Конечно, Мюнхен был для гитлеровской Германии большим «дипломатическим успехом» на пути к достижению военных целей, которые себе поставила Германия. Но цели были не только военными, они были подчинены главной политической и стратегической установке нацизма и германского империализма — созданию максимально благоприятных условий для разгрома Советского Союза. А в число этих условий входило и создание самой широкой антисоветской коалиции против СССР.
Гитлеровская дипломатия давно работала в этом направлении, хотя и с переменным успехом. Ей не всегда удавалось соразмерять различные элементы агрессивной программы, поскольку эта программа, направленная на завоевание европейского и мирового господства, предусматривала 'действия не только против единственного тогда в Европе социалистического государства, но и против ряда капиталистических государств Европы. Как однажды достаточно определенно выразился член правления «Дойче банк» Иозеф Герман Абс, «надо исходить из того, что после войны Германия будет владеть Европой»[56]. Но это была «генеральная» цель, на пути к которой следовало пройти ряд этапов.
К 1938 году ситуация складывалась так, что по логике империалистических противоречий Германия вступала в конфликт с другими ведущими государствами Западной Европы — в первую очередь с Англией. Именно это обстоятельство доставляло Гитлеру немало огорчений. Недаром, отправляя в 1936 году Иоахима фон Риббентропа со специальной миссией в Лондон, Гитлер театрально воскликнул: «Риббентроп, привезите мне союз с Англией»[57].
Правда, уже тогда Гитлер сомневался в достижимости этой цели, сказав тому же Риббентропу, что «шансы на союз с Англией невелики и скорее надо рассчитывать на обратное». Но недаром гитлеровская дипломатия хвасталась тем, что делает «из невозможного возможное». Будучи в Лондоне, Риббентроп усердно дул в антикоммунистическую дуду, дабы найти отклик в сердцах своих английских единомышленников. И он был далеко не единственным в своих усилиях в те годы: Лондон посещали и глава судето-немецких нацистов Конрад Генлейн, и личный адъютант Гитлера капитан Видеман, и многие другие эмиссары Берлина.
Происхождение, смысл и последствия мюнхенского сговора достаточно исследованы в трудах советских историков, историков социалистических стран и прогрессивных историков Запада. Обширна и документация, посвященная этому периоду (укажем, в частности, на совместную публикацию, предпринятую министерствами иностранных дел СССР и ЧССР). Нас будет интересовать только одна сторона Мюнхена, а именно: роль антикоммунизма как движущей силы этого сговора и всяческие попытки сколотить на его базе широкую антисоветскую коалицию. Для этого мы обратимся не только к официальным дипломатическим переговорам между Англией и Германией, но и к довольно обширной «закулисной части» указанных переговоров.
Рассматривая именно этот аспект Мюнхенского соглашения, западногерманский историк Берндт Юрген Вендт назвал одну из глав своей книги об английской политике мюнхенского периода довольно красноречиво: «Германофобия и антикоммунизм». Вендт констатировал:
«Антибольшевистские аргументы попадали в Англии на особо благодатную почву. Для Чемберлена Россия была «полуазиатской страной»... Как утверждали в Париже летом 1938 года, он однажды сказал французскому премьер-министру, что «было бы несчастьем, если бы Чехословакия спаслась в результате советской помощи»... Консервативно-буржуазные правящие круги Англии, особенно группировавшаяся вокруг леди Астор аристократически-буржуазная «кливденская клика», а также правящие круги Франции, объединившиеся вокруг Боннэ, а с ними и влиятельные деятели американской дипломатии в Европе, были едины в своей неприязни к большевизму... В случае советского вмешательства был бы разрушен «санитарный кордон» [против СССР. — Л. Б.]....Германия, наоборот, казалась [им. — Л. Б.] оазисом мирного сотрудничества, опорой западной цивилизации, а Гитлер — гарантом этого порядка»[58].
И действительно, именно такие фразы употребляли в те дни виднейшие английские государственные деятели. Вот подлинные слова одного из них, запротоколированные во время визита сего деятеля в имперскую канцелярию:
«Он напомнил, что фюрер некогда назвал Германию и Англию бастионами против сил разрушения, идущих в первую очередь с Востока. Он и другие англичане не забыли этих слов фюрера»[59].
Приведенные слова были произнесены 27 сентября, за три дня до Мюнхена. Кто же их сказал?
Имя этого человека довольно часто упоминается в различных документах того времени, хотя он не являлся дипломатом в прямом смысле слова. Как многие его характеризуют, он представлял собой нечто вроде «личного министра иностранных дел» при Чемберлене. Формально сэр Гораций Вильсон был главой так называемого гражданского кабинета и тем самым являлся высшим чиновником Британской империи. Внешняя политика не входила в его функции. Его сила состояла в другом — в теснейших дружеских и идейных связях с Невилем Чемберленом. По выражению одного английского дипломата, у Вильсона и Чемберлена было одно общее: оба они ничего не понимали во внешней политике. Гораций Вильсон являлся одним из руководителей пресловутой «кливденской клики», которая решала судьбы Англии и европейской политики в конце 30х годов.
Имя Горация Вильсона было особенно хорошо известно в германской столице: Еще 23 августа 1938 года германский поверенный в делах в Лондоне Кордт характеризовал Вильсона следующим образом:
«Гораций Вильсон считается одним из самых влиятельных людей в английском правительстве. Он не любит выступать публично. Установлено, что Невиль Чемберлен советуется с ним во всех делах. Вильсон — человек, которому противно все показное, и он внушает уважение каждому, кто входит с ним в общение. Он является воплощением идеала Мольтке: „Быть больше, казаться меньше "»[60].
Что ж, человек в стиле Мольтке мог устраивать немецких дипломатов. Но главное заключалось не в том, что сэр Гораций Вильсон был не только «больше, чем казался». Повторю: он был одним из фактических руководителей самой реакционной, самой антикоммунистической группы в правящих кругах Англии.
Официальная история Мюнхена широко известна: переговоры, в которых участвовали Чемберлен, Галифакс, Гитлер, Риббентроп, Даладье, Боннэ и другие, неоднократно освещались в литературе. Мы же посмотрим, чем занимался в эти дни сэр Гораций Вильсон, причем привлечем для этого свидетельство одного непосредственного участника событий — бывшего немецкого дипломата д-ра Фрица Хессе.
...Когда я позвонил в дверь небольшого дома на Тюркенштрассе — тихой улице в мюнхенском районе Швабинг, мне открыл ее невысокий, седой человек. Он провел меня в большую комнату, обставленную явно старомодно. Мы сели за большой круглый стол и начали беседу, которую я — с разрешения моего собеседника — записывал в свой блокнот.
Итак, моего собеседника звали д-р Фриц Хессе. Ныне пенсионер, он пережил немало событий. Ученик известного геополитика профессора Карла Хаусхофера, он познакомился в Мюнхене с Рудольоом Гессом и Адольфом Гитлером, а затем в Берлине — с Иоахимом фон Риббентропом. В начале 30х годов Хессе был главным редактором Немецкого телеграфного агентства, а затем стал представителем Немецкого информационного бюро (ДНБ) в Лондоне, что автоматически сделало его пресс-атташе немецкого посольства. Здесь он снова встретился с Риббентропом — человеком, которого Гитлер считал своим главным уполномоченным по установлению контактов с Англией.
Qр Хессе стал играть немалую роль в этом деле: он пользовался доверием Риббентропа и занимал весьма удобный пост, так как был одновременно официальным и неофициальным представителем нацистской дипломатии. Именно в этом качестве он и познакомился с сэром Горацием Вильсоном.
— О Вильсоне, — рассказывал Хессе, — все мы знали, что к нему сходятся явные и тайные нити английской внешней политики. К его личным связям с Чемберленом добавлялось особое обстоятельство: именно он фактически являлся главой английской секретной службы, что означало очень многое. Если учесть, что мы знали о германофильских настроениях сэра Горация, то вы поймете, как я был доволен возможностью познакомиться с ним.
— А кто, собственно говоря, «открыл» Вильсона? — спросил я.
— Риббентроп. Он понял его роль, когда ему докладывали о настроениях в английской верхушке. С Вильсоном и раньше были связаны некоторые немецкие дипломаты, однако эти связи не были прямыми. Они шли через посредника, профессора Конуэлл Эванса, который был известен нам, как человек секретной службы.
— А ваши связи с Вильсоном?
— Они были установлены в 1938 году через главного редактора агентства Рейтер и через пресс-шефа Форин оффис, Джеймса Стюарта. Через них я связывался с сэром Горацием, когда это было нужно. Сэр Гораций был сама скромность: он всегда говорил тихим голосом, жил в весьма скромной квартире, не появлялся на первом плане при официальных актах. Зато он всегда говорил: «Мы считаем». Или: «Мы не можем этого допустить». Чувствовалось, что он видит в себе управляющего делами Британской империи...
