Михаил Ципоруха - Первопроходцы. Русские имена на карте Евразии

В XVII–XX веках русские мореплаватели, землепроходцы и ученые-натуралисты открывали и для страны, и для мира многие географические объекты в северных морях, в Сибири и на Дальнем Востоке, в Средней и Центральной Азии — острова и полуострова, заливы и проливы, реки и озера, горные вершины и хребты. На картах появлялись десятки и сотни новых названий, связанных с именами русских путешественников и исследователей. Просвещенная Европа и весь остальной мир восторгались ими, нашими предками. «Продвижение русских через Сибирь в течение XVII века, — писал английский ученый Дж. Бейкер, — шло с ошеломляющей быстротой… На долю этого безвестного воинства достается такой подвиг, который навсегда останется памятником его мужеству и предприимчивости и равного которому не совершил никакой другой европейский народ».

О наших прославленных путешественниках С. И. Челюскине, братьях Лаптевых, Н. Н. Миклухо-Маклае, Н. М. Пржевальском, И. Ф. Крузенштерне, Г. И. Невельском, Ф. Ф. Беллинсгаузене знают и в Европе, и в Австралии, и в Америке.

В этой книге рассказано о тех исследователях, чьи имена не так известны. К сожалению, о них вспоминают редко, а многие из них забыты или почти забыты. Однако деятельность этих первопроходцев, страстно мечтавших о неизведанных землях, была направлена на благо страны и немало способствовала развитию отечественной науки, унаследованной такими же мечтателями, увлеченными людьми — учеными нашего времени.

В 30-х годах XVII века русские казаки и промышленники закрепились в Якутске на Лене и, базируясь на Ленские остроги и зимовья, в поисках «новых землиц» двинулись и морской дорогой на восток от устья Лены, и прямо на восток по сухопутью, и на юг по Лене и ее правым притокам. До них доходили от местных племен смутные слухи о том, что на востоке простирается огромное море, а на юге за хребтами течет широкая, полноводная река «Чиркол или Шилкор» (ясно, что речь шла несомненно о реках Шилке и Амуре).

Томский казачий атаман пятидесятник Дмитрий Епифанович Копылов, служилый человек Фома Федулов и енисейский подьячий Герасим Тимофеев 11 января 1636 года подали томскому воеводе князю Ивану Ивановичу Ромодановскому челобитную, в которой утверждали, что знают дорогу «на реку Сивирюю, а живут на той реке тунгусы многие… а на тебя, государь, ясака (подать, которую взимали ценными мехами) с тех тунгусов не имывано, а служилые твои государевы люди в тех землицах не бывали». Челобитчики просили князя отпустить их на эту реку и снабдить экспедицию оружием и продовольствием.

Воевода послал с Копыловым в поход 10 конных и 40 пеших казаков. В 1637 году Копылов привел отряд из Томска в Якутск, главный острог «Ленской землицы». В составе отряда были даже подьячий и кузнец «для пищальных поделок и для всяких судовых дел». Наверное, в Якутске никто не мог указать Копылову дорогу к этой таинственной реке, на берегах которой можно было добыть много «мягкой рухляди», то есть ценных мехов. Как ни странно, но направление атаман выбрал правильное.

Весной 1638 года отряд Копылова со взятым из Якутска переводчиком-толмачом Семеном Петровым по кличке Чистой спустился по Лене до устья ее правого притока Алдана, а затем пять недель на шестах и бечевой поднимался вверх по нему. В конце июля в 100 верстах (около 107 километров) выше устья реки Май, правого притока Алдана, Копылов поставил Бутальское зимовье и объясачил окрестных тунгусов (теперь их зовут эвенками) и якутов. Это зимовье стало базой для формирования разведывательных отрядов по поиску пути к неведомым морям и рекам.

Именно там, в Бутальском зимовье, были получены самые ранние сведения о существовании в низовьях впадающей в море реки Чиркол «серебряной горы» (гора Оджал). А ведь на Руси в ту пору ощущалась острая нехватка серебра. Именно поэтому на поиски этой горы решено было в конце 1638 года отправить с Алдана специальную экспедицию.

Поздней осенью 1638 года Копылов направил к верховьям Алдана отряд казаков с целью разыскать таинственный «Чиркол», но нехватка продуктов заставила посланных вернуться. Из расспросов местных жителей казаки узнали, что за горным хребтом Джугджур находится большое море. Возникла идея отправки экспедиции к устью Чиркола по этому морю.

В мае 1639 года Копылов отправил на разведку пути к «морю-окиану» отряд во главе с томским казаком Иваном Юрьевичем Москвитиным. В составе отряда было 20 томских казаков и 11 красноярских. Вели отряд проводники-эвенки. В отряде состоял казак Нехорошко Иванович Колобов, который, как и Москвитин, представил в январе 1646 года «скаску» о своей службе в этом походе. Обе эти «скаски» явились важными документами, осветившими обстоятельства выхода русских землепроходцев к Охотскому морю.

Приведем строки из «скаски» казака Нехорошка Иванова сына Колобова.

«В прошлом де во 147 году (1639 год) с Алдана реки из Бутанского острожку посылал на государеву службу томской атаман Дмитрей Копылов томских служилых людей Ивашка Юрьева сына Москвитина да их казаков, с ним тритцать человек на большое море окиян, по тунгусскому языку на Ламу.

А шли они Алданом вниз до Май реки восьмеры сутки, а Маею рекою вверх шли до волоку семь недель, а из Май реки малою речкою до прямого волоку в стружках шли шесть ден, а волоком шли день ходу и вышли на реку на Улью на вершину, да тою Ульею рекою шли вниз стругом плыли восьмеры сутки и на той же Улье реки, зделав лодью, плыли до моря до устья той Ульи реки, где она впала в море, пятеры сутки. И тут де они, на усть реки, поставили зимовье с острожком».

Вскоре после того, как отряд Москвитина в июне 1639 года вышел на реку Маю, выяснилось, что среди тунгусов, сопровождавших казаков в качестве вожей (проводников), есть две женщины, которые уже бывали в Приамурье. Они первыми и сообщили казакам, что нижнюю часть реки Чиркол называют еще Омуром или Амуром. Так впервые русские узнали это новое название — Амур, и впоследствии известный географ второй половины XVII века голландец Н. Витсен определил его как «московское слово».

Дорога к Охотскому морю по незнакомому маршруту была трудной и опасной. Прилагая немалые усилия, казаки протащили лодки по мелким рекам. В пути им не раз приходилось бросать одни и строить новые струги и лодьи, преодолевая волоки и водопады на горных участках рек. Это поистине был путь в неизвестность.

Из Бутальского зимовья казаки поплыли на дощанике, речном плоскодонном парусногребном судне, корпус которого был сбит из досок. При подъеме по Мае казаки шли в основном бечевой, но используя и весла, и шесты. Из Май они поплыли по небольшой и мелкой реке Нудыми, впадающей в Маю слева (близ 138°20′ восточной долготы). В ее устье казаки оставили дощаник, на котором плыть далее было нельзя, видимо, из-за его большой осадки. Они построили два струга и продолжили подъем вверх по реке. Далее путь шел по сравнительно короткому перевалу на открытом ими хребте Джугджур, отделяющем речную систему Лены от рек, текущих в Охотское море.

На перевале им пришлось бросить струги. В верховьях притока реки Ульи они построили новый струг и ниже водопада изготовили байдару, лодку, вмещавшую до 30 человек, которую Колобов называл лодьей. В августе 1639 года отряд Москвитина впервые вышел к морю, которое назвали Ламским (от тунгусского слова лама — «большая вода»; теперь Охотское море). У устья Ульи казаки Москвитина построили несколько изб, окружили их изгородью из заостренных вверху бревен и окопали рвом. Это зимовье (небольшой острог) стало первым поселением русских на дальневосточном побережье.

Особо казаков поразило обилие рыбы в местных реках и соболя в прибрежной тайге. В «скасках» об этом походе содержатся самые первые сведения о тихоокеанских лососевых рыбах: кете, горбуше, кижуче, мальме. Колобов отметил в «скаске»: «Да они ж де ис того ж острожку ходили морем на Охоту реку трои сутки, а от Охоты до Ураку одне сутки… А те де реки собольные, зверя всякого много и рыбные, а рыба большая, в Сибири такой нет, по их языку кумжа, голец, кета, горбунья, столько де ее множество, только невод запустить и с рыбою никак не выволочь». В донесении казак, не сдержавшись, выразил свое удивление тем, что быстрым течением рыбу выбрасывает на берег, и берег оказывается почти весь усыпан этой рыбой, «и ту лежачую рыбу ест зверь — выдры и лисицы красные, а черных лисиц нет».