Заметим также, что среди старомосковской знати дворцовая служба была своего рода семейной традицией. В 1538–1542 гг. угличским дворецким был Федор Семенович Воронцов (см. ниже), и это облегчало доступ к дворцовым должностям его брату Ивану и другим родственникам.
Последний раз в известных нам источниках И. С. Воронцов упоминается в качестве тверского дворецкого в марте 1545 г., когда по его приказу была выдана жалованная грамота Иосифо-Волоколамскому монастырю[1612]. А. А. Зимин полагал, что «опала Воронцовых привела к смене дворецких в Твери»[1613]. Но о какой опале идет речь? 5 октября 1545 г. в опалу вместе с четырьмя другими влиятельными лицами попал боярин Ф. С. Воронцов, а уже в декабре того же года все опальные были прощены[1614]. Нет сведений о том, что эта опала сказалась на ком-то еще из клана Воронцовых: во всяком случае, как будет показано ниже, В. М. Воронцов тогда точно сохранил за собой должность дмитровского дворецкого.
Полгода спустя Ф. С. Воронцов снова попал в опалу, на этот раз — вместе с племянником В. М. Воронцовым: они, как и их товарищ по несчастью — кн. И. И. Кубенский, стали жертвой придворной интриги и были казнены 21 июля 1546 г.[1615] В. Д. Назаров считал, что опала коснулась и боярина И. С. Воронцова, который потерял тогда пост тверского дворецкого[1616]. Однако об опале Ивана Семеновича в связи с казнью его брата и племянника в источниках никаких упоминаний нет: согласно разряду летнего (коломенского) похода Ивана IV, И. С. Воронцов после описанных трагических событий остался первым воеводой полка левой руки, в то время как на места его казненных сородичей были назначены другие лица[1617]. Более того, неизвестно, сохранял ли он к тому времени за собой должность тверского дворецкого: в разрядной записи от апреля 1546 г. он упомянут без нее[1618], но это еще ни о чем не свидетельствует: как показал В. Д. Назаров, особенностью разрядов как источника было то, что при упоминании там лиц, имевших думное звание и дворцовую должность, последняя зачастую опускалась[1619].
Приходится признать, что точная дата отставки И. С. Воронцова с поста тверского дворецкого нам не известна: это могло произойти в любой момент между мартом 1545 г., когда он последний раз упоминается в этой должности в сохранившемся актовом материале, и летом 1547 г., когда в качестве тверского дворецкого фигурирует уже другое лицо.
Следующий известный нам по имени тверской дворецкий — Василий Михайлович Юрьев — впервые упоминается в разряде царского похода на Коломну в июле 1547 г.[1620] С этим же чином он фигурирует в свадебном разряде царского брата — князя Юрия Васильевича, датированном сентябрем 1547 г., и в декабрьском (того же года) разряде Казанского похода[1621]. 11 декабря 1547 г., как уже говорилось выше, В. М. Юрьев распорядился выдать указную грамоту приказчику подмосковного дворцового села Воробьева о запрете крестьянам сечь рощи Симонова монастыря[1622], что выглядело как вмешательство в компетенцию дворецкого Большого дворца. По-видимому, Юрьев активно занимался судебной деятельностью: в дозорной писцовой книге Тверского уезда начала 50-х гг. сохранились упоминания грамот, которые, по словам помещиков, «залегли в суде» у Василия Михайловича Юрьева[1623]. Должность тверского дворецкого он сохранял по крайней мере до мая 1554 г. (дата последнего упоминания)[1624].
В общей сложности за 30–40-е гг. XVI в. сменилось пять дворецких Тверского дворца — больше, чем в каком-либо другом дворцовом учреждении. Объясняется это, по-видимому, особым престижем должности тверского дворецкого, со времен Василия III тесно связанной с великокняжеским двором и, следовательно, весьма зависимой от изменений придворной конъюнктуры.
Полной противоположностью Тверскому дворцу в этом отношении был другой старейший дворец — Новгородский. Как уже говорилось, он был единственным областным дворцом, находившимся за пределами столицы, и (возможно, как раз по этой причине) не являлся объектом местнических притязаний и соперничества. Сведения о новгородских дворецких изучаемого времени фрагментарны, но то, что нам известно, позволяет считать, что эту должность, за редкими исключениями, занимали лица незнатные, не входившие в состав придворной элиты.
В апреле 1536 г. в разрядной книге упоминается новгородский дворецкий Иван Никитич Бутурлин[1625]. Он же, как сообщают летописи, активно участвовал в обороне Новгорода во время мятежа князя Андрея Старицкого весной 1537 г.[1626] Кто был новгородским дворецким следующие два с половиной года, неизвестно: в сохранившихся источниках сведений об этом нет. В 1539/40 г. в этой должности упоминается Дмитрий Федорович Ласкирев[1627], в июне 1541 г. и в 1542/43 г. — Иван Дмитриевич Володимеров[1628], а в сентябре 1545 г. — некий Дмитрий Юрьевич[1629]. В последние годы «боярского правления» новгородским дворецким был Семен Александрович Упин[1630].
Все упомянутые лица находились — в прямом и переносном смысле — вдали от государева двора, и какая-либо связь между их назначениями в Новгородский дворец и перипетиями придворной борьбы не прослеживается.
Новые областные дворцы, впервые упоминаемые в конце 30-х гг. (Дмитровский, Рязанский, Угличский), в местническом отношении занимали промежуточное положение между Тверским и Новгородским дворцами. Дмитровский дворец, подобно Тверскому, испытывал заметное влияние придворной конъюнктуры, в то время как на персональном составе угличских и рязанских дворецких перипетии борьбы за власть в кремлевских палатах почти не отражались.
Первым дмитровским дворецким, как уже говорилось, был кн. Дмитрий Федорович Палецкий. Он упоминается в этой должности с августа 1538 г.[1631], но, согласно сделанному выше предположению, мог занять ее еще в конце 1537 г. Последний раз в известных нам источниках кн. Д. Ф. Палецкий назван дмитровским дворецким в июне 1542 г.[1632] А. А. Зимин относил его к числу сторонников Шуйских и считал, что «поражение Шуйских привело к опале Палецкого»[1633]. Однако этот тезис плохо согласуется с хронологией дворцовых переворотов: в период, когда при дворе наибольшим влиянием пользовался главный противник Шуйских — кн. И. Ф. Бельский (с лета 1540 по декабрь 1541 г.), кн. Д. Ф. Палецкий продолжал оставаться на своем посту, а январские события 1542 г. привели к временному торжеству князей Шуйских над своими соперниками. Поэтому возможную отставку Палецкого (не говоря уже об «опале», о которой в источниках нет никаких упоминаний) никак нельзя объяснить «поражением Шуйских».
Возможно, несколько лет должность дмитровского дворецкого оставалась вакантной. Сведения о новом дворецком появляются только в 1543/44 г.: им стал окольничий Василий Дмитриевич Шеин[1634]. Это назначение так же трудно связать с победой или поражением какой-либо придворной группировки, как и уход из Дмитровского дворца кн. Д. Ф. Палецкого.
В. Д. Шеин недолго исполнял обязанности дмитровского дворецкого: последний раз в этом качестве он упоминается 20 апреля 1544 г.[1635], а менее года спустя в источниках встречается имя нового главы Дмитровского дворца — Василия Михайловича Воронцова. 20 марта 1545 г. ему был доложен судный список по тяжбе слуги Саввина Сторожевского монастыря Третьяка Федорова с помещиками А. Б. Холевой и И. Д. Стоговым из-за спорных земель[1636].
А. А. Зимин так прокомментировал назначение В. М. Воронцова дмитровским дворецким: «Временное укрепление у власти Воронцовых сопровождалось раздачей должностей отдельным представителям этой фамилии»[1637]. Поскольку два дяди Василия Михайловича, бояре Иван и Федор Семеновичи Воронцовы, пользовались в то время большим влиянием при дворе (а первый из них, как мы уже знаем, с 1544 г. был еще и тверским дворецким), то, действительно, можно предположить, что дмитровское дворечество досталось В. М. Воронцову при их содействии. Но все же утверждение о «раздаче должностей» представителям этой фамилии выглядит явным преувеличением: Воронцовы возглавляли лишь два дворцовых учреждения (из шести существовавших на тот момент). К тому же их положение при дворе в описываемое время не было таким уж прочным: 5 октября 1545 г. лидер клана, боярин Ф. С. Воронцов, попал вместе с несколькими другими царедворцами в опалу, которая была снята в декабре того же года[1638]. Показательно, что кратковременная опала дяди не отразилась на положении его племянника: В. М. Воронцов сохранил должность дмитровского дворецкого, с которой он упоминается в разрядах в апреле 1546 г.[1639] Следовательно, не каждая «дворцовая буря» приводила к кадровым перестановкам в административном аппарате.
