Упомянут он и в поучении против язычества «Слово св. отца нашего Иоанна Златоуста» (XІII в.), настолько показательном с разных точек зрения, что на нём мы остановимся отдельно (см. раздел «Свентовит и/или Белобог против Чернобога»).
Но, по большому счёту, это не слишком удачное истолкование, ибо слово «Стрый» довольно уверенно указывает на степень родства, отличную от «первой». Стрый — родственник, брат родителя, но не родитель. Сокращение же слова «старый» до «стрый» в источниках неизвестно… Так что и эта романтическая версия оказывается красивой, но недоказательной.
Татищев со ссылкой на Мацея Стрыйковского и изъятия из «рускаго древняго летописца» указывает, что у славян были: «1) Перун, грома бог, ему же неугасаемая жертва от дров дубовых, яко у грек и римлян Юпитеру содержала, 2) Стрибо, 3) Мокос, скотов (бог. — Авт.), 4) Хорс, 5) Дидо, богиня брака и любви, 6) ея сын Ладо, или Лело, равный Купиде, 7) Тор, 8) Купало и пр.» (Татищев, т. IV, с. 116).
Однако суждение о том, что до реформы Владимира, который «… княжа в Киеве и постави кумир на холме вне двора теремного Перунд древяна, а голова его серебряна, а оус золот, и Хорса, и Дажьбога, Стрибога, и Семаргла, и Мокош» (ПСРЛ, II, 56), Перун занимал лидирующее положение, представляется весьма сомнительным. Сегодня эту точку зрения у нас рьяно отстаивают разве что Л. С. Клейн (Клейн, 2004) и В. Я. Петрухин. Они, как нам кажется, упорно воспроизводят полный набор заблуждений своих научных предшественников, довольно поверхностно трактуя пантеон:
«При этом учрежденный Владимиром в Киеве пантеон едва ли мог представлять собой реальное средоточие религиозного культа, собрание богов с дифференцированными функциями. Судя по лингвистическим реконструкциям, основанным на значении теонимов, функции божеств этого синкретического пантеона дублировались и пересекались — Хорс и Дажьбог воплощали солнце, Дажьбог{8} и Стрибог давали и „простирали“ благо. Симаргл, если сопоставлять его с Сэнмурвом, вообще „выпадал“ из высшего „божественного“ уровня, будучи химерическим существом, собакой с птичьими крыльями, вестником богов, но не персонажем одного с ними ранга. Показательно вместе с тем, что Симаргл замыкает список мужских „божеств“ — далее следует единственный женский персонаж пантеона, Мокошь, чье имя определенно связано с представлениями о плодородной влаге, „матери — сырой земле“; таким образом, находит себе объяснение и место Симаргла — посредника между небесными богами и богиней земли. Летописный список богов, очевидно, не был конструкцией древнерусского книжника, а воплощал древнерусскую языческую космологию — летописные списки имен (этнонимов, антропонимов) вообще отличались особой точностью передачи традиции и особой структурой, когда список начинался с главного (обобщающего) персонажа и т. д.» (Петрухин, 2004, с. 250).
«Простирание блага» — это как? Какое такое благо простирал Стрибог?
По нашему мнению, Стрибога могли изначально считать богом пространства и неба. Связь понятий «пространство» и «ветер» весьма знакова. В известном смысле ветры — то, что деятельно заполняет и, если можно так выразиться, определяет пространство. Сказки приписывают ветрам всеведение (по крайней мере, прослеживается некая связь с судьбой). Всем памятна сказка А. С. Пушкина о спящей царевне и семи богатырях, где королевич Елисей узнаёт о судьбе своей суженой от ветра. В мифах многих народов именно ветры переносят вести и волю богов. Вообще символика ветра многообразна и довольно подробно рассмотрена нами ранее (Ермаков, 2005).
В «Слове о полку Игореве» ветры названы «Стрибожьими внуками». Уж не потому ли, что они — от дыхания Стрибожия? Поход Игоря неудачен и направлен на нарушение порядка и единства как в Русской земле, так и в степи. Вот Стрибог и гневается, через своих внуков предвещая беды, написанные ослушникам «на роду». Его внуки-ветры разгоняют тучи, очищают небо, символически участвуют в борьбе. Они имеют стрелы-молнии и копья. Рудра, как и Стриба, считается прародителем ветров-марутов (рудр), старым Богом.
Есть и такая, весьма оригинальная, точка зрения, в соответствии с которой Стрибог — злое и тёмное начало, противодействующее внукам светлого и доброго Дажьбога-Даждьбога (Соколова, 1995а, с. 68–70):
«Прежде всего, следует принять во внимание соотношение имен „Даждьбог“ и „Стрибог“. В. В. Иванов и В. Н. Топоров, отметив грамматич. параллелизм этих имен (первые части которых — императивы „стри“ и „даждь“, а вторые части — слово „бог“), указали, что соотношение этих двух восточнослав. имен напоминает соотношение Бел(о) бога и Чернобога у балт. славян. Однако смысловую параллель между восточнослав. и балто-слав. парой богов исследователи не усмотрели. Если Белбог и Чернобог противопоставлены друг другу, то Даждьбог и Стрибог, по мнению Иванова и Топорова, дополняют друг друга: первый наделяет благами, а второй (как бог ветров) разносит их…»
Далее: «…Вероятно, следует признать не только грамматич., но и семантич., функциональную параллель двух пар слав. богов, отождествив Даждьбога с Белбогом, а Стрибога с Чернобогом. Данные пары представляют, по всей видимости, бинарные мифол. оппозиции: добро — зло, свет — мрак, жизнь — смерть, верх — низ и под. Косвенным доказательством противопоставленности солнечного Даждьбога (посылающего блага) и Стрибога (несущего смерть, уничтожение) могут служить чеш. поверья, указ. Срезневским, о постоянной борьбе солнца со всемогущей ведьмой Стрегой / Стригой (вероятно, это жен. ипостась Стрибога), несущей смерть и мор. Характеристика Стрибога как злого, разрушающего начала хорошо вписывается в контекст С.: ветры, несущие смертоносные стрелы (с какой стати? — Авт.) на полки Игоря, выступают как силы, подчиненные злому, губительному божеству. Это вполне соответствует языч. представлению о том, что ветры находятся в ведении бога зла, разрушения. О бытовании такого представления на Руси косвенно может свидетельствовать образ святого Касьяна (возможна нар. этимология имени от „косить“, сходного по значению со „стричь“{9}), который, по всей видимости, является христ. заместителем Стрибога. Известны нар. представления о Касьяне как источнике злой, вредоносной и умерщвляющей силы: Касьян на что ни взглянет — все вянет{10}. Живет Касьян, по поверьям, в аду — он сторож ада. Внеш. облик Касьяна (черный лик, неподнимающиеся веки) соответствует его деяниям. По поверью, Касьян спускает ветры на землю и насылает мор на людей и скот» (Там же).
Вот что, надо полагать, подтолкнуло В. Я. Петрухина к идее «простирания благ»! И снова типичная ошибка: Стрибог — так уж и быть, повторим — прародитель ветров, а не их бог! Касьян же попал в «народную немилость» по множеству иных причин, не в последнюю очередь — потому что именины святого Касьяна приходятся на 29 февраля.
На деле, как и у древнейшего Рудры, с которым мы сравниваем Стрибога, у последнего, скорее всего, должна быть функция разрушителя мира.
Однако получается явное противоречие. Даж(д)ьбог согласно фрагменту Ипатьевской летописи 1114 г. — это весьма «молодой» солнечный наследник кузнеца Сварога. А Сварог — согласно тому же отрывку! — и сам по себе бог и правитель не первого поколения (об Свароге и Даж(д)ьбоге см. раздел «Семейство Сварога»).
Во-вторых, будь Даж(д)ьбог восточнославянским Бел(о)богом, он неминуемо оказался бы в бинарной оппозиции с дедом ветров-марутов-рудр-стриб древним Стрибогом, если бы тот почитался исключительно как Чернобог. Чтобы Чёрное начало могло разрушить мир, этот мир прежде должен быть создан началом Белым. А создание и/или сохранение мира — как раз область ответственности Белого бога (подробнее см. раздел «Свентовит и/или Белобог против Чернобога»).
В-третьих — и это основное! — перед нами в трудах исследователей явственно прослеживается уже христианская этика добра и зла, а вовсе не языческие понимания о сходных, но совершенно иных категориях.
Нигде не сказано о том, что стрелы, коими веют внуки Стрибоговы, смертоносны, как почему-то кажется Л. В. Соколовой. Вчитаемся в контекст: «Другаго дни велми рано кровавыя зори свет поведают; черныя тучя с моря идут, хотят прикрыти 4 солнца, а в них трепещуть синии молнии. Быти грому великому! Идти дождю стрелами с Дону великаго! Ту ся копием приламати, ту ся саблям потручяти о шеломы половецкыя, на реце на Каяле, у Дону великаго. О Руская земле, уже за шеломянем еси!
Се ветри, Стрибожи внуци, веют с моря стрелами на храбрыя полкы Игоревы. Земля тутнет, рекы мутно текуть; пороси поля прикрывают; стязи глаголют — половци идуть от Дона и от моря; и от всех стран Рускыя полкы оступиша. Дети бесови кликом поля прегородиша, а храбрии русици преградиша черлеными щиты».
