Общим у всех этих предприятий было одно: все они по природе своей были коммерческими. В Америке, как показывает возникновение первых encomiendas и прибытие первых поселенцев в Йорктаун (штат Вирджиния), целью всегда было установление власти и образование поселений; не так было в Азии и Африке. То ли потому, что эти земли считались нездоровыми из-за плотной населенности, то ли потому, что они уже принадлежали довольно могущественным правителям, число европейцев, которых бы они привлекли, было очень небольшим. Там не возникало ни городов, ни больших государств, вместо этого строилась укрепленная фактория, которая либо включала в себя поселение, либо, когда со временем оно расширялось, управляла им. Испанские и португальские колонии в Южной и Центральной Америке всегда управлялись представителями короны, тогда как британские колонии Северной Америки вскоре освободились от концессионеров. Не так было с факториями, которые были расположены на берегах Африки и Азии и которые на протяжении веков управлялись различными колониальными компаниями, назначавшими своих руководящих сотрудников на губернаторские посты. Конечно, эти компании часто получали поддержку правителей — в частности, португальская экспансия началась как королевское коммерческое предприятие и долгое время оставалась таковым. Однако, строго говоря, они никогда не были тождественны правительству своей страны и необязательно подчинялись ему, о чем свидетельствует тот факт, что хартия голландской Ост-Индской компании характеризует компанию как «суверенную».
Как упоминалось выше, между 1600 и 1715 гг. Ост-и Вест-Индские компании Голландии, Великобритании и Франции часто вступали друг с другом в вооруженные конфликты, в то время как правительства их стран находились в мире друг с другом, и наоборот. Даже после того как все это прекратилось, компании продолжали содержать собственные бюрократические аппараты и собственные армии. И те, и другие оплачивались из денежных средств компаний, хотя их персонал и государственные служащие часто были взаимозаменяемыми, поскольку чиновники, командиры, офицеры и даже целые войсковые части переводились из одного подчинения в другое на основании аренды или купли-продажи. На протяжении долгого времени уже после того, как европейские государства начали создавать обезличенные бюрократии, и даже после того, как в результате Французской революции были уничтожены остатки феодализма и введено понятие levée en masse, сохранялась традиция, по которой европейские заморские колонии управлялись частными предприятиями. Процесс перехода лучше всего прослеживается на примере Британской Индии, несомненно, самой большой и значимой из всех колоний. Ост-Индская компания была основана в 1599 г. как исключительно частное коммерческое предприятие. С 1770 г. она подлежала парламентскому надзору, а ее глава Роберт Клайв был обвинен в коррупции. В 1773 г. согласно Акту о регулировании было установлено верховенство парламента над компанией и был назначен первый королевский губернатор Уоррен Гастингс. В 1813 г. компания потеряла свою монополию на торговлю. В 1834 г. ее превратили в управляющее агентство британского правительства; после восстания сипаев 1857 г. Индия стала британской коронной колонией, не имеющей самоуправления. В 1873 г. компания, лишившись своих функций, была распущена, и в 1876 г. королева Виктория была провозглашена императрицей Индии.
Если переход от коммерческой собственности к государственному управлению был длительным процессом, то территориальная экспансия продолжалась еще дольше. С того момента, как Васко да Гама разнес в щепки индийские джонки, которые пытались его преследовать, превосходство европейцев в техническом оснащении проявлялось, главным образом, на море[798]; это объясняет, почему голландцам удалось подчинить себе Индонезию (хотя только в середине XVIII в. они установили прямое управление на внутренних территориях), точно так же, как французы и англичане господствовали на островах Карибского моря. А вот там, где не было островов, экспансия в глубь суши обычно проходила очень медленно. Например, основание первого британского форпоста на индийском субконтиненте датируется 1611 г., когда была создана фактория в Мазулипатаме. К 1700 г. их стало четыре — форт Сент-Джордж, Бомбей, Калькутта и Мадрас — но в распоряжении каждого было только такое количество земли, которое находилось в пределах «дальности артиллерийского выстрела»[799]. Прошло еще 60 лет, прежде чем было преодолено противодействие со стороны французов и голландцев, и после целой серии войн мощь империи Великих Моголов была сломлена, и вся страна попала под контроль завоевателей. Подобным же образом попытки испанцев и португальцев обосноваться на побережье Северной Африки начались в конце XIV в., а постоянный форпост Сеута был основан в 1415 г. В 1471 г. другой анклав — Танжер — попал под европейское владычество; однако попытки Карла V захватить Бизерту провалились. Только в 30-е годы XIX в. начались действия французов по захвату Северной Африки, номинально являвшейся частью Оттоманской империи, но на самом деле поделенной между большим числом соперничающих эмиратов. Не считая Индии, широкая экспансия в Азию началась еще позднее.
К 1914 г. техническое превосходство европейцев, отныне заключавшееся в наличии не только кораблей и ружей, но и пароходов (которые дали возможность проникнуть в глубь континента по судоходным рекам), железных дорог, телеграфа и хинина[800], привело к разделу мира между небольшим числом соперничающих государств. Путь проложила Великобритания, которая на пике могущества смогла раскрасить розовым цветом одну четвертую земного шара. За ней шли Франция и Россия, которая с начала XIX в. оккупировала огромные азиатские территории, принадлежавшие ранее Турции и Персии, таким образом подчинив царю большое число мусульман. Из других колониальных держав Португалия и Голландия оставались примерно в том же положении, что и прежде, практически ничего не потеряв и не приобретя после 1820 г. Испания, уже лишившись к тому времени Латинской Америки, потеряла большую часть своих владений, отдав их США в ходе испано-американской войны 1898 г., мало что сохранив, кроме испанской Сахары. Германия и Италия, поздно вступившие в игру, завоевали несколько уголков в Африке и на Тихом океане, по большей части не имеющих особой ценности, а Бельгия, из-за разногласий с остальными державами, смогла прибрать к рукам огромный и очень ценный с экономической точки зрения кусок Центральной Африки. О напористости империализма того времени свидетельствует тот факт, что даже самые сильные политические образования за пределами Европы, такие как Оттоманская и Китайская империи, а также Иран, потеряли свои обширные территории и оказались на волосок от распада. Кроме них только три страны избежали такой участи: Япония и Эфиопия (последняя — до 1935–1946 гг.) — в основном своими силами, а также Таиланд, поскольку англичане и французы, занявшие Бирму и Индокитай, предпочли сохранить его независимость в качестве буферной зоны.
Хотя системы управления новыми владениями, установленные колониальными державами, различались, в их числе можно выделить два крайних случая; большинство, как это обычно бывает, занимало промежуточное положение. Один из них представляет собой метод, применявшийся бельгийцами в Конго, известный как прямое правление[801]. Первоначально Конго просто было королевским имением, поскольку король заплатил из собственного кармана за исследование территории и боролся за признание его владений остальными державами[802]. В 1908 г., после того как в отчетах, приходивших из Африки, владения были охарактеризованы как «настоящий ад на земле»[803], разразился международный скандал, и земли были переданы под контроль государства. На пике империи Бельгия имела в Африке около 10 тыс. государственных служащих, а также еще большее число предпринимателей и духовных лиц; первые две группы были в некоторой степени взаимозаменяемы, поскольку некоторые чиновники, уволившись еще будучи довольно молодыми, начинали заниматься частным бизнесом. Каковы бы ни были различия между ними, эти три «столпа» действовали совместно, сокрушая любое встречаемое сопротивление самыми жестокими способами, какие только возможно вообразить, к числу которых на раннем этапе относилось даже отрубание рук. Поступая таким образом, они эксплуатировали местное население, не предоставляя ему совершенно никаких политических прав. Бельгийские бизнесмены нанимали конголезцев на работу на своих плантациях и шахтах. Бельгийские чиновники применяли силу, чтобы удерживать их на своем месте (а также обеспечивали выполнение всех видов corvées[804], такие как построение дорог), а бельгийское духовенство пыталось умиротворить всех, обещая местным жителям лучшее будущее в ином мире, если они будут слушаться своих земных хозяев.
