Цезарь сделал еще одну попытку договориться. Он согласился отдать две из трех своих провинций, а затем и все, кроме одного, легионы, если ему позволят сохранить полномочия проконсула до следующих выборов. Помпей колебался, склоняясь уже к согласию, но Катон посоветовал ему не поддаваться на уловки Цезаря. И шанс был упущен. Не такой человек был Цезарь, чтобы стоять на месте и ждать, пока к нему подойдут его галльские легионы. Он решил рискнуть и немедля выступить против Помпея, победить за счет внезапности и скорости, вопреки всему. В нескольких милях от Аримина (современный Римини) Цезарь с пятью тысячами пехотинцев и тремя сотнями всадников пересек реку Рубикон, отмечавшую границу его провинции, и быстро направился на юг. Ведь Цезарь может покорить мир и с горсткой солдат!
Центральная Италия пребывала в страхе. Перепуганное население лежащих на пути Цезаря городов устремилось в отдаленные деревни, дороги заполнились беженцами. Цезарь послал вперед гонцов — сообщить людям, что опасность не грозит ни им, ни их жилищам. Весть о том, что мятежные солдаты ведут себя хорошо, распространилась быстро. Сплошь и рядом города открывали им ворота, и их гарнизоны присоединялись к Цезарю. Даже Корфиний, заполненный солдатами Помпея, сдался без сражения.
Командир гарнизона Агенобарб, зять Катона, с помощью разных происков ранее пытался заполучить власть над Галлией. Милосердие, проявленное к нему Цезарем, изменило всеобщее мнение в пользу последнего. Паника улеглась, и люди вернулись по домам.
В Корфинии Цезарь узнал новость, которая повергла его в изумление. Помпей решил не отстаивать Италию, а отправиться в Македонию — вместе со всем войском и большинством сенаторов. Намерения его, как выяснилось, заключались в том, чтобы на востоке собрать легионы и вернуться в Рим во главе огромной непобедимой армии. Но план этот представлял лишь часть замысла, включавшего еще и одновременное прибытие из Испании легионов Помпея. Как долгосрочный план он был неплох — пусть не для растерянных оптиматов, так для Помпея, которого они назначили главнокомандующим. Заменить его в тот момент другим полководцем означало бы преподнести победу Цезарю на блюдечке. Им оставалось только стиснуть зубы и следовать за своим предводителем — туда, куда ему заблагорассудилось отправиться, — бросив семьи и дома на милость покорителя Галлии.
Не дав ни единого сражения, Цезарь стал властителем Италии; однако он бы недолго им оставался, если бы не продолжал очень быстро продвигаться на юг. Цезарь вошел в Рим, созвал сенат и вскрыл государственную сокровищницу, которую Помпей по непонятной причине оставил в целости. На важнейшем заседании сената, состоявшемся 1 апреля, присутствовал, несомненно, и Филипп — ведь Цезарю требовалось собрать как можно больше сенаторов, чтобы придать своим действиям хотя бы видимость законности. И что могло быть лучше для его политического престижа, чем появиться перед народом в окружении семьи, в частности маленького Октавиана? Был ли среди членов семьи муж Октавии Марцелл, нам не известно. Он находился в Риме или его окрестностях, отказавшись последовать с оптиматами за границу. Помпей и его полководцы пренебрежительно относились к человеку, который первым поднял меч на Цезаря, а затем оставил его другим. Сам Цезарь явно простил Марцелла, но в глазах римлян бесчестье загладить нельзя.
В следующем году Цезарь выстроил флот, принял командование над испанскими легионами и, переправившись с частью войска через Адриатическое море, разбил на равнине у Фарсала соединенные части Помпея, вдвое превышающие его собственные. Глядя на груды тел, он с горечью произнес: «Они сами виноваты. Они бы осудили меня на смерть. Меня, Гая Цезаря!» В особенности полководец сокрушался о том, что не знает, жив ли Марк Брут, сын его бывшей возлюбленной Сервилии (сестры Катона), сражавшийся на стороне Помпея. Цезарь послал на его поиски отряд, который и нашел молодого человека живым. Обнимая его, Цезарь и помыслить не мог, что смотрит в глаза своего будущего убийцы.
А тем временем в Риме отметили совершеннолетие Октавиана. Церемония состоялась немного погодя после того, как ему исполнилось пятнадцать, — то есть примерно на год раньше, чем было принято. С него сняли детскую тогу praetexta и надели белую тогу virilis. Существует явно вымышленное предание: когда Октавиан надевал одежду совершеннолетнего, его сенатская туника разошлась по швам и упала к ногам. Октавиан, как считают, обратил явно зловещее знамение себе на пользу, объявив, что те, кто носит сенатские туники, будут у его ног. История замечательная, ибо раскрывает процесс рождения мифа. Льстец старается показать, что будущее Октавиана предопределено уже в юношестве, но вместо того незаслуженно выставляет мальчика чванливым позером.
Еще интереснее пример из уцелевшего фрагмента утраченной биографии Августа. Автор, Николай Дамасский, советник Ирода Великого, пишет, что Октавиана записали в коллегию понтификов, на место погибшего при Фарсале Агенобарба. Красавцу Октавиану приходилось выполнять свои обязанности в храме лишь после заката, так как на него засматривались многие благородные женщины, и это могло смутить его целомудрие.
Если судить по бюсту молодого Октавиана в ватиканском музее, белокурый юноша и вправду обладал прекрасной внешностью — соразмерные черты, нежные и круглые, почти девичьи щеки — идеальной (или идеализированной) внешностью римского патриция, серьезного и спокойного.
Октавиан занимал весьма выгодное в окружении Цезаря положение, но никоим образом не считался кандидатом на роль главного наследника. У старшей сестры диктатора, которую тоже звали Юлией, было двое внуков, столь же близких ему по степени родства. Оба были старше Октавиана. Один из них, Квинт Педий, в 48 году до нашей эры служил претором в Риме и, наверное, присутствовал в качестве почетного гостя на церемонии надевания тоги virilis. Он-то и должен был казаться главным претендентом в случае, если Цезарь и в самом деле намерен основать династию. Другой внук старшей Юлии, Луций Пинарий, никогда, по-видимому, не вызывал особого интереса со стороны двоюродного деда.
Цезарь задерживался в Египте в основном потому, что познакомился с Клеопатрой и решил серьезно вмешаться во внутренние дела страны. На Ниле он оказался, преследуя Помпея. Старший противник Цезаря причалил к берегам Египта поблизости от Пелисия в надежде получить помощь от брата Клеопатры, юного фараона Птолемея. В свое время Помпей поддержал отца теперешнего фараона в его притязаниях на престол. А теперь советники Птолемея выманили гостя на берег, отрубили ему голову и, забальзамировав, преподнесли Цезарю. Цезарь в отвращении отпрянул, а потом, когда ему вручили перстень Помпея с печатью, изображающей льва, сжимающего в лапах меч, разразился слезами.
Решив расквитаться с египтянами за убийство бывшего зятя, Цезарь воспользовался тем, что в стране шла гражданская война между мальчиком-фараоном и его сестрой. Он тайно послал за Клеопатрой. Клеопатре было лет девятнадцать или двадцать; она, возможно, и не отличалась такой красотой, как описывает Шекспир, но была, бесспорно, весьма энергичной и привлекательной — и пользовалась своей привлекательностью, добиваясь желаемого. Чтобы миновать стражников, царица приказала завернуть ее в ковер, и в нем крепкий сицилиец по имени Аполлодор пронес ее во дворец и буквально выкатил перед Цезарем. Цезарь был очарован, его пленили ее отвага и острый ум. Он решил поддержать притязания Клеопатры на престол.
Несколько месяцев Цезарь провел в осаждаемом египтянами дворце, дожидаясь подкрепления. В бою он убил фараона и возвел Клеопатру на трон. Позже она родила ему сына Птолемея Цезаря, известного под именем Цезарион (то есть «маленький Цезарь»). Когда Цезарион вырос, его убил Октавиан, однако он пощадил остальных детей Клеопатры. Некоторые современные ученые выражают сомнения в том, что Цезарион действительно сын Цезаря, но тогда в этом мало кто сомневался. Когда Октавиан был подростком, Клеопатра привезла сына в Рим и проживала со своим двором на роскошной вилле вблизи столицы, на другом берегу Тибра. Неизвестно, встречался ли с ними Октавиан.
Вернувшись в 47 году до нашей эры в Рим, Цезарь послал за Октавианом, желая взять его в следующий поход — им предстояло отвоевать провинцию Африку (современный Тунис), где неутомимому Катону удалось собрать десять легионов. Мать, считая, что шестнадцатилетний Октавиан слишком молод, запретила ему участвовать в походе. Юноша, наверное, испытал сильное разочарование, но матери подчинился и остался дома; Цезарь неохотно согласился. Некоторое возмещение Октавиан все же получил, когда в июле 46 года до нашей эры Цезарь вернулся, разбив на Фасосе упрямцев-оптиматов. За африканскую кампанию он оказал Октавиану воинские почести, хотя юноши там не было, а позже, во время триумфального шествия, позволил ему ехать в своей колеснице. Празднество продолжалось несколько дней, и кульминацией его стал ночной подъем на Капитолийский холм, причем по обеим сторонам процессии шли сорок слонов с факелами.
