Михаил Козырев
Подпольные миллионеры: вся правда о частном бизнесе в СССР
Раньше близко сталкиваться с такими людьми мне не приходилось. Выйдя из подземного перехода на Пушкинской площади, я увидел кучку странноватых персонажей с самодельными плакатами «Вывести войска из Чечни!», «Пусть сдохнут все имперские мечты!», «Не делайте Ингушетию второй Чечней!» и тому подобными.
Напротив этих довольно бедно одетых людей стояло несколько мужчин в добротных костюмах и куртках. Один из них добросовестно снимал на видеокамеру все происходящее. «Это что, фээсбэшники, что ли?» – удивился я. Один из тех, с кем я должен был встретиться, находился как раз в той кучке, которую снимал на видео человек в штатском. Это не то чтобы меня сильно пугало, но вносило в сюжет некую интригу.
В это время я работал в российском издании журнала Forbes. Мы готовили очередной номер с рейтингом богатейших предпринимателей. Для него было решено подготовить исторический материал о людях, которые промышляли бизнесом в Советском Союзе – спекулянтах, цеховиках (хозяевах подпольных производств) и прочих воротилах. Статью было поручено готовить мне.
Идея казалась выигрышной – о том, что в СССР существовал подпольный бизнес, многие слышали. И уж точно все помнят товарища Саахова из «Кавказской пленницы» и зловещего «шефа» из «Бриллиантовой руки». Задумка состояла в том, чтобы найти реальных прототипов этих персонажей, пообщаться с ними. Написать об их бизнесе, судьбах, образе жизни. В общем, все это выглядело заманчиво – как раз в стиле Forbes, в меру гламурно и чуть провокативно.
Приступив к изучению вопроса, я вскоре выяснил, что нужный мне человек – Виктор Сокирко. Нет, он не шил в подвале джинсы и не занимался спекуляциями. Свой срок на излете советской власти он получил по совсем другой статье – за критику существовавших в то время порядков и самиздатовские публикации. Затем, во времена перестройки, Сокирко, как и другие диссиденты, активно участвовал в общественно-политической жизни. В 1989 году он создал «Общество защиты осужденных хозяйственников и экономических свобод» – общественную организацию, которая должна была заняться пересмотром дел осужденных по экономическим статьям.
Всего через общество прошло несколько сотен дел. По многим из них Виктору Сокирко удалось добиться пересмотра приговоров. Если у кого и есть материалы по делам советских предпринимателей, так это у него, предположил я и связался с бывшим диссидентом. Сокирко предложил встретиться на Пушкинской площади. Сказал, что бывает там каждую неделю, по четвергам. И добавил: «У нас там пикет». Честно говоря, я не придал этим словам особого значения.
И вот теперь выясняется, что Сокирко вовсе даже не бывший диссидент. Забегая вперед, скажу, что спустя несколько месяцев после нашей встречи Виктор
Владимирович был арестован на той самой Пушкинской площади. Мол, он нарушил правила проведения общественного мероприятия – заявил одно количество участников, а пришло гораздо больше (что неудивительно – пикет был проведен в знак протеста против только что произошедшего в Грозном убийства известной правозащитницы Натальи Эстемировой). 70-летнего Виктора Сокирко скрутили омоновцы и затолкали в милицейский автобус. Выпустили только через несколько дней.
Ну а тогда я подошел к какому-то давно не бритому мужику, держащему в руках картонку с чем-то вроде «Путина в отставку!», и спросил, есть ли тут Виктор Сокирко. Мне указали на пожилого мужчину. Я подошел, представился. Мы поговорили. Виктор Владимирович предложил подъехать к нему домой. Посмотреть архивные материалы. Через пару дней я уже был в его забитой стопками бумаг и книг трехкомнатной квартире в Марьино. Там, разбирая старые архивы «Общества защиты осужденных хозяйственников», мне действительно удалось найти нужное. И про «судьбы», и про «бизнес». Затем я нашел еще пару источников. Поговорил с несколькими цеховиками. Моя коллега Аня Соколова, с которой мы вместе работали над текстом, взяла интервью у отставных обэхаэсэсников. И мы написали бодрую статью.
Однако у меня по итогам всей этой истории осталось ощущение недосказанности. Копаясь в материалах уголовных дел тридцати-сорокалетней давности, я часто ловил себя на мысли о том, что все эти истории не утратили актуальности и сегодня. Это с одной стороны. А с другой – ну а что мы знаем о стране, в которой жили мы сами или наши родители всего лишь несколько десятилетий назад? Про «героев» и «антигероев» той эпохи? Про ту, настоящую реальность, которая прячется под лакированными производственными телероманами и трескучей пропагандой советских газет? Которая скрывается за фасадом общества, где на первый взгляд всем управляет и все принадлежит Государству с большой буквы?
Это стоит большего, чем развлекательная заметка в полуглянцевом журнале. В этом стоит разобраться. Для начала просто самому.
Вернемся на 40 лет назад. Промышленность, сельское хозяйство, торговля – все в руках государства. Управляют советскими заводами и фабриками директора, назначенные отраслевыми главками. Цены на товары определяет Госплан. Он же своими директивами назначает маршруты товарных потоков – на какое предприятие сколько и чего поставить. Госплан – это десятки тысяч сметчиков, плановиков, экономистов. Кажется, они знают все. Но на самом деле информация, которую перемалывает эта машина, и настоящее положение дел на предприятиях и в отраслях – две разные реальности. Итог: производственные цепочки в промышленности едва способны функционировать из-за неритмичности поставок от смежников. На прилавках магазинов – пустота. Сельское хозяйство, куда закачивают и закачивают государственные деньги, страдает от дефицита самых необходимых материалов, той же доски.
...
Если учесть, что едва ли не половина советской официальной экономики работала на оборонку, то получается, что частники обеспечивали каждый пятый рубль советского «мирного» ВВП.
И тогда появляются «толкачи», «цеховики», «спекулянты» – люди, которыми движет предприимчивость, инициатива. Они обеспечивают неповоротливый, разбалансированный механизм советской экономики «смазкой», которая позволяет ему хоть как-то функционировать. Толкачи, а не Госплан, организуют поставку в нужное время нужного количества комплектующих от смежников. Цеховики из бракованного сырья, а то и просто похищенных на советском производстве материалов, изготовляют востребованные населением товары – обувь, одежду и прочий ширпотреб. Спекулянты, снижая остроту проблем снабжения, обеспечивают поставки дефицита.
Кто эти люди, деятельность которых придавала советской экономической системе хотя бы минимальную степень гибкости? Наверное, их можно назвать предпринимателями. Они рисковали, они придумывали схемы, они зарабатывали деньги. Их деятельность формировала целый сектор советской экономики, так называемую теневую экономику. По оценкам – до 10 % официальной. А если учесть, что едва ли не половина советской официальной экономики работала на оборонку, то получается, что частники обеспечивали каждый пятый рубль советского «мирного» ВВП.
Сколько их было? Несмотря на официальный запрет предпринимательства, частным образом зарабатывали себе на жизнь едва ли не все советские граждане. Выращивали картошку на своих приусадебных участках. Разводили и сдавали государству кроликов. Шабашили на стройках. Шили сумки. Но настоящих предпринимателей, тех, кто зарабатывал деньги, а не занимался самообеспечением, было, конечно, меньше. Наверное, в лучшем случае несколько миллионов человек на весь Союз.
Самое поразительное, что они были. Несмотря на репрессии со стороны государства. Несмотря на культивируемые в обществе нетерпимость и снисходительно-презрительное отношение. Эти люди были. Иначе откуда в архивах «Общества защиты осужденных хозяйственников» взялась бы написанная в колонии рукопись Марка Шермана, советского «трейдера», как он себя называл?
Вот лишь один из ярких эпизодов из рукописи Шермана. Шестидесятые годы прошлого века. Пересыльная тюрьма в Усть-Лабинске. Свежеприбывшая с этапа партия зэков. В коридоре их растягивают в линейку: «Раздеться! Догола! Сидора перед собой!». Тюрьма старая. Коридор – в женской части. Бабы смотрят в щели из камер и визжат от счастья… Надзиратели потрошат мешки. Фотографии, у кого есть, с детьми, матерями, женами, сестрами, близкими – рвут и тут же на пол бросают. Дернувшихся собрать клочки – бьют.
«Шаг назад!» Шагнули назад. «Присесть! Встать! Сесть! Встать! Наклонись!» Смотрят в «очко», – или «гнус» по тюремной науке. Затем заходят спереди. «Откатить!» Смотрят, не надето ли что на член. «Собрали мешки! Быстро, быстро! В камерах оденетесь!» Заключенного Марка Шермана вместе с остальными впихнули в камеру. Внутри – человек пятнадцать. Сплошные шконки в два яруса, в форме буквы «П». Новоприбывшие разместились. Улеглись. Народ умаялся, заснули. Однако ночью Шерман проснулся – снизу слышалась какая-то возня.
