Именно из их числа вышли основатели двух собственно японских буддистских школ: монахи Сайте и Кукай. Первый стал во главе школы Тэндай, которая основным своим священным текстом почитала Лотосовую Сутру, где признавалась возможность всех существ достичь просветления. Кукай же избрал источником своего учения Сутру Великого Солнца, провозглашавшую возможность стать Буддой при жизни, и основал школу Сингон. С возникновением такого эзотерического буддизма настал новый этап во взаимоотношениях синтоизма и буддизма. Отныне местные японские божества почитались как Будды. Это понимание легло в основу эзотеризма новых буддистских школ: «то, что на поверхности, воспринимается как ками (явное), в глубине своей суть Будды и Бодхисаттвы (тайное)». Эта идея легла в основу выработанных в двух японских школах синкретических учений: Санно итидзицу синто («Синто единой реальности Горного владыки») в Тэндае и Рёбусинто («Двойной Путь богов») в Сингоне. Оба эти направления тесно переплетались между собой, кроме того, значительное влияние на их формирование оказывали синтоистские служители, среди которых были и сторонники, и противники учений. Однако окончательное формирование доктрин обеих школ произошло несколько позднее, в эпоху Камакурского сёгуната.
Еще одним направлением освоения японцами буддизма стала секта «дзедо», в отличие от эзотерического буддизма ратовавшая за упрощение буддистского учения и приспособление его к нуждам простого ^японского народа. Культ Будды Амиды, почитаемого этой школой, получает все большее распространение в Японии. Согласно этому учению, достаточно было произнести: «О милосердный Будда Амида!», — чтобы гарантировать себе избавление от грехов, а следовательно, последующих перевоплощений. Такая трактовка буддизма приглянулась японской знати, что обеспечило ее быстрое распространение в стране.
В архитектуре и скульптуре можно выделить два основных направления в зависимости от того, какое из религиозных течений влияло на создание того или иного архитектурного памятника. Так, первые храмы школ Сингон и Тэн-дай отличаются значительной простотой и скромностью отделки. Основанный Сайте храм Энрякудзи состоял из трех небольших строений, впоследствии составивших центральный ансамбль храма. Храм Сингона Конгобудзи также состоял всего из трех зданий. Главным в них была не монументальность форм, а, наоборот, их неприметность на фоне природы. Построенные на скалах, опираясь своими опорами на горы, они нависали над пропастью, символизируя зыбкость человеческого бытия. Живописность горных монастырей лишь усиливалась тем впечатлением, которое производили пагоды, возвышающиеся над лесом. В 1Хвеке наблюдается большое разнообразие внешнего вида пагод: они становятся более изящными и живописными. Примерно в это же время в архитектурном ансамбле храмового комплекса появляется новый элемент — реликварий. Возникнув в горных храмах Конгобудзи, Исиямадэра, он вскоре стал одним из обязательных элементов комплекса. Реликварий представлял собой полусферу с характерной для японских пагод крышей. Строения эти были глинобитными, поверхность которых выравнивалась слоем штукатурки. Второе направление храмового зодчества, возникшее под влиянием дзёдо, было распространено в основном на равнинах. Для дзёдо характерно наличие большого свободного внутреннего пространства, для того чтобы верующие могли без затруднений осуществлять главный ритуал поклонения Будде Амиде — хождение вокруг статуи божества с повторением одной и той же фразы, что должно было даровать избавление от перевоплощений. Поэтому в амидийских храмах можно видеть резкий контраст между относительно скромным внешним оформлением и очень роскошным — внутренним. Так знаменитый храм Феникса близ Хэйана по форме действительно напоминал эту сказочную птицу, посланца небес. Храм воспроизводил образ прекрасных небесных чертогов, а находящийся внутри комплекса пруд, заросший лотосами, символизировал место перерождения душ праведников. Расположенный на берегу маленького озера с островками и деревьями, храм Феникса великолепно вписывался в окружающую его природу, становясь как бы ее частью, что является одной из основных особенностей японской эстетики.
Изменения в светском строительстве также были весьма значительны: именно в Хэйане сложился новый тип жилого комплекса, наиболее полно отразившийся в структуре императорского дворца, построенного в самом начале IX века. Он представляет собой сложный комплекс, все строения которого соединены между собой крытыми галереями. В центре находился главный парадный павильон (синдэн), окруженный многочисленными хозяйственными и государственными помещениями. Здесь же был прекрасный сад для прогулок, в котором искусно сплелись созданное природой — и творение рук человека. Все это призвано было символизировать тесную связь пейзажного сада с буддистскими верованиями в райские миры. Этот стиль архитектуры получил название синдэн-дзукури и был распространен вплоть до конца периода Хэйан.
В скульптуре периода Хэйан в связи с распространением эзотерического буддизма произошли значительные изменения. Стремясь выразить основную идею этих учений хондзи суйдзяку («тайное в явном»), скульпторы пошли по пути усложнения скульптурных ансамблей. Увеличивается количество фигур на алтарях, появляются изображения, в которых отражена скрытая сущность буддистских божеств, а также многоруких и многоголовых богов, каждый лик и каждый жест которых выражал самые различные эмоции: от нежности до ярости. Подобные тенденции должны были помочь людям постичь изменчивую, как сама природа, сущность буддистских богов. Постепенно скульптурные изображения перестают быть прерогативой исключительно храмового искусства и «выходят в народ»: появляются статуи на улицах, на главных дорогах и т. п. Это были изображения духов стихий, от милости которых зависело очень многое в жизни простых людей.
Все большее распространение получает светская скульптура, появляются и развиваются портретные ваяния. Хотя они создавались по буддистским канонам, все более заметны в них национальные черты: особенности внешности, одежды, прически и т. п., что говорит о зарождении чисто японского искусства, ищущего пути для реализации собственного мировосприятия.
Хэйан, где находилась резиденция императора, стал центром развития литературы. Именно этот период принято считать расцветом японской поэзии. В хэйанской литературе создается и занимает прочные позиции специфическая метрика японского стиха, в пятистишии которого количество слогов в строках располагается по следующей схеме: 5-7-5-7-7, которая впоследствии была признана как классическая схема танка. Выдающимся памятником литературы того времени стала поэтическая антология «Кокинсю», созданная в Хвеке. Расцвет танка привел к тому, что этот стих стал общепризнанным способом выражения чувств и эмоций, описанием любого события: от военного сражения до наступления весны и первого поцелуя, подаренного любимой. Придворная аристократия стремилась к поэтизации и повсеместной эстетизации своей жизни. Танка считалась драгоценностью, ею хвалились, ее обсуждали, как новый наряд, по умению составлять танка судили о человеке, она становится частью придворного быта, а сборники танка, в частности, «Кокинсю», становятся обязательным чтением аристократов. Это антология уникальна тем, что была одной из первых, инициатива издания которых исходила из самых высших слоев общества. Кроме того, составитель сборника — поэт Цураюки — сопроводил сборник вступительной статьей, где предпринял попытку систематизации истории японской литературы: выделил этапы развития японской поэзии и дал им краткую характеристику. Здесь впервые прозвучал тезис о том, что «Кокинсю» суждена великая судьба и что именно по этому сборнику будут учиться искусству составления танка. В сборник вошло более тысячи стихов, разделенных на двадцать циклов, каждый из которых имел название: «Зима», «Весна», «Любовь», «Раздука» и другие. Кроме того, антологию можно разделить на три части, согласно времени написания произведений. Сначала идут «Старые песни», появившиеся сразу же после составления «Манъёсю», затем — «Песни шести гениев поэзии», в число которых вошли Аривара Нарихира, буддистские монахи Хэндзё и Кисэн, Бунья Ясухида и Отомо Куронуси, а также великая японская поэтесса Оно-но Комати. В заключении сборника вошли «Новые песни», авторами которых были сами составители, их друзья и помощники. Значение танка невозможно переоценить: место ее в жизни японского общества того времени сравнимо разве что со значением поэзии трубадуров в средневековой европейской культуре. Это были попытки развития японского литературного языка и выработки новых форм в поэзии, повлиявших затем на литературу многих соседних стран.
