В сохраненных позднейшими памятниками скудных чертах мифологии восточных Славян можно различить два рода верований. Одни из этих верований можно признать остатками почитания видимой природы. В русских памятниках уцелели следы поклонения небу под именем Сварога, солнцу под именами Дажбога, Хорса, Велеса, грому и молнии под именем Перуна, богу ветров Стрибогу, огню и другим силам и явлениям природы. Дажбог и божество огня считались сыновьями Сварога, звались Сварожичами. Таким образом, на русском Олимпе различались поколения богов — знак, что в народной памяти сохранились еще моменты мифологического процесса; но теперь трудно дать хронологическое определение этим моментам. Уже в VI веке, по свидетельству Прокопия, Славяне признавали повелителем вселенной одного бога громовержца, т.е. Перуна. По нашей начальной летописи Перун является главным божеством русских Славян рядом с Велесом, который характеризуется названием «скотьего бога» в смысле покровителя стад. Общественное богослужение еще нe установилось и даже в последние времена язычества видим только слабые его зачатки. Ни храмов, ни сословия жрецов незаметно; на открытых местах ставились изображения богов, пред которыми совершались некоторые обряды и приносились требы, т.е. жертва. Так, в Киеве на холме стоял идол Перуна, пред которым Игорь в 945 году приносил клятву в соблюдении заключенного с Греками договора. Владимир, утвердившись в Киеве в 980 году, поставил здесь на холме идолы Перуна, Хорса, Дажбога, Стрибога и других богов, которым князь и народ приносили жертвы, даже человеческие. По-видимому, большее развитие получил и крепче держался другой ряд верований — культ предков. В старинных памятниках средоточием этого культа является со значением охранителя родичей род с его рожаницами, т.е. дед с бабушками — намек на некогда господствовавшее между Славянами многоженство. Тот же обоготворенный предок чествовался под именем чура, в церковно-славянской форме щура; эта фоpма доселе уцелела в сложном слове прощур. Значение этого деда-родоначальника, как охранителя родичей, доселе сохранилось в заклинании: чур меня, т.е. храни меня дед. Но в народных преданиях и поверьях этот чур-дед, хранитель рода, является еще под именем дедушки домового, т.е. охранителя не целого рода, а отдельного двора. Таким образом, не колебля народных верований и преданий, связанных с первобытным родовым союзом, расселение должно было разрушать юридическую связь рода, заменяя родство соседством.
Это юридическое разрушение родового союза делало возможным взаимное сближение родов, одним из средств которого служил брак. Наша древняя летопись указывает на ход этого сближения: описывая языческий быт Радимичей, Вятичей и других племен, она говорит об игрищах между селами, т.е. религиозных празднествах, на которых жители сел похищали, «умыкали» ceбе жен по уговору с ними. Эти села — родственные поселки, разросшиеся из отдельных дворов, какими расселялись восточные Славяне. На играх между селами похищали невест из чужих сел, т.е. родов, которые не уступали их добровольно при недостатке невест вследствие господствовавшего тогда многоженства. Вражда между родами, вызывавшаяся умычкою чужеродных невест, устранялась веном, выкупом невесты у ее родственников. С течением времени вено превратилось в продажу невесты жениху ее родственниками по взаимному соглашению, без умычки, которая заменилась обрядом хождения зятя по невесту. Дальнейший момент сближения родов летопись отметила у Полян, уже вышедших, по ее изображению, из дикого состояния, в каком оставались другие племена. Она замечает, что у Полян «не хожаше зять (жених) по невесту, но привожаху вечер (приводили ее вечером), а заутра приношаху, что на ней вдадуче (что за нее платили)». Таким образом, хождение жениха по невесту, заменившее насильственный акт умычки невесты, в свою очередь, сменилось обрядом привода невесты к жениху, почему законная жена в языческой Руси называлась водимою. Важно то, что родственники жениха и невесты становились свояками, своими людьми друг для друга. Таким образом, брачный союз уже в языческую пору роднил чуждые друг другу роды. Это указывает на раннее ослабление родового союза у русских Славян. В первичном, нетронутым своем составе род представлял замкнутый союз, недоступный для чужаков: невеста из чужого рода порывала родственную связь с своими кровными родичами, но не роднила их с родней своего жениха.
Города и торговля. Хозары. Большая перемена произошла в экономическом быту восточных Славян, расселившихся по Днепру, его притокам и далее к северу, в области озера Ильменя. При тогдашнем значении рек, как удобнейших путей сообщения, Днепр был столбовой торговой дорогой для западной полосы русской равнины: верховьями своими он близко подходит к Западной Двине и бассейну Ильменя-озера, т.е. к двум важнейшим дорогам в Балтийское море, а устьем соединяет центральную Алаунскую возвышенность с северным берегом Черного моря; притоки Днепра, издалека идущие справа и слева, как его подъездные пути, приближают Поднепровье, с одной стороны, к карпатским бассейнам Днестра и Вислы, а с другой — к бассейнам Волги и Дона, т.е. к морям Каспийскому и Азовскому. Таким образом, область Днепра захватывает всю западную половину русской равнины. Эту водную дорогу по Днепру из Балтийского моря в Черное наша летопись называет «путем из Варяг в Греки». Днепр и сделался для восточных Славян могучей питательной артерией народного хозяйства, втянув их в сложное торговое движение, которое шло тогда в юго-восточном углу Европы. Своим низовым течением и левыми притоками Днепр потянул славянских поселенцев к черноморским и каспийским рынкам. Это торговое движение вызвало разработку естественных богатств занятой поселенцами страны. Если мы представим себе нашу равнину в том виде, какой она имела десять или одиннадцать веков тому назад, то легко можем разделить ее на две полосы — на северо-западную лесную и юго-восточную степную. Восточные Славяне заняли преимущественно первую; самый город Киев возник на рубеже между обеими полосами. Эта лесная полоса своим пушным богатством и лесным пчеловодством (бортничеством) и доставляла Славянам обильный материал для внешней торговли: меxa, мед, воск стали главными статьями русского вывоза.
Одно внешнее обстоятельство особенно содействовало успехам этой торговли. С конца VII в. по южнорусским степям стала распространяться новая азиатская орда, Хозары. Это было кочевое племя тюркского происхождения; но оно не было похоже на предшествовавшие ему и следовавшие за ним азиатские орды, преемственно господствовавшие в южнорусских степях. Хозары скоро стали покидать кочевой быт и обращаться к мирным промыслам. В VIII в. среди них водворились из Закавказья промышленные Евреи и Арабы. Еврейское влияние здесь было так сильно, что династия хозарских каганов с своим двором, т.е. высшим классом хозарского общества, приняла иудейство. Раскинувшись на привольных степях по берегам Волги и Дона, Хозары основали средоточие своего государства в низовьях Волги. Здесь столица их Итиль скоро стала огромным разноязычным торжищем, где рядом жили магометане, евреи, христиане и язычники. Хозары покорили племена восточных Славян, живших близко к степям, Северян, Вятичей. Но хозарское иго доставляло покоренным большие экономические выгоды. С тех пор для них, как данников Хозар, были открыты степные и речные дороги, которые вели к черноморским и каспийским рынкам. Под покровительством Хозар по этим рекам пошла бойкая торговля из Поднепровья. Мы встречаем ряд указаний на успехи этой торговли. Арабский писатель Хордадбе, современник Рюрика и Аскольда, писавший не позже 870-х годов, замечает, что pyccкиe купцы возят товары из отдаленных краев своей страны к Черному морю в греческие города, где византийский император берет с них десятину (торговую пошлину), что те же купцы плавают по Волге, спускаются к хозарской столице, где властитель хозарский берет с них также десятину, выходят в Каспийское море, проникают на юго-восточные его берега и даже провозят свои товары на верблюдах до Богдада. Сколько поколений нужно было, чтобы проложить такие далекие и разносторонние торговые пути с берегов Днепра и Волхова! Восточная торговля Поднепровья, как ее описывает Хордадбе, могла завязаться по крайней мере лет за сто до этого арабского географа. Впрочем, есть и прямое указание на время, когда завязалась и развивалась эта торговля. В области Днепра найдено множество кладов с древними арабскими монетами, серебряными диргемами. Большая часть их относится к IX и Х веку, ко времени наибольшего развития восточной торговли Руси. Но есть клады, в которых самые поздние монеты не позже начала IX века, а ранние восходят к началу VIII века; изредка попадаются монеты VII века и то лишь самых последних его лет. Эта нумизматическая летопись наглядно показывает, что именно в VIII веке завязалась торговля Славян днепровских с хозарским и арабским востоком. Но этот век был временем утверждения Хозар в южнорусских степях; ясно, что Хозары и были торговыми посредниками между этим востоком и русскими Славянами.
