Турки уже во второй раз пытались овладеть столицей империи. Сулейман Великолепный разбил лагерь под стенами Вены в сентябре 1529 г., однако потерпел полную неудачу: после осады, продолжавшейся менее трех недель, во время которой обороняющиеся оказали неожиданно упорное сопротивление, нехватка запасов и, главное, приближение зимы вынудили его отступить. У Кара Мустафы было то преимущество, что он прибыл в удачный сезон: подвел армию к городу 13 июля. С другой стороны, он не имел тяжелой артиллерии — транспортировать ее на такое расстояние было практически невозможно — и был вынужден рассчитывать по большей части на своих саперов и минирование укреплений, дабы устроить взрыв под ними и таким образом обрушить. Турки давно, можно сказать, специализировались в этой сфере. Как всегда, минирование оказалось чрезвычайно эффективно, и, вполне возможно, Вена бы пала, не подоспей как раз вовремя польская армия под командованием короля Яна Собеского. Внезапно турки оказались под смертоносным перекрестным огнем отчаянно сражавшегося гарнизона и освободителей с их великолепными полководцами; после битвы, продолжавшейся целый день, они бежали в беспорядке. Сулейман по крайней мере контролировал отступление и сохранил армию в целости; Кара Мустафа потерпел полное поражение. В один день репутация Османской империи как непобедимой силы, способной завоевать что угодно, развеялась навсегда. Впредь она никогда не создавала серьезной угрозы христианскому миру.
Вена расположена более чем в 200 милях от Средиземного моря, и ее безуспешная осада не нашла бы отражения на страницах этой книги, если бы она не вдохновила императора, папу и Собеского двинуться на разбитых турок. Венеция, по-прежнему горевавшая о потерянном Крите, теперь получила несколько довольно настоятельных предложений присоединиться к новой лиге, формировавшейся с наступательной целью: силами этого союза, при условии использования морских сил республики вместе с сухопутными силами других государств, султана можно будет выдворить из Европы навсегда, и ни одно государство не выиграет от его изгнания больше, чем сама Светлейшая республика.
Венеция не торопилась с ответом. Ей потребовалось более десяти лет, чтобы оправиться от последствий Критской войны. Готова ли она на самом деле еще раз поставить все на карту, ввязавшись в очередной конфликт? С другой стороны, ситуация коренным образом изменилась после поражения турок под Веной. Следующий этап войны можно будет, по крайней мере частично, развернуть на море; разве ее собственные интересы — не говоря уже о добром имени — не требуют проведения более активной политики? Турки ослабели, деморализованы; великий визирь, ненавистный Кара Мустафа, по возвращении в Константинополь был немедленно казнен по приказу султана; от их армии остались жалкие крохи. Не пришло ли время начать наступление и не только отомстить за потерю Крита, но и вернуть его и, возможно, также и прочие бывшие колонии? После долгих споров 19 января 1684 г. послу империи сообщили, что Венеция присоединится к лиге.[241]
Капитан-генералом республики в то время был все тот же Франческо Морозини. Несмотря на то что он в конце концов сдал Кандию (что было неизбежно), он в свои шестьдесят четыре года оставался наиболее талантливым из венецианских военачальников, намного превосходившим всех остальных. Исполненный решимости и энтузиазма, он принял командование над флотом из 68 боевых кораблей, в число которых входили вспомогательные суда, посланных папой, мальтийскими рыцарями и великим герцогом Тосканским. Покинув гавань, он направился прямо к своей первой цели — острову Лефкас — и захватил его 6 августа после осады, продолжавшейся шестнадцать дней. Из быстрых завоевательных операций не многие могли бы дать такой стратегический эффект: Лефкас, расположенный между Корфу и Кефалонией, позволял своим обладателям одновременно контролировать вход в Адриатику и Коринфский залив; этот успех обеспечил также плацдарм, с которого через несколько недель небольшое сухопутное соединение перебралось на континент и вынудило сдаться замок Превеза. Тем временем в значительно более северных районах побережья христианское население Боснии и Герцеговины подняло стихийный бунт против своих турецких владык и двинулось к югу, в Албанию и Эпир. Еще севернее армии императора и Яна Собеского продолжали продвижение через Венгрию. К началу зимы Венеция и ее союзники имели веские причины гордиться своими успехами.
С наступлением весны 1685 г. Морозини отправился в поход против когда-то принадлежавшего венецианцам порта Короне, потерянного ими и перешедшего к туркам в 1500 г.; на берег высадилось около 9500 человек, в том числе солдаты имперских, папских и тосканских войск, а также 3000 венецианцев и 120 рыцарей ордена Святого Иоанна. На этот раз османский гарнизон оказал отчаянное сопротивление — белый флаг взвился над цитаделью лишь в августе. Затем, во время обсуждения условий капитуляции, турецкое орудие открыло огонь, убив несколько венецианцев. Переговоры сразу же прервались; союзные войска яростно ворвались в город и перебили всех. Вслед за этим одна за другой пали несколько крепостей; по прошествии двух-трех месяцев значительная часть северного Пелопоннеса оказалась в руках союзников, и на место прибыл шведский генерал Отто Вильям фон Кенигсмарк — республика наняла его, положив жалованье в 18 000 дукатов, чтобы он принял общее командование всеми сухопутными силами.
В начале 1686 г. Морозини и Кенигсмарк встретились на Лефкасе на военном совете. Перед ними были четыре основные цели: Хиос, Эвбея, Крит и оставшаяся часть Пелопоннеса, — и им предстояло выбрать одну из них. Вероятно, во многом по настоянию Кенигсмарка они избрали последнюю. Во время двух последовавших летних кампаний силам лиги сдались Модон и Наварин, Аргос и Навплия, Лепанто, Патрас и Коринф. Тем временем Морозини обогнул со своим флотом Аттику и начал осаду Афин. А затем произошла вторая из двух величайших трагедий мировой истории, тяжкая ответственность за каждую из которых, увы, ложится на венецианцев. Печальную историю Четвертого крестового похода мы уже рассказывали в VII главе; теперь же нам приходится с прискорбием засвидетельствовать, что в понедельник, 26 сентября 1687 г., примерно в семь часов вечера, мортира, помещенная Морозини на холме Мусейон напротив Акрополя, под руководством германского лейтенанта произвела выстрел по Парфенону, который (еще одно проклятие судьбы!) турки использовали как пороховой склад. Последовало прямое попадание. В результате взрыв почти полностью уничтожил целлу и фриз, а также восемь колонн с северной стороны и шесть с южной вместе с примыкавшей к ним верхней частью сооружения.
И на этом разрушения не закончились. После взятия города Морозини — несомненно, вспомнив о четырех бронзовых конях, вывезенных с ипподрома в Константинополе в 1205 г., — попытался изъять коней и колесницу Афины, составлявших часть восточного фронтона храма. Во время работ вся группа упала на землю и разбилась на куски. Решительный завоеватель вынужден был удовольствоваться более скромными сувенирами — двумя из четырех львов, расположенных по бокам здания. Ныне они стоят у входа в венецианский арсенал.
Маловероятно, что по поводу гибели Парфенона в Венеции пролилось много слез. Венецианцы были слишком заняты торжествами. Последнюю свою крупную победу — при Лепанто — они одержали более ста лет назад; более того, осуществлявшиеся теперь Морозини завоевания — равных им не было с XV в., — казалось, влекли за собой окончательное исчезновение того черного османского облака, которое так долго заслоняло им свет, а может быть — и возвращение к давно прошедшим дням существования торговой империи. Неудивительно, что жители Венеции ликовали; также неудивительно, что, когда дож Маркантонио Джустиниан скончался в 1688 г., Франческо Морозини абсолютным большинством голосов при первой же баллотировке был избран его преемником.
Морозини, однако, не собирался отказываться от командования. 8 июля 1688 г. он вывел флот, насчитывавший примерно 200 судов, из Афинского залива и направился к следующей цели — острову Эвбее (или Негропонте, как называли его венецианцы). Подобно Криту Эвбея впервые попала в руки венецианцев в результате раздела Византийской империи после Четвертого крестового похода, и хотя турки отняли его у Венеции более двух столетий назад — в 1470 г., — рана от этой потери так никогда и не зажила. Все знали, что остров хорошо укреплен, и ожидали, что турецкий гарнизон численностью в 6000 человек — даже если к нему на помощь не придет никаких подкреплений — окажет энергичное сопротивление. Но силы лиги вдвое превосходили турок по численности, и ни Морозини, ни Кенигсмарк не питали сколько-нибудь серьезных сомнений насчет того, что остров вскоре будет принадлежать им. Однако они рассуждали, не учитывая непредвиденных обстоятельств. Внезапно удача изменила им, и едва началась осада, как ужасающая эпидемия — вероятно, дизентерия или малярия — поразила их лагерь. За несколько недель армия потеряла треть личного состава, в том числе и самого Кенигсмарка. В середине августа прибытие из Венеции подкрепления, насчитывавшего 4000 человек, вдохновило Морозини на продолжение осады, но почти немедленно он узнал, что в его рядах начался мятеж. Имперские войска из Брауншвейга и Ганновера категорически отказались сражаться. Недовольство распространялось почти с той же быстротой, что и болезнь, и у него не было иного выхода, кроме как отдать приказ вновь грузиться на суда.
