Так или иначе, но финская армия, протянув резину до августа, перешла границу, достаточно быстро заняла утраченные территории и уперлась в линию Карельского УР, который был значительно прочнее хваленой линии Маннергейма. Правда, финны наступали и восточнее Ладожского озера, где вышли на рубеж реки Свирь и тоже остановились. В конце октября 1941 года активные боевые действия завершились всерьез и надолго. Финские войска заняли прочные естественные оборонительные рубежи и дальше двигаться не собирались, но вот о том, что залезать на советскую территорию все-таки не следовало, финское руководство как-то не задумалось.
Именно в этот момент и возникают предпосылки для еще одной альтернативы: а что если бы войскам Оси удалось замкнуть второе кольцо вокруг Ленинграда — вокруг Ладожского озера?
Самым распространенным вариантом данной альтернативы является вариант наступления финнов на юг от Свири, чтобы соединиться с немцами где-то на берегах Волхова. Однако попытаемся посмотреть на ситуацию «без гнева и пристрастия», пусть даже кое-какие моменты покажутся непривычными.
Прежде всего это касается именно действий финской армии. В качестве доказательства агрессивных намерений Финляндии нам, разумеется, продемонстрируют пресловутый приказ № 3 маршала Ман-нергейма, он же «вторая клятва на мече». Вот цитата из него, которую так любили советские историки: «В ходе освободительной войны 1918 года я сказал карелам Финляндии и Беломорской Карелии, что не вложу меч в ножны до тех пор, пока Финляндия и Восточная Карелия не станут свободными. Я поклялся в этом именем финской крестьянской армии, доверяя тем самым храбрости наших мужчин и жертвенности наших женщин». Дескать, маршал грезил о том, как финские войска выйдут на берега Белого моря. Знаете, о чем именно думал Маннергейм, точно знал только Маннергейм, давайте не будем за него домысливать. Прежде всего, кто такой маршал Карл-Густав Маннергейм осенью 1941 года? Всего лишь главнокомандующий вооруженными силами Финляндии. Не меньше, но и не больше. В нормальном демократическом государстве не генералы определяют политические цели войны, а правительство, хотя именно генералам обычно приходится расплачиваться за глупость и амбиции политиков. Так что не следует преувеличивать значение этих трескучих фраз. Обычный торжественный приказ, подобные десятками издаются в любой армии «по поводу» и «в ознаменование». «Солдаты! Сорок веков истории смотрят на вас с этих пирамид!» «Скорее небо упадет на землю, и Дунай потечет вспять!» И что? Дунай по-прежнему впадает в Черное море, а вовсе не в Северное. Вот если бы в этом приказе недвусмысленно говорилось: «III корпусу генерала Сииласвуо выйти на побережье Белого моря», — тогда стоило бы о чем-то рассуждать. Но Сииласвуо такого приказа не получил, более того, Маннергейм посоветовал генералу наступать не слишком энергично, а потом отдал недвусмысленный приказ не взаимодействовать с войсками немецкого XXXVI корпуса. Точно так же VI корпус генерала Талвела, вышедший к реке Свирь, получил приказ не двигаться слишком далеко на юг. Финские войска на Карельском перешейке лишь обозначили намерение штурмовать укрепления Карельского УР, но тем дело и закончилось.
Не будем идеализировать маршала, он был холодным, расчетливым и дальновидным политиком и военачальником. Скорее всего, он трезво оценил скудные возможности финской армии, которая могла разбить себе лоб об укрепленные позиции или тихо и незаметно растаять в лесах Карелии. И если финны сегодня кричат о том, что Маннергейм спас Ленинград, отказавшись нанести удар с севера, это просто Попытка выдать нужду за добродетель, ни к чему хорошему для финнов наступление на Карельском перешейке привести не могло. Зато фактом остается другое. Чуть ли не три года на этом участке фронта вся активность финнов сводилась к стрельбе осветительными ракетами. Также имели место уже совершенно странные случаи, о которых рассказывают рядовые советские бойцы, не генералы, разумеется. Время от времени финны пускали из минометов неснаряжен-ные мины с привязанными к ним банками тушенки. Такая вот странная война получалась. Поэтому, если мы намерены говорить о полной блокаде Ленинграда, нам придется обратить свое внимание на действия Группы армий «Север» фельдмаршала фон Лееба.
Вообще, обе операции в районе Тихвина — и оборонительная, и наступательная — известны незаслуженно мало, хотя в них как в капле воды отразились будущие события куда более крупного масштаба. Начнем с того, что положение Группы армий «Север» в середине сентября 1941 года было далеко не блестящим, настолько не блестящим, что его нельзя было исправить никакими альтернативами. Именно под Ленинградом отчетливо прорисовалась одна из причин, которая привела к краху фашистской агрессии, — явная нехватка сил. А. Исаев пишет, что «одним из серьезных стратегических просчетов немецкого командования в ходе Второй мировой войны было недостаточное внимание к созданию и накоплению резервов». Какое там! Не было у Германии этих самых резервов, в принципе не было — ни людских, ни технических. Так что и накапливать было совершенно нечего. Самый наглядный пример: немцы так и не сумели до самого конца войны возместить потери автотранспорта, понесенные осенью — зимой 1941 года.
Итак, с одной стороны, уже 8 сентября немцам удалось полностью изолировать город, выйдя в берегу Ладожского озера, но с другой — кольцо окружения пока что выглядело довольно жидким, и попытка советской 54-й армии, пусть и окончившаяся неудачей, это подчеркнула. В результате хотя фон Лееб еще успел приказать своим войскам осуществить «широкое окружение Ленинграда», но почти сразу потерял свою главную ударную силу — 4-ю танковую армию. Еще до того как немцы сумели добиться ощутимых результатов, 15 сентября пришел приказ Гитлера отправить ее под Москву для участия в операции «Тайфун». Вот это была уже реальность, которую никакими альтернативами не исправить. У фон Лееба остался только XXXIX моторизованный корпус, плюс ему удалось явочным порядком задержать 8-ю танковую дивизию из состава XXXXI корпуса, потому что она пока находилась в резерве, восстанавливаясь после тяжелых потерь. В результате ни о каком «широком охвате» не могло быть и речи.
Несмотря на все усилия, немцам форсировать Неву не удалось, они завязли и на Пулковских высотах, поэтому единственным возможным способом организовать тесную блокаду Ленинграда, как они полагали, было занять южное побережье Ладоги и соединиться с финнами, вышедшими на реку Свирь. Но для этого фон Лееб мог выделить только I и XXXIX корпуса, чего было явно недостаточно. Фон Лееб выбрал простой вариант — нанести удар на север от Ки-ришей XXXIX корпусом в направлении города Волхова. Однако Гитлер потребовал более масштабного наступления — от Киришей на северо-восток в направлении Тихвина, чтобы там повернуть на северо-запад и окружить 54-ю армию. Мало того, одновременно от фон Лееба потребовали наступать еще и на юго-восток через Большую и Малую Вишеру. Вам это ничего не напоминает? Правильно, операция «Блау», только в миниатюре, наступление одновременно на Сталинград и Кавказ по расходящимся направлениям. Мы помним, к чему это привело. На севере произошло то же самое, только на год раньше, и единственное для немцев утешение — Тихвинская наступательная операция Красной Армии не привела к окружению и уничтожению немецких войск, хотя и без того разгром получился впечатляющий.
А теперь попытаемся выяснить, что могло произойти, если бы немцы действовали по плану фон Лееба. Сразу следует отметить, что даже в этом случае их задача была далеко не самой простой и результаты наступления могли оказаться совсем неоднозначными. Если бы немцы прорывались через Волхов на Новую Ладогу, прикрывая свой правый фланг рекой Волхов, мог получиться еще один совершенно нежелательный котел. Отрезать 54-ю армию можно было, а вот что с ней делать дальше? Ведь вполне могла получиться иллюстрация к анекдоту о пойманном медведе. Ораниенбаумский плацдарм, Невская Дубровка, а тут еще и Ладожский плацдарм. Эти котлы могли доставить немцам гораздо больше хлопот, чем советскому командованию. То есть оптимальным вариантом действий Группы армий «Север» представляется такой: наступать по левому берегу Волхова до Новой Ладоги, но при этом постараться выдавить 54-ю армию из котла, на правом берегу реки она будет далеко не такой страшной. Ну и даже не пытаться думать о дальнейшем наступлении на север для соединения с финнами, ни к чему хорошему это привести не могло.
Зато положение Ленинграда в случае успешной реализации этого плана сразу становилось действительно катастрофическим. В этом случае Дорога жизни просто не могла появиться. Как мы помним, первыми стали перевозки по озеру из Новой Ладоги в Осиновец, а после ледостава исходными пунктами стали Лаврово и Кобона. Но теперь эти поселки находились в руках немцев. Что мог дать кусочек необорудованного побережья от Новой Ладоги до Свирицы? Ничего. Говорить о снабжении города по воздуху не стоит. Ленинград действительно оказался бы в железном кольце, и совсем необязательной была встреча немцев с корпусом генерала Талвела. Но реально ли такое развитие событий?
