Другим важным фактором стал династический кризис. Своим указом о престолонаследии Петр Первый обрек страну на целый век неразберихи. Если прежде принципы наследования трона соответствовали принципам наследования традиционного гражданского права — от отца к старшему сыну, то петровский указ предусматривал для государя возможность самому выбирать себе наследника. Трижды в XVIII веке русские императрицы пытались воспользоваться этим указом и всякий раз неудачно — избранный ими наследник трона не получал. Лишь после восшествия на престол императора Павла Петровича в 1796 году проблема порядка престолонаследия была решена раз и навсегда. Принятый им «Акт о престолонаследии» заново вводил принципы традиционного права и был настолько хорошо продуман, что даже сейчас, спустя почти сто лет после убийства последнего царя, можно найти законных наследников российского престола.
Какое это имеет отношение к вопросу о воровстве и коррупции, спросит читатель. Дело в том, что при монархическом государственном устройстве механизмы борьбы с нечестностью госслужащих работают совсем по-другому, нежели при знакомой нам демократии. В современном нам государстве чиновник является обычным служащим по найму, и, как мы уже говорили выше, в основе его мотивации лежит материальная выгода — мне платят зарплату, я делаю свою работу. Такой подход делает управленца уязвимым перед предложением материальных благ со стороны. Важно также, что положение высших чиновников, включая главу демократического государства, ничем не отличается от чиновников нижестоящих. В результате коррупция является одной из главных проблем для демократии.
Конечно, демократическое общество уделяет значительное внимание борьбе с коррупцией, стремясь, с одной стороны, ограничить зону ответственности чиновников, а с другой — создавая мощные органы по борьбе с коррупцией. Все это приводит к значительному увеличению государственного аппарата, а также к снижению его эффективности..
Несколько по-другому обстоит дело в монархии. Как мы уже говорили ранее, мотивация чиновника не ограничивается лишь получением материального вознаграждения за проделанную работу, но может иметь в своей основе идею служения государю как форму религиозного служения. Для такого человека подкуп будет не просто нарушением должностных инструкций, но и религиозным проступком. Безусловно, далеко не все чиновники являют собой образец добродетели и строгого следования долгу, но важно, что сама идеология государственной службы при монархии не допускает принятие посулов со стороны.
Важно отметить принципиальную разницу в распространении коррупции в монархическом и демократическом обществах — при демократии уровень коррумпированности чиновников возрастает снизу вверх, то есть наиболее коррумпированными являются управленцы высшего звена. При монархии, напротив, отбор чиновников идет таким образом, что уровень коррупции снижается с ростом служебного положения.
Борьба с коррупцией при монархии значительно отличается от таковой при демократии. Отличается наличием на самом верху государственной пирамиды человека, который в принципе не может быть подвергнут коррупции, — государя. И именно это позволяет вести успешную борьбу с коррупцией на самом высоком уровне, даже среди лиц, приближенных к особе его императорского величества. Угроза «дойду до государя» была не пустым звуком и вводила в трепет немалое число чиновников.
Советские историки и публицисты, рассуждая о расцвете воровства и взяточничества среди государственного аппарата Российской империи, любили цитировать фразу Николая I, якобы сказанную им своему сыну, будущему царю-освободителю: «Мне порой кажется, что только два человека в России не воруют — я и ты». Эта фраза должна была иллюстрировать разложение и безнравственный характер «реакционного царского режима».
Не будем выяснять, говорил ли государь такую фразу или она представляет выдумку позднейших историков. Обратимся к ее смыслу. И подумаем — не позавидовать ли нам жителям такого государства, где целых два человека гарантированно свободны от коррупции и занимают при этом два самых высших государственных поста. Глядя на современные российские реалии, поневоле позавидуешь далеким предкам, которые хотя бы могли не сомневаться в честности правителя своего государства.
Однако большую часть XVIII века этот механизм не работал — и Елизавета Петровна, и Екатерина II пришли к власти в результате дворцовых переворотов, более того, все время их правления в стране находились законные наследники императорского престола — соответственно Иоанн Антонович и Павел Петрович. Поэтому государыни были вынуждены считаться с возможностью нового переворота и передачи власти законным претендентам. Это повышало их зависимость от окружения, аристократии, верхушки чиновничьего аппарата и затрудняло эффективную борьбу с коррупцией. При дворе обеих императриц процветал фаворитизм.
Гавриил Романович Державин, служивший при дворе Екатерины, вспоминал, как сама императрица порой была бессильна принять меры против влиятельных фигур: «Она царствовала политически, наблюдая свои выгоды или поблажая своим вельможам, дабы по маловажным проступкам не раздражать их и против себя не поставить... Как она говаривала пословицу «живи и жить давай другим», и так поступала...»[40]
Однако даже в это время уровень коррумпированности российского госаппарата не выделялся на общеевропейском фоне. Более того, если в Европе того времени появлялось такое явление, как легализация коррупции — например, в Англии и Франции совершенно открыто и легально продавались офицерские звания в армии, — то в России коррупция принимала в основном форму непотизма, то есть хорошо знакомого нам по советским временам блата.
В самом деле, подкупить взяткой вельможу, владеющего тысячами душ крепостных и огромным богатством, сложно, а вот упросить его оказать помощь «нужному человеку» — это было нормальным, умные и преданные люди всегда будут полезными.
А «государеву оку» — прокуратуре Российской империи приходилось порой практиковать весьма необычные методы борьбы с коррупцией. Хорошо иллюстрирует нравы тех времен разговор, состоявшийся между генерал-прокурором Я.П. Шаховским и видным государственным сановником графом П.И. Шуваловым, в ведомстве которого органы прокуратуры нашли значительные упущения.
В ходе встречи «П.И. Шувалов обвинял генерал-прокурора в том, что он напрасно причиняет ему неприятности. Шаховской отвечал, что он пытается пресекать только «противозаконные поступки» Шувалова, «основанные на личных выгодах», а также корысти. «Ваше сиятельство! Теперь вы уже довольно богаты и имеете большие доходы, — сказал Шаховской, — а я, при всех высоких титлах своих, и не мыслил еще о каких-либо приобретениях. Дадим в присутствии его превосходительства (устроителя встречи графа И.И. Шувалова. — А.М.) честное слово друг другу: отныне впредь не заниматься более увеличением нашего достояния, не следовать влечению страстей своих, отступая от обязанностей и справедливости; но идти прямым путем, куда долг, честь и общая польза сограждан будет нас призывать. Тогда только соглашусь я носить имя вернейшего друга вашего, в противном случае молчать пред вами, угождать вам я не буду, чего бы мне того ни стоило»[41].
Такие призывы к нравственному чувству и чести не оставались без ответа — для дворян и сановников XVIII века это были не пустые слова. И вельможи того времени не только не путали государственный карман со своим, но порой поступали и прямо наоборот — оплачивая из своих личных средств государственные нужды. Например, светлейший князь Потемкин, представив государыне императрице программу заселения Новороссии, приступил к ее выполнению за собственный счет, не дожидаясь начала казенного финансирования.
Ситуация претерпела кардинальные изменения с восстановлением в стране нормального порядка престолонаследия при императоре Павле I и его сыновьях. Чиновники быстро почувствовали на себе крепкую руку законного государя. Во время правления Александра I Благословенного было положено начало коренному преобразованию системы государственной службы империи — вместо устаревших коллегий были введены министерства, единолично возглавляемые министром, несущим персональную ответственность перед государем за состояние дел во вверенной ему сфере деятельности. Однако сложная внешнеполитическая ситуация помешала государю довести дело до конца.
Совершенствование аппарата государственной службы стало одним из основных направлений деятельности императора Николая I. Уже 6 декабря 1826 года (то есть спустя менее года после взошествия на престол) государь образует Особый комитет, целями которого было «обозреть настоящее положение всех частей управления, дабы из сих соображений вывести правила к лучшему их устройству и исправлению»[42]. Важную роль в работе комитета играл тайный советник Михаил Михайлович Сперанский. В наших учебниках истории обычно обращают внимание на роль этого выдающегося человека во времена правления Александра I, когда по его инициативе в России появились новые органы государственной власти — Государственный совет, а также рассматривался вопрос о введении конституции. Но на самом деле по-настоящему широко ему удалось проявить свои таланты государственного деятеля в следующее царствование. Именно под его руководством была проделана колоссальная работа по кодификации всего законодательства империи, завершившаяся созданием Полного свода законов Российской империи, а также Свода действующих законов Российской империи. Были выработаны правила документооборота, регламентирована работа чиновничьего аппарата.
