Освоение новых источников энергии и расширение производства само по себе привело в древности не к изменению социальных структур, а всего лишь к росту населения, увеличению его плотности вплоть до того максимума, который был возможен при данном типе хозяйства в данной среде. Впрочем, и в наше время глобальные последствия технологической революции точно такие же. И лишь после того, как много больше, чем раньше, людей оказывалось втянуто в регулярные контакты друг с другом, менялся сам характер контактов: возникала более сложная, нежели прежде, общественная иерархия, формировались более крупные и сложно организованные коллективы с разной степенью централизации. Этнологи и социологи много внимания уделяют изучению факторов, ускоряющих или замедляющих подобный процесс. Однако все эти факторы теряют значение, если оказывается невозможным существенно увеличить поток потребляемой энергии. Уровень развития отдельных обществ в конечном итоге определяется поэтому обширностью известных и доступных ресурсов, т. е. особенностями окружающей среды и развитостью технологии, а также интенсивностью связи и обмена с другими человеческими сообществами.
Становление хозяйственных основ перуанской цивилизации
Для того чтобы осмыслить ход эволюции общества, необходимо, таким образом, прежде всего оценить изменение энергетического потенциала культуры, а затем выяснить, что за коллективы существовали на данной территории в отдельные периоды, насколько они были велики, сложны и централизованы. Если говорить о древнем Перу, то в грубом приближении археология способна сейчас дать ответ на оба эти вопроса. Начнем с пищевой и технологической базы центральноандской цивилизации.
До возникновения производящего хозяйства люди жили за счет ресурсов дикой флоры и фауны. Это был легкодоступный, но крайне ограниченный источник энергии. Вместе с тем возможности для охоты и собирательства на западе Южной Америки можно оценить как благоприятные. Здесь было много копытных животных, прежде всего, оленей и гуанако, а некоторые из дикорастущих растений оказались пригодными к окультуриванию. Так, остатки фасоли обнаружены в пещерных стоянках уже в слоях VIII тыс. до н.э. Не позже X тыс. до н.э. люди научились регулярно использовать сезонные ресурсы разных природных зон, которые в Андах расположены недалеко друг от друга. Во всяком случае на крайнем юге Перу небольшие группы людей передвигались от побережья океана до высокогорья. Обитатели горных районов центрального Перу примерно с VII тыс. до н.э. стали развивать такие методы охоты на викунью и гуанако, которые в итоге привели к одомашниванию этих животных, т. е. превращению их в альпаку и ламу. И все же в целом экономика Центральных Анд продолжала оставаться присваивающей. Перелом произошел в конце IV – начале III тыс. до н.э.
На побережье океана он был вызван прежде всего распространением рыболовства. «Морская» теория становления центральноандской цивилизации была создана в 1970-х годах американским археологом М. Мосли и поддержана многими специалистами. Как уже говорилось, перуанские воды исключительно богаты рыбой, особенно анчоусами. Вылов всего лишь одного процента этих запасов в год обеспечивает существование более ста тысяч человек – и это без каких-либо дополнительных источников питания. Эффективный лов возможен, однако, лишь мелкоячеистой сетью с лодок. В IV тыс. до н.э. на побережье Перу начали выращивать хлопчатник. Именно освоение техники плетения сетей из хлопчатобумажного волокна и привело, по всей видимости, к внезапному расцвету прибрежной культуры с рубежа IV и III тыс. до н. э. Лодки же стали делать из тростника, а поплавки к сетям – из легких плодов тыквы-горлянки, которую научились разводить еще раньше хлопка. Хотя по мере развития земледелия и скотоводства приморские районы Центральных Анд теряют то исключительное положение, которое они занимали в IV-II тыс. до н.э., рыболовство и по сей день составляет одну из основ перуанской экономики.
К середине III тыс. до н.э. относятся первые свидетельства выращивания на побережье Перу и северного Чили тропических клубнеплодов – сладкого маниока, батата и некоторых других растений, в частности, арахиса. Родом эти виды из низменных областей к востоку от Анд, где их окультурили значительно раньше. Не позже III тыс. до н.э. в Андах появилась и кукуруза, но она не играла большого значения, а во многих районах оставалась вообще не известна. Лишь с появлением в I тыс. до н.э. новых высокоурожайных сортов кукуруза в питании местных индейцев заняла действительно важное место. Рыба как основа белкового питания и калорийные высокоурожайные клубнеплоды – именно это сочетание обеспечило первоначальный рост населения в долинах тихоокеанского побережья. Результатом этого роста стало образование крупных и хорошо организованных общин. Лишь подобные коллективы и могли возвести те необычные постройки, которые впервые появились в Андах более 5 тысяч лет назад.
Древнейший комплекс сооружений общественно-культового назначения, Сечин Бахо, обнаружен пока в долине Касма примерно в 300 км к северу от Лимы. Радиоуглеродные даты показывают, что он был построен еще во второй половине IV тыс. до н.э. Гораздо больше подобных центров найдено в расположенном ближе к Лиме районе Норте Чико. Их открытие в 1990-х годах стало сенсацией, поскольку некоторые из комплексов (наиболее известен Караль) имели подлинно монументальные размеры. Большинство памятников Норте Чико относятся ко времени между 2600 и 1800 до н.э., но некоторые, в частности Асперо, возникли раньше, может быть, даже в конце IV тыс. до н.э.
Эти искусственные платформы были давно замечены, но еще 20 лет назад мало кто предполагал, что они такие древние. Материальная культура строителей оставалась, однако, удивительно примитивной. Кроме обрывков циновок и несложных тканей, сосудов и поплавков из тыквы-горляки да рыболовных крючков, сделанных из обточенных раковин или колючек, в культурном слое мало что можно найти. По такому набору артефактов определить возраст памятников непросто. По сравнению с более ранними деревушками собирателей раковин и рыбаков поселения Норте Чико были достаточно велики, однако их размеры все же плохо соответствуют величине монументальных сооружений. Во многих случаях жилая застройка занимает меньшую площадь, чем общественно-культовые сооружения. Свидетельств социального расслоения в Норте Чико тоже нет. Не может быть никаких сомнений, что в общинах были лидеры, которые организовывали строительство храмов, но эти люди не считали возможным и нужным выставлять напоказ свое положение.
Где-то около 1800 до н.э. в Центральных Андах распространяется керамика. Появление сосудов из обожженной глины вряд ли внесло существенные изменения в повседневную жизнь людей. Однако керамика вскоре стала излюбленным материалом для изготовления сосудов с культовыми изображениями, которые использовали в ритуалах и клали в могилы знати. Эту свою роль керамика в культуре Перу и Боливии сохранила и дальше, хотя с конца I тыс. до н.э. сосуды из золота и серебра несколько оттесняют керамику на второй план. Одновременно с появлением керамики на побережье Перу начинают строиться не просто большие, но гигантские платформы из щебня и глины, которые принадлежат к числу самых массивных и высоких искусственных сооружений, когда-либо возведенных в доиспанской Южной Америке. Население тоже растет, хотя число обитателей каждого из оазисов не превышало нескольких тысяч человек.
В горах Перу по крайней мере с конца IV тыс. до н.э. выращивали не только фасоль, но и тыквы, киноа, картофель, перец и в некоторых случаях кукурузу. В совокупности эти растения содержат почти все необходимые организму вещества, но урожайность их в это время была еще низкой. Первые оседлые деревни появились где-то в конце III тыс. до н.э., а древнейшие сложенные из камней святилища – несколькими веками раньше. Свои потребности в животных белках обитатели горных районов северного Перу вплоть до середины I тыс. до н.э. продолжали удовлетворять в основном за счет охоты, хотя мясо прирученной морской свинки местами имело существенное значение. Домашние альпака и лама появились первоначально в более южных районах, в зоне пуны. Эти животные ценились в Перу прежде всего за то, что давали шерсть, а ламы могли использоваться для перевозки грузов. Пометом лам удобряли поля. Нормы потребления мяса домашнего скота были сравнительно низкими. Однако это потребление было хотя и не ежедневным, но регулярным: лам забивали и поедали во время праздничных жертвоприношений. Подобные ритуальные пиршества сопровождались употреблением алкоголя. Лучший, наиболее богатый питательными веществами и витаминами слабоалкогольный напиток получали из кукурузы. Вплоть до прихода испанцев, кукуруза ценилась прежде всего как сырье для изготовления такого напитка, чичи, и лишь во вторую очередь как продовольственная культура в узком значении.