Оффиціально армію формировалъ нѣкій генералъ Вандамъ (военный сотрудникъ суворинскаго «Новаго Времени»), онъ же былъ командующимъ такъ называемаго «Сѣвернаго Корпуса», но фактически всю власть скоро захватили офицеры Балаховичъ и Пермыкинъ. Они пришли въ городъ тихенькіе, скромненькіе, но дурная слава ползла за ними по пятамъ. Оба офицера только что бѣжали изъ совѣтской арміи, считались тамъ ярыми защитниками совѣтской власти и въ семъ качествѣ успѣли кроваво и невѣроятно жестоко усмирить возстаніе лужскихъ крестьянъ. Явившись теперь во Псковъ, они почувствовали подозрительное къ себѣ отношеніе и потому въ первый же день обратились къ населенію съ печатнымъ заявленіемъ, въ коемъ увѣряли насъ, что солдаты ихъ не обидятъ населенія, и что отрядъ ихъ пришелъ грудью своей защищать край отъ большевиковъ. Въ частной бесѣдѣ, передъ офицерами, эти господа оправдывали свою гнусную роль у большевиковъ «соображеніями высшей политики». «Да, — говорилось примѣрно, мы усмиряли лужскихъ крестьянъ, да — усмиряли кроваво, жестоко, но дѣлалось это съ опредѣленной цѣлью — довести ненависть крестьянъ къ большевикамъ до озвѣрѣнія, утопить въ пламени народнаго гнѣва коммисарье автоматически». Слушали и, конечно, не вѣрили ихъ циничному вранью, но въ тотъ моментъ хватались за нихъ, какъ за кучку болѣе или менѣе энергичныхъ людей и на всѣ ихъ прошлыя художества просто закрыли глаза.
На организацію бѣлой арміи нѣмцы дали небольшую сумму денегъ, вооруженіе и часть военныхъ припасовъ[27]. Денегъ оказалось мало, Вандамъ прибѣгнулъ къ выпуску кредитокъ 50-рублеваго достоинства. Ихъ почти силкомъ навязывали служилому чиновничеству, населеніе брало эти деньги крайне неохотно. Былъ еще испробованъ путь: въ большомъ собраніи обывателей, преимущественно купечества, Вандамъ сказалъ патріотическую рѣчь и призвалъ горожанъ къ добровольному пожертвованію. Этотъ способъ тоже далъ мало денегъ. Вандама слушали, сочувственно вздыхали, даже кричали «ура», но денегъ дали поразительно мало, всего нѣсколько десятковъ тысячъ рублей. Организація арміи явно не клеилась, набранные изъ деревень солдаты, плохо экипированные, скудно накормленные, начали падать духомъ.
За два дня до разразившейся катастрофы, 22 ноября, во Псковъ завернулъ изъ Риги ген. Родзянко и вотъ, что онъ пишетъ въ своей книгѣ о состояніи тогдашней бѣлой арміи.
«Поѣздъ пришелъ рано… Я пошелъ по улицамъ и встрѣтилъ много какъ солдатъ, такъ и офицеровъ вновь формирующихся частей. Старый кадровый офицеръ, всю жизнь проведшій въ строю, часто уже по первому впечатлѣнію можетъ опредѣлить, что можно сдѣлать изъ даннаго солдата и какого формированія можно ожидать, имѣя тотъ или иной живой матеріалъ, и это первое впечатлѣніе рѣдко бываетъ ошибочнымъ: разнузданнаго, ободраннаго, невоинскаго вида солдатъ и офицеровъ, попадавшихся мнѣ навстрѣчу, было совершенно достаточно для того, чтобы я сразу же рѣшилъ, что псковское формированіе есть не болѣе, какъ авантюра. Шатающіеся по городу офицеры были, повидимому, люди ничѣмъ незанятые; во многихъ магазинахъ за прилавками я видѣлъ приказчиковъ, одѣтыхъ въ офицерскую форму»[28]. Весь корпусъ ко времени пріѣзда ген. Родзянко состоялъ приблизительно изъ 4500 человѣкъ, включая сюда 1500 офицеровъ.
Естественно, что Балаховичъ и Пермыкинъ въ такой обстановкѣ окончательно осмѣлѣли и подняли голову. Генерала Вандама они явно игнорировали и за его спиной посмѣивались надъ нимъ. Вандамъ вскорѣ самъ понялъ безпомощность своего положенія и, отказавшись отъ командованія, передалъ его полковнику Нефъ
Долго воздерживаться отъ попоекъ и грабежа балаховцы, конечно, не могли, но развернуться во-всю имъ тогда не удалось: 25 ноября внезапно (увы, не только для усыпленныхъ обывателей, но и для всей «арміи») началась бомбардировка Пскова большевиками. Деморализованные нѣмцы бѣжали, разбѣжалась и армія Нефа.
«Черезъ день или два, пишетъ тотъ же ген. Родзянко, начали появляться (въ Ригѣ) бѣженцы изъ Пскова и среди нихъ много офицеровъ и солдатъ. Однимъ изъ первыхъ прибылъ начальникъ штаба сѣверной арміи ротмистръ Розенбергъ съ женой и частью штаба, что, признаться, меня очень удивило» [29].
Таково было первое начало организаціи бѣлой арміи. Въ дальнѣйшемъ осколки этой арміи перебрались въ народившуюся тогда эстонскую республику и по особому договору, заключенному между сѣвернымъ корпусомъ и эстонскимъ правительствомъ 6 декабря 1918 г., Сѣверная армія, сохранивъ свою военную организацію, въ командномъ отношеніи подчинилась эстонскому военному главнокомандованію, т. е. тогдашнему генералу Лайдонеру. Въ то время еще не возникало мысли о походѣ на Петроградъ и потому главной ідѣлью договора были «общія дѣйствія, направленныя къ борьбѣ съ большевиками и анархіей, при чемъ главнымъ направленіемъ дѣйствій арміи является Псковская область»[30]. Чтобы обезопасить свою молодую республику отъ всякихъ покушеній со стороны русскихъ бѣлыхъ войскъ (читай: реакціи и генераловъ!), въ договорѣ твердо устанавливались нѣсколько положеній, такъ сказать, пресѣкательнаго и контрольнаго характера. Кромѣ подчиненія эстонскому главнокомандованію, сѣверная армія ни въ коемъ случаѣ не смѣетъ вмѣшиваться во внутреннія эстонскія дѣла, до прихода союзниковъ (тогда ждали отъ Антанты присылки крупныхъ кадровъ. В. Г.). Сѣверная армія не должна превышать 3500 человѣкъ; въ обоихъ главныхъ штабахъ — эстонской и русской арміи — присутствуютъ военные представители для взаимнаго освѣдомленія о положеніи армій и ходѣ работъ. Взамѣнъ этого, во время нахожденія арміи въ предѣлахъ Эстоніи, довольствіе всѣхъ видовъ, обмундированіе и снаряженіе русская армія получаетъ изъ эстонской казны за счетъ будущаго русскаго правительства.
Изъ содержанія приведеннаго договора видно, что эстонцы и хотѣли и боялись организаціи русской бѣлой арміи. Хотѣли, поскольку необходимъ былъ всякій союзникъ, спасавшій ихъ крошечную территорію отъ яростно насѣдавшихъ на нихъ въ районѣ Юрьева и Нарвы большевиковъ, боялись, поскольку сами сознавали, что въ лицѣ «эстонской республики» на тѣлѣ Россіи всплывало новое государственное образованіе, небывшее доселѣ на свѣтѣ и не имѣвшее никакихъ юридическихъ корней. Коллизія желаній и опасеній, пробивающаяся въ этомъ договорѣ, долгое время затѣмъ проходила красной нитью въ эстонской политикѣ по отношенію къ бѣлому командованію и бѣлой власти на сѣверо-западѣ. Въ военной эстонской средѣ обычно превалировало «хотѣніе», въ эстонскихъ политическихъ кругахъ, наоборотъ, «боязнь». Такъ продолжалось до августа 1919 г., до полученія эстонцами мирныхъ предложеній большевиковъ, когда начинаетъ намѣчаться новый уголъ зрѣнія въ эстонской политикѣ.
За время съ декабря 1918 г. по май 1919 г. бѣлая армія окрѣпла, увеличилась въ своей численности и мало по малу стала слагаться въ величину, могущую серьезно предпринять болѣе активныя дѣйствія — противъ большевиковъ. Война съ большевиками ни у эстонцевъ, ни у бѣлыхъ, собственно, не прекращалась за этотъ періодъ ни на часъ, но послѣ отбитія большевистскихъ атакъ на Нарву и вытѣсненія ихъ изъ юрьевскаго плацдарма, она утратила на время свою остроту и интенсивность.
Бѣлая армія росла медленно и не безъ перебоевъ въ своемъ механизмѣ. Съ первыхъ дней ея поселенія на эстонской территоріи начались различныя взаимныя тренія въ командномъ составѣ. Съ одной стороны плохо подчинялся и фрондировалъ Балаховичъ, съ другой — ген. Родзянко стремился вытѣснить полк. Дзерожинскаго, принявшаго командованіе послѣ Нефа. Къ склокѣ среди военныхъ круговъ присоединились тренія между военнымъ элементомъ и ревельской русской общественностью.
Въ своей книгѣ ген. Родзянко пытается представить все дѣло такъ, что не онъ, а обстоятельства и голосъ рядового офицерства выдвинули его на постъ командующаго сѣверной арміей. Мѣстные же общественные дѣятели, съ которыми приходилось говорить про это время, изображаютъ дѣло совсѣмъ въ иномъ свѣтѣ. Какъ всегда, истина была посерединѣ. Но прежде чѣмъ перейти къ изложенію событій и характеристикѣ общественныхъ и военныхъ взаимоотношеній этого періода, позволю себѣ сдѣлать маленькое отступленіе и подчеркну одинъ штрихъ, который крайне интересенъ съ точки зрѣнія изученія психологіи нашихъ военныхъ круговъ въ періодъ гражданской войны. Большинство изъ нихъ совершенно, казалось, забывало, въ какой обстановкѣ они воюютъ, съ кѣмъ и для чего они воюютъ.
Какъ только появилась первая завязь будущей арміи, полковники и генералы стали рости, какъ грибы послѣ дождя. Выходило такъ, что люди спѣшили использовать для своего чинопроизводства именно этотъ періодъ почти партизанскаго положенія арміи, когда менѣе всего можно было говорить объ объективности подобныхъ награжденій. Родзянко, завернувшій на сутки во Псковъ къ полковнику Нефъ, черезъ день производится полковникомъ Нефъ въ генералы, а когда въ свою очередь Родзянкѣ удается побороть полк. Дзерожинскаго и занять его мѣсто командующаго Сѣверной арміей, Родзянко жалуетъ генераломъ полковника Нефа. Позже онъ производитъ въ генералы и полк. Дзерожинскаго, котораго онъ самъ же, всего за два-три мѣсяца до этого случая, просилъ «назначить (его — Родзянко) на любую должность, хотя бы ротнымъ командиромъ»!
