Командование 62-й армии также получило приказ: одновременно с войсками Сталинградского фронта нанести удар в направлении на северо-западную окраину города и уничтожить противника в этом районе. Начатое Чуйковым 19 сентября наступление вылилось в трехдневные встречные бои в районе Мамаева кургана и поселка Рынок. Эти контратаки не дали никаких результатов и поглотили все и без того мизерные резервы армии.
Кстати, маршал Крылов, не давая никакой оценки действиям Малиновского, отмечает, что, с точки зрения осажденных, «предположение, что действия советских войск севернее города вынудят противника оттягивать какие-то силы из-под Сталинграда (а в штабе фронта одно время почему-то были уверены, что это уже происходит), в тот раз, к сожалению, не оправдалось… наша армия получила лишь небольшую передышку на несколько часов от бомбежек с воздуха, да и то не полную: фашистские самолеты не исчезали совсем, их только поубавилось. А натиск наземных сил противника не ослабевал. Скоро стало ясно, что он никуда не перебросил ни одной действовавшей перед фронтом 62-й армии пехотной или танковой части». То есть с оперативно-тактической точки зрения результатом наступления 1-й гвардейской армии был нуль. Не вызывает сомнений и ответ на вопрос: кто кого обескровил?
21 сентября на фронте от Мамаева кургана до зацарицынской части города немцы перешли в наступление силами пяти дивизий. К полудню из-за обрыва линий связи Чуйков потерял управление своим левым флангом, посылаемые туда офицеры связи не возвращались. Сутки спустя 22 сентября 62-я армия была разрублена на две части: на участке буквально растаявшей дивизии Родимцева (так, от 1-го батальона 42-го гвардейского полка, оборонявшего вокзал, в живых остались шесть человек) немцы вышли к центральной переправе севернее реки Царица. Отсюда они имели возможность просматривать почти весь тыл армии и вести наступление вдоль берега, отрезая советские части от реки. Генерал Родимцев вспоминает:
«Боевые действия, развернувшиеся ранним утром 22 сентября на участке дивизии, по напряженности, ожесточению и потерям превзошли все предыдущие бои, которые пришлось вести гвардейцам в городе. Среди пламени и дыма, под непрерывным огнем пулеметов, артиллерии и танков, под бомбовыми ударами авиации неприятеля гвардейцы бились насмерть, отстаивая каждую улицу, каждый дом. Повсюду то и дело вспыхивали яростные рукопашные схватки. Это поистине был ад. Я побывал не в одном сражении, но в такой схватке мне довелось участвовать впервые».
Чтобы восстановить положение, Чуйков на следующий день бросил в контратаку вновь прибывшую 284-ю дивизию подполковника Н.Ф. Батюка (10 тысяч человек). В ходе двухдневных ожесточенных боев было приостановлено наступление противника из района центральной пристани на север. Но соединиться с 42-й и 92-й стрелковыми бригадами, действовавшими за рекой Царица, не удалось. Их остатки отступили за Волгу, причем первыми, бросив войска, бежали с поля боя штабы. Впоследствии командиров и комиссаров обеих бригад трибунал приговорил к высшей мере наказания.
Развязав себе руки на южном фланге, немцы начали перебрасывать оттуда части к Мамаеву кургану и севернее.
Для восстановления снабжения «чуйковцев» срочно организовывались новые пристани и водные коммуникации: первая — в районе Верхняя Ахтуба, вторая — в районе Скурди, третья — в районе Тумак. Отсюда на кораблях и судах Волжской флотилии и на лодках грузы переправлялись к пристаням у завода «Красный Октябрь» и у поселка Спартановка. От завода «Баррикады» на остров Зайцевский был наведен пешеходный мост на железных бочках, а между островом и левым берегом Волги действовала лодочная переправа. Стрелковые бригады, действовавшие у реки Царица, снабжались самостоятельно через остров Голодный. Всего за время обороны на правый берег было перевезено около 100 тысяч солдат и офицеров, 11 429 тонн грузов, 1975 ящиков с минами, 404 автомашины и др.
К вечеру 24 сентября бои в центре города стали стихать, первый кризис был 62-й армией преодолен.
«Начавшийся в середине сентября период боев за Сталинградский Промышленный район, — пишет Ганс Дерр, — можно назвать позиционной, или «крепостной», войной. Время для проведения крупных операций миновало, из просторов степей война перешла на изрезанные оврагами приволжские высоты с перелесками и балками, в фабричный район Сталинграда, расположенный на неровной, изрытой, пересеченной местности, застроенной зданиями из железа, бетона и камня. Километр, как мера длины, был заменен метром, карта Генерального штаба — планом города.
За каждый дом, цех, водонапорную башню, железнодорожную насыпь, стену, подвал и, наконец, за каждую кучу развалин велась ожесточенная борьба, которая не имела себе равных даже в период Первой мировой войны с ее гигантским расходом боеприпасов. Расстояние между нашими войсками и противником было предельно малым. Несмотря на массированные действия авиации и артиллерии, выйти из района ближнего боя было невозможно. Русские превосходили немцев в отношении использования местности и маскировки и были опытнее в баррикадных боях за отдельные дома; они заняли прочную оборону… позиционная война нагрянула неожиданно для немецких войск, потери в людях и технике были несоизмеримы с успехами, которые исчислялись квадратными метрами захваченной местности».
Насчет опыта немецкий генерал загнул, откуда у Красной Армии мог взяться опыт баррикадных боев? Мы и окопы-то рыть не умели и города до этого момента никогда не обороняли.
Городские постройки дробили боевые порядки наступавших германских дивизий и направляли их силы вдоль улиц. Советские подразделения удерживали особо прочные здания, создавали в них опорные пункты с немногочисленными гарнизонами, способными в случае окружения вести круговую оборону. Во время артиллерийской и авиационной подготовки противника «чуйковцы» вплотную подбирались к его позициям, сознательно идя на самый ближний бой. Защитники города первыми в Красной Армии освоили методы оборонительных действий: научились пропускать над собой немецкие танки — под огонь противотанковой артиллерии и бронебойщиков, отсекать огнем пехоту, укреплять рубежи, использовать инженерные заграждения, массово применять снайперов, маскироваться, скрытно маневрировать и внезапно контратаковать. По наблюдению Исакова: «Здесь впервые за войну бойцы стали надевать каски: при обстреле кирпичи, падавшие с верхних этажей, наносили тяжелые увечья, а то и убивали».
Обстановка в Сталинграде сложилась так, что красноармейцы получили своеобразную, не виданную ранее свободу, оставшись без «видных полководцев», которые укатили за Волгу. Самым большим начальником был комбат, который сражался и умирал рядом. Были еще настоящие фронтовые комдивы, которым приходилось ежеминутно самим рисковать жизнью и принимать самостоятельные решения. Солдаты понимали обстановку и верили своим командирам — это очень важно!
Генерал Еременко в обороне Сталинграда, по большому счету, играл роль начальника тыла, обеспечивавшего снабжение 62-й армии, и делал это хорошо. Сражение вел Чуйков и «чуйковцы». Командарм, правда, как и большинство сталинских выдвиженцев, по воспоминаниям генерала Ласкина, был крут, ценил «настоящих вояк» и недолюбливал «штабных», в отношении своих офицеров «бывал несправедлив». Этот дипломатический язык переводится просто: Чуйков мог запросто под горячую руку выбить зубы начальнику штаба какой-нибудь дивизии за не понравившийся ему доклад. И, конечно, «он был беспощаден с паникерами и трусами».
Севернее города Жуков, Гордов, Москаленко, Малиновский бессмысленным необученным стадом (новобранцы проходили 12-дневную подготовку!) гнали на бойню десятки тысяч солдат и не продвинулись ни на шаг. В Сталинграде в условиях уличных боев, ежедневных схваток небольших групп, индивидуальных поединков значение приобрели индивидуальные качества каждого бойца, его желание выжить и победить. Причем даже в этих невероятно трудных условиях шансов выжить и смысла было больше, чем в жуковских атаках. Вот тогда и проявились настоящие природные качества русского солдата, а не только бесконечная терпеливость и способность «стойко переносить все тяготы и лишения военной службы».
«Требовалось постоянно придумывать что-то новое, — вспоминает Крылов. — И этим занимались в армии увлеченно, даже с азартом, множество людей — от старших командиров и штабистов до рядовых солдат. У людей обострялось чувство личной ответственности за результат боя, развивалась инициатива, способность дерзать, бойцы научились мыслить по-командирски». Об этом же пишет полковник Исаков: «Каждая атака требовала своего решения и мало чем походила на предыдущие. Естественно, в таких своеобразных условиях неизмеримо возросла роль командиров отделений, командиров взводов и рот. Нередко им приходилось действовать самостоятельно, иногда даже в отрыве от других подразделений. Поэтому все большее значение приобретали инициатива, сообразительность и находчивость». Широкое распространение получило снайперское движение. Такие «знатные стрелки», как Зайцев, Чехов, Ильин, Пассар, стали в Сталинграде «культовыми фигурами».
