Директиву о наступлении штабы фронтов получили 7 января 1942 года. А 10 января командующие фронтами и командармы получили директивное письмо Ставки Верховного Главнокомандования. В нем военное положение оценивалось в духе выступления Сталина на заседании от 5 января 1942 года и давались практические указания фронтам — для действий ударными группами и организации артиллерийского наступления.
Жуков так сказал об этом директивном письме:
«Указания директивного письма Ставки были приняты к безусловному исполнению. Однако я позволю себе еще раз сказать, что зимой 1942 года мы не имели реальных сил и средств, чтобы воплотить в жизнь все эти правильные с общей точки зрения идеи о широком наступлении. А не имея сил, войска не могли создавать необходимые ударные группировки и проводить артиллерийское наступление столь эффективно, чтобы разгромить в 1942 году такого мощного и опытного врага, как гитлеровский вермахт».
К сожалению, жизнь это подтвердила.
Общий же характер действий противника в этот период определялся приказом Гитлера от 3 января 1942 года, в котором, в частности, говорилось:
«Цепляться за каждый населенный пункт, не отступать ни на шаг, обороняться до последнего патрона, до последней гранаты — вот что требует от нас текущий момент».
Выполняя январскую директиву Ставки, 10 января 1942 года войска нашего Западного фронта (20-я армия, часть 1-й ударной и другие) начали наступление, с целью прорыва фронта в районе Волоколамска. К 16— 17 января здесь наметился определенный успех. Следовало бы его наращивать. Но 19 января поступил приказ Верховного вывести из боя 1-ю ударную армию в резерв Ставки. Жуков обратился с просьбой к Сталину оставить армию в его распоряжении.
В ответ — решительное:
— Выводите без всяких разговоров! У вас войск много, посчитайте, сколько у вас армий. Жуков возражал:
— Товарищ Верховный Главнокомандующий, фронт у нас очень широк, на всех направлениях идут ожесточенные бои, исключающие возможность перегруппировок: Прошу до завершения начатого наступления не выводить 1-ю ударную армию из состава правого крыла Западного фронта, не ослаблять на этом участке нажим на врага.
Вместо ответа Сталин бросил трубку.
Жуков позвонил Шапошникову.
— Голубчик, — сказал Шапошников, — ничего не могу сделать, это личное решение Верховного.
Пришлось растянуть на широком фронте 20-ю армию. Ослабленные войска правого крыла фронта, подойдя к Гжатску, были остановлены обороной противника и продвинуться дальше не смогли.
Не буду подробно описывать дальнейший ход и итог общего наступления, приведу лишь мнение двух военных специалистов, прекрасно разбирающихся в предмете.
Маршал Василевский:
«В ходе общего наступления зимой 1942 года советские войска истратили все с таким трудом созданные осенью и в начале зимы резервы. Поставленные задачи не удалось решить».
Академик Самсонов:
«…переход в общее наступление на всех основных стратегических направлениях без достаточного учета реальных возможностей фронтов провалился».
Таков итог этой авантюристической затеи Сталина. Увы, если вспомнить определение слова «авантюра» — дело, предпринятое без учета реальных сил и условий, то нельзя не признать, что эта формула вполне подходит к общему наступлению, предпринятому по личному решению Сталина. И стоила эта авантюра десятков (если не сотен) тысяч жизней наших солдат и офицеров.
Я так подробно остановился на проблеме разграничения контрударов и общего наступления, чтобы стало отчетливее видно, почему прежде всего сам Сталин, а за ним почти все наши военные историки и теоретики «объединяли» их в одно контрнаступление. Если оно одно, начинающееся 5 декабря, то победа за нашими войсками несомненная. А если, их «академически» отделить друг от друга, то получается победа в той фазе, которая была предпринята по инициативе Жукова (и присвоена Сталиным), и провал того общего наступления, которое предпринято по единоличному решению Сталина.
Вначале несколько слов о мифах. Широко известен миф о непобедимости германской армии, порожденный и разрекламированный гитлеровской пропагандой и военным аппаратом. Он был необходим, создан умышленно и использовался для морального подавления противников. Надо прямо сказать, миф этот был не только хорошо разработан, но имел довольно убедительную основу: в несколько недель были разгромлены армии таких государств, как Франция, Польша, Бельгия, английские экспедиционные войска (под Дюнкерком). В прошлых войнах с этими государствами немцы бились годами, а тут в несколько недель все было кончено!
Однако история свидетельствует: полководцы, объявлявшие свои армии непобедимыми — Ганнибал, Александр Македонский, Наполеон и другие, — все же были разбиты. То же случилось и с гитлеровской военной машиной. Исход войны — самое убедительное доказательство рождения и гибели этого мифа.
На нашей стороне мифов тоже было немало. Один из них — о внезапности.
Воюющие стороны всегда пытаются оправдать свои поражения и ошибки разного рода объективными причинами или, попросту говоря, скрыть правду, потому что правда эта не в пользу тех, кто просчитался, кто виноват в поражении.
Как известно, гитлеровские руководители свалили свое поражение под Москвой на «генерала Зиму», как будто до начала войны они не знали, что в России бывают холода и снег. Об этом у любого немецкого школьника в учебнике по географии написано.
А чем мы объяснили наши беды, потери, отступления в первые месяцы войны? Внезапностью нападения Германии.
Давайте разберемся, была ли внезапность такой всеобъясняющей причиной. Не миф ли это?
Как все мифы, так и этот родился не просто так; как правило, они имеют какой-то импульс, и самое главное — миф кому-то и зачем-то нужен. Кому же и для чего он понадобился на этот раз?
Скажем прямо, момент нападения не столько проморгали (он был известен), сколько — самое страшное — не предприняли необходимых мер для отражения удара врага. Чтобы оправдать эту ошибку, надо было найти причину, так появилась «внезапность нападения»: мол, нас обманули! Но когда обманывают государственных деятелей, это не делает им чести, вот и возникает необходимость создать ширму.
О том, что агрессивные устремления Германии направлены на Россию, было широко известно. (Об этом достаточно подробно говорилось в первых главах.) По мере приближения часа нападения прибавлялись и разведывательные данные о подготовке вторжения. Тут надо сказать о прекрасной работе советской военной разведки (обратите внимание, не всей нашей разведки, а именно военной): она своевременно и полно информировала о готовящейся войне.
Разведку вели два мощных органа: Наркомат внутренних дел под руководством Берии и Главное разведывательное управление Наркомата обороны, которое возглавлял генерал Ф. И. Голиков. Его многие обвиняют в ошибках и упущениях. Не во всех он виноват, так как возглавил военную разведку всего за одиннадцать месяцев до начала войны (с июля 1940 г.). Однако что касается «внезапности нападения», то за это он полностью несет ответственность, потому что располагал обширной информацией, но не смог ее правильно оценить, обобщить и убедительно доложить Сталину.
Тут следует оговориться: два наших разведывательных органа не только работали на общее дело, добывая разведданные, но еще и конкурировали между собой, причем конкуренция эта была не на равных в смысле положения внутри нашей страны. Берия и его предшественники Ежов и Ягода по ложным обвинениям истребили и упрятали в тюрьмы очень многих опытных и талантливых руководителей военной разведки, включая и начальника разведывательного управления Берзина, прекрасного организатора, умного и тонкого разведчика.
Кроме Берзина один за другим были репрессированы исполнявшие обязанность начальника РУ, бывшие заместители Берзина, опытнейшие руководители разведки Никонов, Орлов, Гендин, Проскуров. После Проскурова и был назначен Голиков, который в разведке ранее не служил, специфики ее не знал.
К счастью, сохранилась агентурная сеть, созданная этими замечательными людьми, она продолжала, работать. Однако постоянная угроза, нависшая со стороны Берии, сковывала работников военной разведки, подрывала их авторитет в глазах Сталина, порождала недоверие к их докладам. Печальный пример тому — происшедшее с Рихардом Зорге. Он был военным разведчиком, работал в Токио; подружился с германским послом Оттом, через которого получал достоверную секретную информацию. Приведу лишь одну его телеграмму от 15 июня 1941 года:
«Война будет начата 22 июня». До этого Зорге сообщал о концентрации гитлеровских войск на нашей границе, о направлении ударов, сроках завершения подготовки и начала военных действий. Все эти сведения генерал Голиков имел, возможно, он их докладывал лично Сталину, ибо, как пишет Жуков, хотя и неизвестно, «что из разведывательных сведений докладывалось Сталину генералом Голиковым лично, минуя наркома обороны и начальника Генштаба, такие доклады делались неоднократно». Однажды, после войны, в разговоре на просмотре фильма о Зорге Жукова спросили, знал ли он об этом разведчике как начальник Генерального штаба. Жуков ответил:
