- Ну, положим, - буркнул Ермаков, - основной оценщик произведения искусства или литературы - это народ.
- Чепуха! Народ - осел... - сказал Понятовский, - ему нравится, вон например, порнография. Так что это, по-вашему, искусство?
Понятовский закурил сигарету, потом продолжил:
- Однажды на Монмартре я заметил маленького щупленького художника. Не буду называть его имя, оно сейчас стало очень известным в Париже... Когда я увидел его работу, просто остолбенел от восхищения. Бриллиантовые, именно бриллиантовые, а не золотые, руки этого человека творили чудеса. Он не писал, а, как волшебник, создавал из ничего изумительные картины. А я готов был припасть к его выпачканным в краске рукам и расцеловать каждый его палец... Я был растроган, слезы лились из моих глаз, когда я смотрел на этого плюгавенького гения...
Понятовский некоторое время молчал, как бы снова испытывая эти чувства.
- Ну, и что же вы сделали с этим художником? - прервал молчание шофер.
- Я ему помог, - сказал Понятовский. - Этот человек совсем не понимал, что он создавал, что он велик. Я немедленно приобрел все эти картины, а то они попали бы в руки невежественных людей и пропали бы...
- Картины покупали, конечно, по дешевке? - не без иронии спросил шофер.
- Несомненно, я платил не так много. Если бы я ему дал повод думать, что он талантлив, он мог бы возомнить о себе черт знает что. Я скупил его картины, устроил из них выставку, предварительно через агентов разрекламировал ее. Выставка имела большой успех. Художник получил имя, он теперь богат и знаменит. Я же все картины его с выставки с большой выгодой распродал, положил в карман хороший куш. Оба мы - и я и художник остались очень довольны друг другом. Я ему дал имя, а он мне - возможность хорошо заработать... Мы квиты...
- И много таких случаев было? - поинтересовался Константин.
- Нет. Не так много. Случая три-четыре. К сожалению, у меня оказались соперники в этом доме. Они отбивают хлеб, скупают за бесценок полотна талантливых художников, и, как только эти художники входят в моду, приобретают известность, дельцы устраивают выставки их картин, по баснословным ценам распродают их, наживая целые состояния.
- А этот... как его, юноша-то, - спросил Ермаков, - Жермен, по-моему, тоже талантлив?.. Я видел, он писал вечерний Париж с Монмартрского холма. Чудесно!..
- Да, он гений! - восторженно воскликнул Понятовский. - Из него будет толк. Имя его будет греметь не только в Париже, но и по всей Европе. Я покупаю его полотна. Думаю, вы не будете мне конкурентом? - засмеялся он.
- И тоже наживаетесь на этом Жермене? - спросил шофер.
- Думаю подработать, - признался Понятовский. - Картин двадцать уже купил у него... Еще столько же подкуплю, а потом буду объявлять его гением... Ха-ха! - цинично рассмеялся он. - Я создам Жермену имя и себя в обиде не оставлю... И, между прочим, Жермен об этом все отлично знает, и он сознательно на это идет. Он же понимает, что другим путем он имя себе не получит.
Начался район Берси. Шофер подвез своих пассажиров к небольшому кирпичному дому.
- Кажется, я не ошибся? - спросил он.
- Нет, Борис, спасибо. Вы не зайдете выпить рюмку коньяку?
- Мерси, - отозвался шофер, - я еще ничего не заработал. Поеду.
- Ну, как хотите. - Понятовский расплатился за такси и повел Константина в свою маленькую, из трех комнат, квартиру, стены которой были увешаны картинами.
- Люся! - крикнул он, входя в столовую. - Графиня! Княгиня! Ваше сиятельство!
- Что ты кричишь, Серж? - выходя из спальни, спросила несколько располневшая, но довольно красивая брюнетка лет тридцати пяти.
- Узнаешь, Люся? - указал Понятовский на Ермакова.
- Ах, бог мой! - удивленно всплеснула руками брюнетка. - Сам генерал Ермаков пожаловал к нам! Вы немного постарели... А как я выгляжу, Константин Васильевич? - тотчас же кокетливо спросила она.
- Должен вас порадовать, - сказал тот, - вы выглядите очень хорошо. Такая же красивая и цветущая...
- Слава богу! - облегченно вздохнула хозяйка. - Я думала, вы скажете, что я ужасно постарела. Садитесь, господа. Вы, конечно, сейчас пообедаете? Сюзанна, - позвала горничную Люся, - подавайте обед.
Молодая хорошенькая горничная быстро накрыла скатертью стол, расставила посуду. Когда все уселись за столом, хозяйка защебетала:
- Веруська-то наша какую изумительную карьеру сделала. Удивительно. Ее американец умер и оставил наследницей своей. Богачка!.. Швыряется деньгами. У нее своя яхта, автомобили, бриллианты. Камеристкой у Верочки княжна с чуть ли не тысячелетней родословной. Сейчас Верочка на Капри. Приглашает меня к себе. Они ко мне хорошо относятся. Ведь я графиня Сфорца ди Колонна княгиня Понятовская.
- Люсенька, не хвались, - захохотал Понятовский. - Это кто тебя не знает, тому втирай очки, а Константину Васильевичу отлично известно, что ты простая казачка семикаракорская. Муж у тебя был офицер казачий.
- Ну, хорошо, - обиделась Люся. - Но ты-то ведь мой теперешний муж? А ты - граф и князь...
- Подмокший. Сейчас я не граф и не князь, а делец. Вот подожди, подработаю деньжонок, тогда, может быть, и блесну своими титулами...
- Обязательно поеду на Капри, - мечтательно говорила Люся. - Ах! хлопнула она себя по лбу ладонью. - Вот идея! Константин Васильевич, поедемте со мной. Вот будет сюрприз! Я ей напишу...
- Пока не надо, - отказался Константин. - А дальше видно будет.
VIII
Живя в Москве и учась в академии, Прохор Ермаков часто встречался с Надей и ее мужем профессором Аристархом Федоровичем Мушкетовым.
Ему нравился выбор сестры. Лучшего мужа он ей и не мог желать.
Аристарху Федоровичу было сорок три года, а он достиг уже многого: профессор, декан факультета. Неутомимый общественник, уважаемый и авторитетный человек, Мушкетов был избран депутатом Московского городского Совета.
Сын казака Тишанской станицы на Хопре, учителя начальной школы, он в семилетнем возрасте остался сиротой - умер отец. Мать, малограмотная, больная женщина, сразу же после его смерти впала в нищету. Маленькому Аристарху пришлось работать батрачонком у богатых кулаков. С большим трудом удалось ему закончить двухклассное училище. Он был прилежный грамотный мальчуган, при содействии деда - помощника станичного атамана ему предоставлялась возможность устроиться переписчиком в правление атамана, но это его не привлекало: хотелось учиться.
С помощью учителей, друзей отца, мальчик подготовился и блестяще выдержал экзамены в Усть-Медведицкую учительскую семинарию. Его приняли учиться на казенный счет.
Учился он превосходно и закончил семинарию с отличием. И это дало ему возможность попасть в Московский медицинский институт, о чем он мечтал уже давно.
Выглядел профессор молодо, значительно моложе своих лет. Несколько выше среднего роста, широкоплечий, он по-юношески был строен. Лицо его привлекательно: большой лоб с глубокими прорезами, тонко очерченный нос с горбинкой, глаза светло-голубые, пышные темно-каштановые волосы. Красивый мужчина. У женщин он имел немалый успех. Ему звонили по телефону, писали записки, назначали свидания.
Особенно этому способствовало то, что Аристарх Федорович был вдовцом. Его жена, Нина Васильевна, внезапно, в самом расцвете, умерла от болезни сердца года два назад.
Но Аристарх Федорович не был падок на мимолетные увлечения. Он, конечно, был не против жениться, но жену он хотел найти серьезную, чтобы она была матерью его четырнадцатилетней дочери Лидочки.
Около года назад ему пришлось быть на семейном празднике у своего приятеля, доцента медицинского института. Там он встретился с ассистентом этого же института Надей Ермаковой. Аристарх Федорович разговорился с девушкой. Его поразили ее серьезность и начитанность. Мушкетов встречался с ней еще несколько раз, и Надя все больше ему нравилась.
Вскоре он сделал ей предложение, она согласилась, и они зарегистрировались. Прожив с ней несколько месяцев, Аристарх Федорович убедился, что он не ошибся в своем выборе - жена его была умная и скромная женщина.
Как-то Прохор зашел к Мушкетовым.
- А, Прохор Васильевич! - радостно встретил его Аристарх Федорович. Вот кстати. А я даже намеревался позвонить тебе, чтобы ты пришел... Вот только с Зиной как?.. Съездить бы за ней...
- Зины сейчас нет дома. Она на заседании ученого совета... А что случилось?
- О, братец ты мой! - весело воскликнул Мушкетов. - Есть причина выпить по рюмке коньяку. И вот мне хотелось бы сделать это вместе с родственниками...
- А что же это за причина? - осведомился Прохор.
- Причина заключается вот в этом, - похлопал рукой Мушкетов по книжке в коричневом переплете. - Пять лет писал... Весь свой хирургический опыт вложил в нее... И вот эти многолетние труды теперь опубликованы... Сегодня получил авторские экземпляры... Одну, конечно, подарю тебе... Ну как же тут не радоваться?..
- Да, - перелистывая страницы книги, сказал Прохор. - Радоваться есть чему... Поздравляю, дорогой Аристарх Федорович.
