июля 1941 года, Государственный Комитет Обороны, обеспокоенный катастрофической ситуацией на фронтах, принимает постановление, которое следовало довести до сведения каждого бойца, прочесть «во всех ротах, батареях, эскадронах и авиаэскадрильях». В этом документе, помимо всего прочего, прямо признавалось:

Воздавая честь и славу бойцам и командирам, ГКО считает вместе с тем необходимым, чтобы были приняты строжайшие меры против трусов, паникёров, дезертиров.

Паникёр, трус, дезертир хуже врага, ибо он не только подрывает наше дело, но и порочит честь Красной Армии. Поэтому расправа над паникёрами, трусами и дезертирами и восстановление воинской дисциплины является нашим священным долгом….

Что означало слово «расправа» в те времена и в той обстановке — достаточно ясно. Поначалу паникёров, трусов и дезертиров попросту расстреливали на месте. Более того: в стране был накоплен такой богатый опыт «разоблачения» всевозможных «врагов», что указание сверху было воспринято как прямой призыв к действию:

Инициатива сверху подхватывалась ретивыми чиновниками и военными на местах. В результате масштабы репрессий достигали таких пугающих размеров, что самому же сталинскому руководству приходилось вмешиваться и регулировать этот процесс. Так, 4 октября 1941 года Сталин и Шапошников подписали приказ «О фактах подмены воспитательной работы репрессиями». В нём отмечались частые случаи незаконных репрессий и грубейшего превышения власти со стороны отдельных командиров и комиссаров по отношению к своим подчинённым: расстрелы без оснований, побои, извращения дисциплинарной практики, самосуд и т. д. Указывалось, что «забыта истина, согласно которой применение репрессий является крайней мерой, допустимой лишь в случаях прямого неповиновения в условиях боевой обстановки или в случаях злостного нарушения дисциплины и порядка лицами, сознательно идущими на срыв приказов командования» («Обречённые триумфаторы». — «Родина» № 6–7, 1991).