Стремясь сохранить контроль над рабочим движением, большевики провели на первом всероссийском съезде профсоюзов в январе 1918 г. решение о слиянии становившихся все более строптивыми фабзавкомов с профессиональными союзами. Была начата перестройка профдвижения в соответствии с отраслевым принципом. Это позволило растворить более радикальное синдикалистское меньшинство рабочего движения в организациях с более умеренным большинством, лояльных по отношению к властям.
Столь же двусмысленной в этот период была и политика большевистской власти в отношении крестьянства. Понимая невозможность управлять Россией без учета мнения большинства населения, большевики пошли 9 декабря 1917 г. на соглашение с левыми эсерами о создании коалиционного Советского правительства. Представители крестьянской партии получили в Совнаркоме посты наркомов земледелия, юстиции, почт и телеграфов, местного самоуправления и государственных имуществ, еще 2 ее члена стали наркомами без портфеля. Левые эсеры стремились при этом предотвратить установление однопартийной диктатуры и способствовать осуществлению социализации земли. Последнее им удалось. В январе 1918г. Третий всероссийский съезд Советов принял принципы разработанного левыми эсерами и поддержанного большевиками закона о социализации земли, который, по существу, легализовал общинную революцию в деревне и придал ей дальнейший стимул там, где она еще не была завершена. Официально закон был принят ВЦИК 27 января. Но за участие во власти левые эсеры заплатили стратегическим просчетом: пользуясь гораздо большей поддержкой крестьянства, чем большевики, они дали согласие быть младшим партнером большевиков, не имеющим возможности добиться осуществления своей политики в спорных случаях. «...Вряд ли можно говорить серьезно о влиянии нашей партии в советском правительстве», - подытожил опыт коалиции левый эсер Б.Д.Камков, выступая в апреле 1918 г. на съезде своей партии и сетуя на то, что крестьянство реально отстранено от власти[54].
Усиление централизаторского курса властей было тесно связано с нарастанием продовольственного кризиса зимой 1918 г. Старые хозяйственные связи были во многом нарушены, создать новые связи государственные органы в центре и на местах оказались не в состоянии, а самоорганизован- ные инициативы пресекались ими как заведомо хаотические. Среди рабочих существовало сильное стремление наладить механизмы прямого продуктообмена с деревней, но любые попытки такого рода власти встречали в штыки. Они мешали даже договориться с крестьянами о поставке дров. Препятствия чинились и аналогичным усилиям со стороны общинного крестьянства. Н.И.Махно вспоминал, как продовольственные организации крестьян Гуляй-поля установили связи с рабочими мануфактурных фабрик Москвы и других городов и договорились с ними о взаимном снабжении: «Рабочие должны доставлять населению Гуляйпольского района нужную мануфактуру в указанном качестве, цветах и количестве, а район будет снабжать их хлебом и, по желанию рабочих, съестными припасами». Соглашение было одобрено крестьянским сходом, и мука доставлена под охраной вооруженного отряда. Однако посланные в обратную сторону вагоны с мануфактурой были задержаны правительственными заградительными отрядами «на том основании, что непосредственно, дескать, без разрешения центральной советской власти нельзя делать никаких товарообменов крестьян с рабочими... Население требовало немедленного похода на город, чтобы разогнать засевших там ненужных, вредных для дела трудящихся правителей». В конечном счете, вагоны удалось освободить и доставить на место. Был созван общий сход крестьян и рабочих, чтобы «просить крестьян помочь организовать перевозку этой мануфактуры в общий продовольственный склад, а также наметить дни и порядок раздачи мануфактуры среди населения в той ее части, конечно, которая выпадает на долю Гуляй-поля». Распределение происходило через кооператив и продовольственную управу. После этой первой попытки, свидетельствует Махно, было принято решение расширить обмен деревни с городом «без посредников - государственных агентов и их чиновников». В города были посланы уполномоченные, а крестьяне приступили к сбору пшеницы, муки и съестных припасов на общий склад для обмена. «Однако на сей раз уполномоченные наши в большинстве своем возвратились из городов ни с чем. Власть большевистско-левоэсеровского блока по всем фабрично-заводским предприятиям категорически воспретила пролетарским объединениям иметь непосредственно какие бы то ни было организационные связи с деревней. Для этого существуют, дескать, пролетарские государственные организации: продорганы»[55].
В конце января 1918 г. была образована правительственная Чрезвычайная комиссия по продовольствию и транспорту во главе с Львом Троцким. А 26 марта 1918 г. Совнарком одобрил декрет об официальном введении централизованного товарообмена: индивидуальный обмен и закупка хлеба отдельными организациями запрещались.
Но государственные организации с их бюрократизмом с задачей организации обмена и снабжения городов не справлялись. В такой обстановке городское население само решало продовольственный вопрос, нередко прибегая к бунтарским методам, отбирая продукты, разбирая склады и нападая на представителей властей. В ходе голодных бунтов и столкновений с государственными органами в декабре 1917 г. - июне 1918 г. в Коломне, Белгороде, Солигаличе, Рыбинске, Колпино, Иваново-Вознесенске, Павловом Посаде, Кинешме, Шуе и других городах были убиты и ранены десятки жителей, красногвардейцев, солдат, погибли председатели коломенского и солигаличского Советов и белгородский продкомиссар, сожжено здание павлопосадского Совета.
Власти винили в нехватке продовольствия деревню. «Крестьянин получает землю при условии ее хорошей обработки», - подчеркивал Ленин' на заседании Совнаркома 4 марта 1918 г.[56] В конце февраля он даже безуспешно пытался добиться принятия правительством постановления об обязательной сдаче хлеба крестьянами под угрозой расстрела.
Считая единственным средством спасения от хаоса централизацию, большевистская власть исподволь готовилась к наступлению на «народную вольницу». Она все чаще распускала Советы, в которых правящая партия оказывалась в меньшинстве, и оказывала давление на трудящихся с тем, чтобы перевыборы принесли угодные «верхам» результаты. В феврале-марте 1918 г. государственная администрация приступила к разоружению населения и леворадикальных частей в Москве и Петрограде. Постепенно расформировывались отряды Красной гвардии; в январе был принят декрет о создании новой государственной армии - Красной армии. 4 марта 1918 г. был распущен находившийся под влиянием анархистов Центральный комитет Балтийского флота (Центробалт).
Контрнаступление возрождавшегося государства на взбунтовавшееся против него общество облегчалось раздробленностью и неорганизованностью социально-революционных тенденций и инициатив в самом обществе. Социальная и либертарная революция в России могла победить лишь как соединение и синтез двух революций: пролетарской в городе и общинной в деревне. Но на пути их слияния, как оказалось, стояли огромные препятствия как идейного, так и организационного и тактического характера.
В России к моменту начала революции в 1917 г. не успели возникнуть и оформиться массовые организации трудящихся, действительно независимые от политических партии и пришедшие к выводу о возможности обойтись без посредничества государства. Здесь не существовало ничего похожего на многосоттысячные революционные анархо-синдикалистские профсоюзы в Испании. Рабочие могли требовать самоуправления на своем предприятии, но не имели организации для самостоятельной координации производства и обмена с другими заводами, шахтами или крестьянскими хозяйствами, да и не очень хорошо понимали, как можно наладить такую систему безгосударственного «планирования снизу». Представитель немецкого Свободного рабочего союза А.Сухи, посетивший Россию в 1920 г., свидетельствовал: рабочие брали предприятия в свои руки, но не знали, как организовать производство и распределение продуктов на новых началах, у них не было для этого соответствующих инструментов (например, массовых потребительских союзов или синдикалистских профсоюзов) . Крестьяне в большей мере придерживались местной ориентации: общинная традиция исходила из сочетания самоуправления «мира» и государственного регулирования отношений между общинами. Попытки наладить прямой продуктообмен снизу между городом и деревней при всем желании не вышли из стадии первых экспериментов; к тому же они строжайшим образом пресекались властями.
