Разгром южного и особенно северного фланга группы «Центр» поверг в смятение немецкое командование и вызвал острые разногласия среди генералитета. Показательны события середины декабря. Главком сухопутных войск генерал-фельдмаршал В. Браухич 13 декабря прилетел в Смоленск. Там фон Бок, раскрыв перед ним реальную картину катастрофы, прямо заявил: воевать по-прежнему (видимо, он имел в виду приказ Гитлера), значит обречь войска на полное уничтожение. Браухич 14 декабря на встрече с командующими армиями убедился в неизбежности отступления и, следовательно, краха блицкрига. Требовалось отвести армии хотя бы на рубеж Руза — Волоколамск — Старица.
Командиры бронеавтомобиля БА-10 и танка Т-34/76 уточняют боевую задачу. 1-я гвардейская танковая бригада, январь 1942 года.
Танки Т-34/76 из 1-й гвардейской танковой бригады во время контрнаступления советских войск под Москвой. Западный фронт, зима 1941/42 года.
Но он знал об упорстве Гитлера. Тогда Браухич обратился к находившемуся в штабе группы личному адъютанту Гитлера Шмундту с просьбой склонить фюрера к нужному решению. И утром 14 декабря получил нужный приказ. Однако уже вечером того же дня Гитлер отменил свое решение.
Гитлер продолжал метать громы и молнии на головы своих генералов. Он еще надеялся на изменение обстановки под Москвой и напрочь отвергал саму идею отступления на меридиан Вязьмы для зимовки. 16 декабря он провел совещание с руководством вермахта и категорически потребовал «удерживать фронт до последнего солдата». На этом же совещании Гитлер решил снять с постов Браухича, фон Бока, Гудериана и других генералов как не способных руководить войсками в кризисных ситуациях и сам занял пост главнокомандующего сухопутными войсками.
По телефону Гитлер внушал своим генералам, что если начать отход, русские будут следовать по пятам, и немецкие армии не смогут остановиться. В тылу нет подготовленных рубежей и «слова „отступление Наполеона“ станут реальностью».
Советская ремонтная бригада осматривает оставленный при отступлении немцами танк Pz.Kpfw.III из 10-й танковой дивизии. Западный фронт, январь 1942 года.
Останки немецкого самолета Bf 109, брошенные под Москвой во время отступления группы армии «Центр».
Канарис, начальник военной разведки (Абвер) писал: «Ужасающие последствия нашей преступной недооценки врага. Шмундт проводит параллель с 1812 годом и говорит, что наступил „момент истины“ для национал-социализма. Потери вооружения и снаряжения громадны — уничтожаются или бросаются танки, орудия, самолеты». Адмирал со страхом отмечал: «Ужасающие последствия принесло наше обращение с русскими военнопленными. Большевики ныне реагируют на массовые убийства и варварское обращение с их товарищами».
И действительно наши бойцы, вступая в освобожденные города и села, видели жестокие следы немецкого господства.
По случайному совпадению именно ночью того же 16 декабря Жуков отдал приказ о продолжении наступления. Введенный в прорыв 2-й кавкорпус Доватора, вместе с 22-й танковой бригадой прорвался в район оз. Тростенское и начал продвигаться к реке Руза. Перешли в наступление и армии центра фронта. 26 декабря был взят Наро-Фоминск. 33-я и 43-я армии, преследуя противника, к концу декабря вышли к рекам Протва и Лужа и 2 января 1942 года освободили Малоярославец, а 4 января — Боровск.
Контрнаступление под Москвой было первым генеральным наступлением советских войск в Великой Отечественной войне и проходило не без трудностей и просчетов. Командиры всех рангов еще только приобретали «наступательный опыт».
Войска 33-й армии в тылу врага. Западный фронт, январь 1942 года.
Советская пехота проходит мимо брошенного немецкого танка Pz.Kpfw.II Ausf.C. Подмосковье, район Солнечногорска, декабрь 1941 года.
Разведгруппа 354-й стрелковой дивизии в освобожденном селе Московской области. Район наступления 16-й армии, январь 1942 года.
Захваченное советскими войсками 150-мм немецкое самоходное орудие sIG 33 (sf) auf Pz.Kpfw.I Ausf.B. Западный фронт, декабрь 1941 года.
Многие опасались идти на смелые маневры, обходы и охваты, глубокие прорывы, боялись попасть в окружение, прибегали к лобовым атакам. Жуков и штаб в директивах и приказах резко указывали на эти промахи. Например, в директиве от 09 декабря 1941 года говорилось: «Практика наступления и преследования противника показывает, что некоторые части совершенно неправильно ведут бой и вместо стремительного продвижения вперед путем обхода арьергарда противника ведут фронтальный затяжной бой с ним. Приказываю: категорически запретить вести фронтальные бои с прикрывающими частями противника, запретить вести бои против укрепленных позиций, против арьергардов оставлять небольшие заслоны и стремительно их обходить, выходя как можно глубже на пути отхода противника…» Или из директивы командарму-30 Д. Лелюшенко: «Удар стройте кинжалом на узком фронте. Ударную группировку хорошо окаймите ПТО со всех сторон…».
К 7-10 января 1942 года наступательные возможности трех фронтов иссякли, фактор внезапности себя исчерпал. Противнику удалось зацепиться за ряд естественных рубежей и организовать сильную оборону. С выходом фронтов на линию Орешки — Старица — р. Лама и р. Руза — Малоярославец — Калуга — Мосальск — Сухиничи — Белев — Мценск — Новосиль закончился первый этап контрнаступления под Москвой. С этой линии началось уже общее наступление Красной армии, продолжавшееся с января по апрель 1942 года.
Вручение наград военнослужащим 33-й армии. Советско-германский фронт, район Вязьмы, февраль 1942 года.
Колонна немецких танков Pz.Kpfw.III отступает от Москвы. Декабрь 1941 года.
Битва под Москвой стала тем самым генеральным сражением кампании 1941 года, к которому изначально стремилось военно-политическое руководство Германии, начиная блицкриг против СССР. И это сражение закончилось поражением немецких войск. Вермахт понес большие потери в людях и технике, а немецкие армии были отброшены от Москвы на 200–400 км. Но главное значение этой битвы даже не в этом.
Победа советских войск под Москвой явилась началом поворота во Второй мировой войне. Перед Германией встала реальная угроза затяжной изнурительной войны, на которую гитлеровское руководство никак не рассчитывало.
Быстрым разгромом СССР Гитлер намеревался утвердить немецкую гегемонию в Европе и уничтожить последние надежды Англии найти хоть какую-нибудь поддержку для продолжения войны с Германией. Получилось наоборот. Англия и Соединенные Штаты, поначалу занимавшие осторожно-выжидательную позицию, наблюдая за противоборством на восточном фронте, теперь, поглубже запрятав камень за пазухой, решились, наконец, заключить с СССР договор о союзе и войне против Германии (оформлены в мае — июне 1942 года). И хотя Гитлер вполне резонно расценивал этот союз как противоестественный, тем не менее он получал в противники мощную «антигитлеровскую коалицию» и перспективу войны на два фронта. Таково стратегическое значение нашей победы под Москвой.
Штабные автомобили Kfz.82, брошенные из-за нехватки горючего. Декабрь 1941 года.
Колонна танков Т-34/76 из 17-й танковой бригады Красной армии. Декабрь 1941 года.
Что касается оперативно-тактической оценки Московской битвы, то следует отметить, что Красная армия выиграла это первое генеральное сражение войны не превосходством сил и средств и отнюдь не превосходством тактических приемов. Советские солдаты и офицеры превзошли противника силой духа: стойкостью и выдержкой, самоотверженностью и волей к победе, — качествами которые берут свое начало в глубинах национального русского характера.
Немецкие стратеги, в соответствии с доктриной молниеносной войны, делали основную ставку — и теоретически это правильно — на маневренность и пробивную мощь объединенных в ударные группировки танковых и механизированных соединений, на их способность быстро прорывать фронт, совершать обходы-охваты и окружения. Но эта стратегия, приносившая успех в Западной Европе, стала давать сбои с первых же дней войны против СССР. Армии европейских государств после глубокого прорыва их фронта немецкими танковыми клиньями уже не оказывали серьезного сопротивления, отступали или сдавались, считая дело проигранным. В России перед немцами предстал совершенно иной противник. Уже 29 июня 1941 года начальник Генерального штаба германских сухопутных войск записал в своем служебном дневнике: «Сведения с фронта подтверждают, что русские всюду сражаются до последнего человека. Упорное сопротивление русских заставляет нас вести бои по всем правилам наших боевых уставов. В Польше и на Западе мы могли позволять себе известные вольности и отступления от уставных принципов, что теперь уже недопустимо». И далее запись от 20 июля: «Отдельные группы противника, продолжая оставаться в нашем тылу, являются для нас настоящим бедствием».
