Гибель СП была ударом, который послал нас в нокдаун на весь январь. Оправившись, мы снова ввели на заводе круглосуточный режим работы по «Союзам».
В январе 1966 года министр лично утвердил новый график взамен давно сорванного королевского от 28 августа прошлого года. Новый график был тщательно подготовлен с участием Литвинова, но в нем тоже, по уже установившейся традиции, закладывались невыполнимые сроки.
В первой половине февраля с состоянием работ по «Союзам» решил разобраться партийный комитет ОКБ-1. Секретарь парткома Анатолий Тишкин получил необходимые указания в аппарате ЦК, образовал комиссию по подготовке решения и предложил Туркову и мне отчитаться о ходе работ.
Партийные комитеты больших организаций обладали реальной властью. Они могли «рекомендовать» администрации предприятия «укрепить» руководство того или иного отдела или цеха. Это означало конец карьеры одного и начало карьеры другого руководителя. Решение партийного комитета полагалось уважать. Контроль за их выполнением осуществляли низовые партийные организации. Их самостоятельность проявлялась в основном в организации политической пропаганды, партийных идеологических кружков и контроле за общественной активностью членов партии. На сам производственный процесс они влияли тем, что следили за распределением премий или иных материальных благ.
Турков, а за ним я сделали обстоятельные доклады. Турков напирал на срывы поставок от смежников, я в основном говорил о наших внутренних долгах и отставании экспериментальных работ. Основной огонь партийной критики был направлен на недостатки работы производства. Комиссия, готовившая заседание, славно потрудилась и не обошла вниманием ни начальников цехов, ни «отдельных руководителей», со стороны которых проявляется «безответственность, недооценка серьезности и сложности работ». Досталось и моим подчиненным – перечислялись грехи персонально Раушенбаха, Башкина, Чижикова, Шустова, Погосянца, которые «не вели систематического анализа работы смежников, обеспечивающих поставки приборов и агрегатов, недостаточно энергично и настойчиво добивались поставок…»
Партийный комитет постановил:
«… считать работы по объекту 11Ф615 одними из наиболее важных и ответственных, обратить внимание партийных организаций цехов и отделов на необходимость максимальной мобилизации коллективов…
Предупредить тт. Туркова Р.А., Ключарева В.М., Цыбина П.В., Калашникова В.А., Семенова Г.Я., Хазанова И.Б., Вачнадзе В.Д., что если они не обеспечат ликвидацию задолженности до 15 февраля по изготовлению экспериментальных объектов и установок в соответствии с графиком, утвержденным министром, то они будут привлечены к партийной ответственности…
Обязать тт. Чертока Б.Е., Цыбина П.В., Трегуба Я.И., Калашникова В.А., Бушуева К.Д. принять меры, обеспечивающие проведение необходимых экспериментальных работ до выезда на испытания по объектам №№ 1,2 и №№ 3,4…
Обязать тт. Чертока Б.Е., Трегуба Я.И, Юрасова И.Е. и Шабарова Е.В. принять необходимые меры, обеспечивающие своевременную подготовку работ с объектом в воинской части».
Я умышленно привел столь пространные выписки из решения парткома, чтобы читатель понял, что в те годы партийные организации в промышленности занимались не только политикой, идеологией и борьбой с инакомыслием, но пытались вникать в технику и технологию производства. Обладая реальной властью над людьми – членами партии, они получали возможность воздействовать на процесс производства. За малым исключением каждый руководитель был членом партии. Получить партийный выговор было куда опаснее, чем выговор приказом начальника предприятия или даже министра.
КПСС была партией власти. Это была уникальная партия, которая не только сверху – своим ЦК или Политбюро, – но и снизу активно вмешивалась в производственный процесс. Не всегда получалось, но, как правило, цели были лучшие. Своим идеологически влиянием партия пыталась охватить все стороны жизни человека. Любой труд должен был стать «делом доблести, чести и геройства не ради личного благополучия, а ради укрепления мощи государства. „Жила бы страна родная, и нету других забот“ – эти слов кратко и довольно точно отражали смысл многочисленных партийно-пропагандистских мероприятий. Любое отклонение в сторону от партийной линии в идеологии каралось беспощадно. Никакого либерализма в партии не допускалось. В истории не было и нет другой подобной партии. За исключением, может быть, китайской, ведь она училась у „старшего брата“.
Однако Коммунистическая партия Китая учла горькие ошибки КПСС, исправила свои и за последние 15 лет добилась впечатляющих успехов во всех областях науки и народного хозяйства. Судя по темпам развития, китайская ракетно-космическая техника лет через 10-12 обойдет российскую, а может быть, и американскую.
И все же объективная реальность была сильнее призывов министра и директив партии. Сроки, даже графики министра были сорваны по разным пунктам на один-два, а по первому штатному кораблю – на пять месяцев.
Испытания первого летного «Союза» в КИСе начались 12 мая 1966 года и продолжались четыре месяца. Вместо запланированных тридцати дней!
Мы поставили себе задачу не выпускать первый штатный «Союз» из КИСа, пока не устраним все обнаруженные дефекты и замечания. На этот раз в полной мере убедились в справедливости «закона Мерфи», опубликованного в одном из американских руководств для специалистов по управляемым снарядам: «Истинное время для решения задачи всегда оказывается вдвое больше полученного разумной предварительной оценкой».
Заводские испытания были закончены не так чисто, как хотелось. «Объект 11Ф615 № 1 был отключен от КИСа 30.08.66г. для проведения укладки в соответствии с решением технического руководства», – так написал в справке и журнале начальник КИСа Анатолий Андриканис. У технического руководства лопнуло терпение. В самом деле, за время испытаний было выявлено 2000 замечаний. По каждому из этих замечаний надо было принимать решения: заменять приборы, дорабатывать кабели, конструкции, вносить изменения в методику испытаний, уточнять инструкции и т.д. и т.д.
Интересно, что из 2000 замечаний 45% были «закрыты» изменением документации, 35% потребовали доработки бортовых приборов и кабелей и 20% – доработки наземного испытательного оборудования. Объект 11Ф615 был отключен и передан на «укладку и сборку» для отправки на полигон с десятком так и не разобранных до конца замечаний. Решили их тщательно рассмотреть на ТП.
Испытания длились так долго, что за это время многие смежники умудрялись, обнаружив грехи у себя еще до поставки нам, успеть доработать приборы. 7К-ОК был первым космическим объектом, заводские испытания которого отличались существенно большей глубиной, а процесс диагностики обнаруженных дефектов был облегчен благодаря применению универсального испытательного комплекса 11Н6110.
На «Союзах» мы впервые в полной мере оценили преимущества этого нами же разработанного наземного испытательного комплекса. Другим совершенно новым наземным стендом для испытаний была установка «Кардан». Это было массивное сооружение, на котором устанавливалась аппаратура «Иглы» с гиростабилизированной антенной и основные гироприборы корабля. Стол с аппаратурой был установлен на внутреннем кольце карданового подвеса. Три степени свободы «Кардана» позволяли моделировать поведение «Иглы» и системы ориентации, фазировку и функционирование при имитации различных положений активного корабля. Вертеть и качать весь корабль в сборе в КИСе мы еще не могли. На «Кардан» выносились только те чувствительные элементы, которые реагировали в полете на изменения углов и угловых скоростей. На ТП 31-й площадки и позднее на «двойке» мы построили большие безэховые камеры, в которые закатывали целиком весь корабль. Там проверялась работа всего тракта сближения и ориентации значительно полнее, чем с помощью «Кардана». Но это только на полигоне.
В истории нашего ОКБ-1 1966 год был временем смутным. В марте началась реорганизация всех оборонных предприятий, основной смысл которой заключался в смене названий и номеров почтовых ящиков. ОКБ-1 было переименовано в ЦКБЭМ – Центральное конструкторское бюро экспериментального машиностроения. Наш привычный п/я 651 был заменен на п/я В-2572. Завод, «где директором товарищ Турков», имел закрытое наименование завод №88 (В-8711). Теперь он стал открыто именоваться ЗЭМ – Завод экспериментального машиностроения. Наши соседи по Подлипкам тоже переименовались: НИИ-88 превратился в ЦНИИМаш – Центральный научно-исследовательский институт машиностроения, исаевское ОКБ-2 получило наименование КБ химического машиностроения.
Теоретически подобные переименования – без изменения территориального расположения – должны были запутать вражескую разведку. По этому поводу появилось много шуток и анекдотов. Раньше работник закрытого предприятия при общении с внешним миром говорил и писал, что он работает, например, на предприятии п/я 651 – и никаких других названий. ОКБ-1 разрешалось употребить только в секретной переписке. Теперь решили окончательно запутать резидентов ЦРУ. П/я В-2572 запрещалось употреблять в несекретных документах и разговорах, а ЦКБЭМ, наоборот, можно было упоминать где угодно – даже в поликлиниках, ЖЭКах и отделениях милиции.
