К западу от Байкала, в Советской России и в Сибири, все время не прекращаются восстания среди крестьян против советской власти, против коммуны из-за хлеба. Спросите наших солдат, и они расскажут вам, что заставило их — двадцать пять тысяч рабочих и крестьян — идти плохо одетыми в суровое зимнее время почти без продовольствия много тысяч верст через всю Сибирь за Байкал, чтобы только не оставаться под властью коммунистов».
* * *
Весной 1920 года во многом из-за общего антиколчаковского восстания коммунистам, эсерам, меньшевикам и сибирским земцам удалось договориться о создании Дальневосточной республики (ДВР). Первые переговоры об этом представителей 5-й красной армии, Сибревкома и иркутского Политцентра прошли в Томске. Каждая из сторон искала свою выгоду, например, резолюция ЦК партии эсеров на этот счет указывала, что ДВР сохранит восток России «как от хищнической оккупации японцев, так и от разрушительного хозяйничанья большевиков». Обведут всех, конечно, большевики, но в апреле 1920 года этими разнородными политическими силами была провозглашена Дальневосточная республика как «независимое», «демократическое» государство.
Летом 1920 года ДВР заключила мирный договор с Японией, поддержкой которой в основном и выживал до сих пор атаман Семенов, а его 1-й корпус в белой армии, которая стала называться Дальневосточной Русской армией, стали обрабатывать как могли агитаторы и коммунистов, и ДВР. С другой стороны, семеновцам было неуютно вместе со 2-м и 3-м корпусами каппелевцев.
К этому времени в Восточном Забайкалье, в Дальневосточной Русской армии оказалось около тридцати тысяч колчаковских солдат и офицеров, постоянно конфликтовавших с семеновцами. Каппелевцы среди них были цементом Белой гвардии и считали себя истинными наследниками Российской державы, сталкивались с атаманцами Семенова вплоть до массовых драк, стрельбы. Среди каппелевцев было много студенчества, интеллигенции с либеральными идеями, а ижевские, воткинские рабочие все никак не могли привыкнуть принимать национальное трехцветное знамя своим, потому как вплоть до весны 1919 года ходили в атаку против красных под красным же знаменем. К тому же, каппелевцы не могли простить Семенову его раздоры с Колчаком и то, что атаман не послал своих казаков, когда белые изнурительно дрались на Урале и под Тобольском.
Семеновские офицеры, ориентирующиеся на военную диктатуру, войсковые порядки, по своей казачьей «кондовости» презирали всю эту «демократическую» публику. Отлично экипированные, на высоком жалованьи, они насмехались над ветхими шинелями и гимнастерками из мешковины у пришлецов, а Семенов, выступая перед героями Ледяного похода, ехидно заверил их в обязательном обеспечении «теплыми штанами». Ко всему прочему, атаман тянул, чтобы подчиниться главкому Русской армии генералу барону Врангелю, на чем настаивали каппелевцы. В результате, в июне 1920 года генерал Войцеховский сложил с себя командование и уехал за границу вместе со многими бывшими колчаковцами.
Чуткий политик Семенов осенью преодолевает свою «атаманщину», организовывает в Чите всеобщие выборы нового правительства. С сентября 1920 года здесь начал работать законодательный орган — Временное Восточно-Забайкальское Народное собрание. В октябре Григорий Михайлович, плюнув и на сепаратистские устремления, отправляет телеграмму генералу Врангелю, в которой пишет:
«Я пришел к неуклонному решению… не только признать Вас как главу правительства юга России, но и подчиниться Вам, на основаниях преемственности законной власти, оставаясь во главе государственной власти российской восточной окраины».
В это время у Семенова насчитывалось около двадцати тысяч штыков и сабель, 9 бронепоездов, 175 орудий. 1-й, семеновский, корпус держал позиции с запада вдоль магистрали Чита—Маньчжурия. Каппелевские 2-й и 3-й корпуса прикрывали территорию белых с севера и востока, располагаясь от Читы до станции Бырка. Против них в хорошо проработанной красными Читинской операции стянули огромное количество войск, как партизанских, так и НРА — Народно-революционной армии ДВР.
15 октября 1920 года, дождавшись, когда по мирной договоренности с ДВР последний японский состав покинет пределы Забайкалья, войска Амурского фронта ДВР совершенно неожиданно ринулись на белую армию. Каппелевцы, «по-студенчески» верившие, что ДВР за «парламентаризм», считавшие, будто ее лидеры действительно собираются созвать Учредительное собрание, оторопели. Однако быстро оправились и 20 октября ответили могучим контрударом к северу от Читы и на центральном участке обороны.
На каппелевцев обрушилась целая армада собранных со всего Дальнего Востока многочисленных партизанских бригад и дивизий, подкрепленных красноармейскими полками и частями НРА. 21 октября 3-й корпус генерала Молчанова отошел из Читы, продолжая таять, но дрался вплоть до 13 ноября под Харашибири, Хада-булаком, Борзей.
1-й корпус семеновцев расчленили в тяжелых боях. Одни части стали отходить к границе, другие оттянулись к магистрали, приняв битву у станций Оловянная—Борзя с 1-м Забайкальским корпусом НРА. Но всем белым соединениям пришлось в конце концов оттянуться к Маньчжурской дороге и отступать вдоль нее. 21 ноября 1920 года остатки каппелевцев и семеновцев перешли границу Маньчжурии, где были разоружены китайцами. Беженцами они осели в полосе КВЖД, в основном в Харбине, положив начало его обширной русской белоэмиграции.
Атаман генерал Г. М. Семенов сумел проскочить в Приморье, где еще были его друзья японцы и распоряжалась коалиционная власть ДВР. Григорий Михайлович поискал там поддержку, стараясь возродить Белое движение, но в декабре 1920 года владивостокские власти выслали генерала Семенова за границу. Генерал Семенов отправился в Порт-Артур, а деятели ДВР, среди каких все больше заправляли большевики, перенесли столицу своей республики в Читу — бывшую столицу атамана Семенова.
* * *
В этих переломных дальневосточных событиях Белого дела генерал барон Унгерн фон Штернберг талантливо сориентировался и сам выдвинулся в могущественные вожди, атаманы, заслужив своеобразный титул «самодержца пустыни».
В заключительной семеновской забайкальской эпопее Унгерн фигурировал у нас в конце 1919 года, когда готовился по приказу атамана вторгнуться в Монголию из Даурии с востока, чтобы взять Ургу (Улан-Батор). Тогда его и генерала Левицкого, собиравшегося идти со своей дивизией на Ургу с севера, опередили китайцы, а потом и сам Левицкий еле остался жив.
В январе 1920 года Семенов приказал дивизии генерала Левицкого, цементом которой были монгольские головорезы-харачины под командой Нэйсе-гэгена, все же отправиться в Монголию из Верхнеудинска (Улан-Удэ), чтобы воевать против новоиспеченного китайского владычества, опираясь на помощь свергнутых монгольских князей. Но в восьмидесяти верстах южнее Верхнеудинска ночью на привале харачины начали резать спящих русских офицеров и казаков. Убили их около сотни, генералу Левицкому с трудом удалось бежать.
Таким образом, монголы Нэйсе-гэгена, не забывшие и расправу семеновцев с их князем Фушенгой, не хотели пустить русских в Ургу, подыграв здесь своим братьям-китайцам. Те расплатились с харачинами за услугу таким же способом: разместили их в отличных фанзах Кяхтинского Маймачена, пригласили на торжественный обед Нэйсе-гэгена со свитой и всех там перерезали.
Природный забайкалец Семенов с его тончайшим нюхом и, возможно, действительный потомок Чингисхана, имевшего массу наложниц разных наций и тучу от них детишек, все же не состоялся монгольским «главковерхом». Потомок же крестоносцев немецкий барон с русским именем-отчеством Роман Федорович гораздо виртуознее взялся за обретение этого поста, женившись еще в августе 1919 года на китайской (маньчжурской) принцессе, дочери «сановника династической крови».
Невесту Унгерна звали сложнейшим китайским именем, а после ее крещения — Елена Павловна. Скорее всего, отец девушки после революции бежал из Пекина в Маньчжурию, обосновавшись при дворе могущественного Чжан Цзолина. Венчались барон и принцесса в Харбине, видимо, в лютеранской церкви, к которой жених принадлежал с рождения.
Унгерна в этом браке интересовало только родство с величайшей из восточных династий Цинь. Вскоре после свадьбы Елена Павловна отбыла в родительский дом, а барон остался в Даурии. Но как истинный рыцарь, чтобы не осталась принцесса вдовой, Унгерн фон Штернберг решил развестись с ней в сентябре 1920 года — незадолго до того, как его Азиатская дивизия ринется в свой легендарный монгольский поход. По китайской традиции можно было расторгнуть супружество посылкой мужем жене официального извещения о разводе, что Роман Федорович и сделал.
В октябре 1920 года части атамана Семенова терпят поражение по всему фронту, а на даурский оплот Унгерна наступают красные партизаны Лебедева. Под рукой барона было 800 казаков и джигитов вместе с шестью пушками, что солидно прозывалось тремя конными полками около двухсот сабель каждый: Монголо-Бурятский, Татарский и Атамана Анненкова. В том же числе — Даурский конный отряд с пулеметной командой и две батареи неполного состава. Со всем этим воинством Унгерн уходит в Монголию.
