Греческий путешественник II в. н.э. Павсаний, описывая руины древних Микен, сообщает: «Тут были и подземные сооружения Атрея и его сыновей, где хранились их сокровища и богатства». Одно из этих сооружений было раскопано Шлиманом совместно с греческим ученым Стаматакисом, которому правительство Греции поручило надзор за деятельностью открывателя Трои. Это была купольная гробница высотой 13 м и диаметром 14,5 м. Этот «ложный» купол состоит из концентрических кругов кладки. Дромос из каменных плит правильной формы завершается дверным проемом, слегка суживающимся кверху и перекрытым монолитной плитой (около 120 т весом). Никаких богатств и сокровищ в гробнице не оказалось: она была разграблена еще в древности. Такую же купольную форму, но значительно меньших размеров, имеют гробницы, раскопанные вскоре после Шлимана в нижнем городе Микен Христосом Цундасом. Из них было извлечено множество глиняных сосудов, зеркал, гребней, фигурок и оружия. Это и были подлинные сокровища, позволяющие восстановить быт и образ жизни рядовых обитателей Микен.
Тот же Павсаний дает краткое описание городских стен Микен с воротами, на которых стояли львы. Эти ворота сохранились до сих пор. Треугольник над пролетом ворот закрыт большой плитой с рельефом львиц, опирающихся передними лапами на расширяющуюся кверху колонну. Вся композиция производит впечатление грубой силы и прекрасно гармонирует с мощными стенами и открывающимся с акрополя горным пейзажем.
Раскопки Шлимана мало что дали для понимания жизни и культуры Микен. Они напоминают набег, целью которого был захват драгоценностей. Исследования Микен, начавшиеся в XX в., связаны с именами англичанина А. Уэйса и американца К. Блегена. Их раскопки 1920—1923 гг. в крепости Микен заставили изменить прежние представления об истории Микен и всего Эгейского мира. Будучи последователями Эванса, эти ученые придерживались предложенной им периодизации истории Эгейского мира эпохи бронзы — ранний, средний и поздний (или микенский) элладские периоды (на Крите соответственно ранне-, средне- и позднеминойский периоды). В ходе раскопок так называемых ящиковых погребений в слоях среднеэлладского периода, датируемых 2000 г. до н.э., они обнаружили керамику типа, который Шлиман называл «минийским», причем в столь значительном количестве, что можно было предположить приход нового населения.
Появление этой керамики, равно как и ее носителей, засвидетельствовано в Трое слоя VIIa, отождествляемого с городом Гомера. Этническая принадлежность этого населения стала ясна позднее, уже после Второй мировой войны, когда были дешифрованы знаки линейного письма Б, не попавшиеся на глаза Шлиману. Но уже в 30-х гг. XX в. Уэйс и Блеген усомнились в правильности утверждения Эванса о том, что микенская цивилизация была «тенью» критской или, как выразился Эванс, «плодом культивированного критского черенка, привитого к дикому побегу материковой Греции».
КРЕПКОСТЕННЫЙ ТИРИНФ. На Пелопоннесе внимание Шлимана привлек также город, считавшийся в древности родиной Геракла. Стены его вызывали восхищение и породили легенду о том, что их соорудили семь циклопов, призванных древним царем Тиринфа Претом. Поэтому они стали называться «циклопическими». Гомер именует Тиринф «крепкостенным». Павсаний сравнивает труд строителей к города с трудом строителей египетских пирамид.
Стены Тиринфа не были скрыты землей. Они выступали из нее на довольно значительную высоту. Пожар превратил камни в известь, а скреплявшую их глину — в кирпич. До Шлимана английский архитектор Пейроуз предполагал, что эти руины — остатки византийской крепости X—XI вв. Шлиман вновь доверился античным авторам, и они не обманули его ожиданий и на сей раз.
Раскопки начались в марте 1884 г., и вскоре Шлиман вновь громогласно объявил о своем открытии: «Троекратное “Ура!”» в честь Афины Паллады. Явлен миру огромный дворец с бесчисленными колоннами».
Город, современный Микенам (первая половина XII в. до н.э.), возвышался на известняковой скале. Стены его были выложены из прямоугольных каменных плит длиной 2—3 м и высотой и толщиной 1 м. Вес некоторых из них достигал 20 т. В нижней части Тиринфа, где располагались дворцовые хозяйственные постройки, толщина стен достигала 8 м, а наверху, в собственно дворце — 11 м, а высота — 16 м.
Благодаря раскопкам Тиринфа впервые удалось установить более или менее точную планировку царского дворца микенской эпохи. На внутренний южный дворик, наряду с другими помещениями, выходил мегарон, ранее известный лишь по описанию Гомера, почти квадратное помещение размерами 12 х 10 м с очагом в центре, между четырьмя поддерживавшими кровлю колоннами. Над очагом находилось отверстие для выхода дыма. Около очага стояло церемониальное кресло царя — трон. Зачастую мегароны микенских дворцов называют «тронными залами».
Наряду с главным мегароном Тиринфа Шлиман открыл два других мегарона, меньших размеров. Один из них был гинекеем (помещением для женщин). Этот мегарон не имел прямого сообщения с мужскими покоями и был отделен от прочей территории дворца рядом помещений. В этой же части находились семейные покои царской четы и ванная комната. Пол в ней заменяла известковая плита весом 20 т. Сама ванна была сделана из глины и расписана красками. Здесь владелец дворца, члены его семьи и гости мылись, умащали себя маслом.
Полы во всех помещениях дворца были выбелены, а в мегароне украшены красными и черными линиями. Одна из стен украшена изображением мощного быка с яростно сверкающими глазами. На спине быка, держась за его рог, представлен мужчина, прогнувшийся в позе акробата. Смысл этого изображения остался непонятен Шлиману. Эта картина получила объяснение только после открытия фресок Кносского дворца на острове Крит.
Тиринф. План укрепленного акрополя
К числу шедевров живописи Тиринфа относится фреска, изображающая охоту на кабана. Очень хорошо передано стремительное движение раненого зверя, бегущего сквозь заросли, и возбуждение охотничьих собак. Однако некоторая условность расцветки придает росписям несколько отвлеченно-декоративный характер. Это особенно четко проявляется в небольшой фреске «Охотницы» — в сцене выезда двух девушек, стоящих на колеснице, запряженной парой коней. Боль¬шой интерес представляет и керамика из раскопок в Тиринфе. Уже с самого начала Шлиману было ясно, что она родственна сосудам, которые он обнаружил в Микенах, а также керамике с островов Эгейского моря.
Раскопки Тиринфа увеличили славу Шлимана, но одновременно бросили тень на его раскопки Трои. Тиринфский дворец соответствовал гомеровскому описанию дворцов ахейских царей, но был контрастен слою Трои, относящемуся, по мнению Шлимана, ко времени похода Агамемнона на Илион. Это было жестокое разочарование. Отправившись в 1890 г. на холм Гиссарлык, Шлиман все-таки обнаружил там памятник, современный раскопанному им Тиринфу, — крепостную стену и мегарон с керамикой тиринфского типа. Таков был последний успех Генриха Шлимана. В том же году он скончался.
Открытия Шлимана восстановили авторитет античной традиции, которая в XIX в. подвергалась уничтожающей критике. Роскошь и богатство жизни, описываемые Гомером, до Шлимана не только не находили каких-либо подтверждений в монументальных памятниках, но даже противоречили убеждениям греков классической эпохи, будто «бедность — сестра Эллады». Раскопки Шлимана убеждали в том, что гомеровские поэмы, если и не отображают исторических событий, то все же имеют под собой некую реальную основу. Оказалось, что крепостные стены и башни городов, ворота, внутренние помещения дворцов, описанные Гомером, имеют общие черты с реальными памятниками. Это дает уверенность в том, что мир, о котором рассказывает Гомер, как и археологические памятники Трои, Микен, Тиринфа, относятся к исторической эпохе, предшествовавшей времени создания гомеровских поэм. Специалистам также стало ясно, что три основных открытия Шлимана — Троя II, шахтовые гробницы в Микенах и дворец в Тиринфе — относятся к различным периодам [9]. Это в конце своей жизни понял и сам Шлиман, признавшийся, что не нашел «клада Приама» и не смотрел в лицо Агамемнону.
Генрих Шлиман был счастливым человеком. Его детская мечта побывать в Трое осуществилась с избытком. Ведь кроме Трои он раскопал также Микены и Тиринф. Но как мимолетна желанная всем и недоступная никому фортуна! Мне рассказывали, что с тем же вопросом о счастье обратились к археологу, нашему современнику, также раскапывавшему Трою. «Конечно же, я счастлив! — ответил он. — Ведь мне удалось отыскать уголок, которого не коснулась лопата Шлимана».
Бронзовая конная статуя императора Марка Аврелия
Трактат стал известен во Франции. Дидро, также выступавший против слепого поклонения античности, счел, однако, критику своего друга запальчивой и несправедливой. Между Дидро и Фальконе завязалась оживленная полемика, остроте которой не могло помешать отделявшее спорщиков расстояние. Еще при жизни друзей их переписка была издана под названием: «Дидро и Фальконе. За и против. Полемическая корреспонденция на суд потомства».
