570
Орфографически é-lu-nu(-um), что указывает на более древнее произношение *halūnum, *halūlum от корня *hll — «хвалить».
Salonen A. Agricultura Mesopotamica. Helsinki, 1968, s. v.
Миф о богине Лисин (старое ошибочное чтение Негун) вкратце рассказан по еще не изданному тексту Британского музея С. Н. Крамером, см.: Sumerian Literature and the British Museum. — PAPS, 124, 4. Philadelphia, 1980, c. 296. Сын Лисин, по-видимому, утонул во время половодья; тело его принесли ей, но «Отец (Энки) научил глубь вод» и, «раскрыв водную бездну», опрокинул лодку Лисин бурей, и тело сына было унесено вниз по реке; вероятно, миф кончался превращением утонувшего сына в хлеба на орошенных полях.
Можно было бы также скармливать траву скоту и при этом получать некоторое количество навоза на удобрение. Но в текстах нет указаний на то, что когда-либо на полях использовался навоз; к тому же стадо в основном состояло из овец, дающих удобрение малоценное.
Или с месяцем выставления жаровен, ne-ne-gar. Существовал бог dIzi-gar и предмет KI.NE (= kinūnu), перед которыми приносили клятву или присягу. Izi-gar — это не только просто огонь (костер), но и специально светильник, факел или очаг. Ср. ne и genex(KI.NE) — «светильник, жаровня».
«Ладья Нанны», — видимо, лунный серп при новолунии, с которого и начинался месяц лунного года, а в данном случае и все полугодие. Кроме того, видимо, существовала и ритуальная настоящая ладья Нанны.
Возможно, «и Кабты». dKabta — прозвище какого-то бога, возможно Сина, т. е. Нанны.
Видимо, в то время как в других городах праздник царя заменил праздник Думузи, в Умме после введения «царского» праздника обряды Думузи сохранили отдельно, но перенесли на другое время. В таком варианте это был праздник чисто пастушеский, совпадающий с «Праздником случки тельцов» в соседнем Лагаше. Ср. культовое песнопение о том, как Думузи и его сестра (?) наблюдают за случкой, СТ XV (1902), табл. 28–29; Kramer S. N. The Sacred Marriage Rite. Bloomington-London, 1959, c. 103. Случка в Месопотамии может успешно происходить только в прохладное время года.
Эреду (ныне городище Абу-Шахрайн) было, как уже упоминалось выше, древнейшим местом почитания бога водной Бездны Энки (аккад. Эйа); в старовавилонское время из-за заиливания лагуны город стал фактически необитаем, и культы Эреду, как уже было сказано в предыдущей главе, были перенесены на окраину Ура. Царь НурАдад сделал попытку восстановить храм в самом Эреду, и, как полагает Шарпэн, часть жрецов бога Энки-Эйи (но не все) вернулась туда из Ура.
Доходила ли священная процессия до действительного Эреду или только до нового храма Эйи на окраине Ура, вряд ли можно установить.
van Dijk J. J. Incantations accompagnant la naissance d'homme. - Orientalia, 44 (1975), c. 59, стк. 19 и др. Имеются аналогичные шумерские тексты, а также аккадские тексты значительно более позднего времени.
По-аккадски перечисленные божественные персонажи носят следующие имена:
Ан, бог Неба, — Ану;
Думузи — Ду'узу (?), у западных семитов Таммуз;
Инана (Иннин) — Иштар, или Эштар, у западных семитов Астарта;
Нанна-Суэн, бог Луны, — Суэн или Син;
Уту, бог Солнца, — Шамаш;
Энки, бог Бездны, — Эйя, неправильно «Эа», первоначально Хайа— не смешивать с богом Хайа (Haia);
Энлиль, бог поднебесного мира, — Эллиль, или Бел;
Жена Нанны (Наннара), Нингаль, у семитов называлась Никкаль.
Прочие божества, если особо не оговорено, сохраняли шумерские имена. «Бездна» (abzu, apsû) содержала животворящие пресные воды; в каждом храме было небольшое водохранилище, олицетворявшее бездну и называвшееся «апсý»; уход за ним поручался, по-видимому, жрецу гудабзу, стоявшему выше простого «помазателя», гуда.
По-видимому, он был не зачат Аном, а порожден им чудесным образом; Анту, жена Ану, очень редко упоминается до I тысячелетия до н. э., да и то, быть может, как ипостась Иштар (AN=dInana = Иштар Урукская).
Кроме того, у Инаны есть сестра-наперсница Нингикуга, роль которой довольно неясна. Значение ее имени: «Госпожа светлого (чистого, священного, серебряного) тростника».
Также «друг Энлиля», Ku-li-dEn-líl-(l)á.
Позднейшая легенда различала рыбака Думузи из селения Кувари от пастуха Думузи из города Бадтибиры; но, по-видимому, это один и тот же мифологический персонаж, тем более что Кувари — место поклонения Нгештинане, сестре пастуха-Думузи.
Kramer S. N. The Sacred Marriage Rite, с. 59.
Для Гильгамеша это вытекает только из его титула «эна Кулаба» (одной из частей Урука, где и находилось, видимо, святилище Инаны). Согласно аккадской версии эпоса, Иштар (т. е. Инана) была его врагиней, и священный брак он совершал с другой древнейшей богиней, Ишхарой; впрочем, имя Ишхара придавалось и самой Инане.
То обстоятельство, что священный брак с Инаной был частью коронационных обрядов, само по себе не обязательно означало бы, что он справлялся царем только раз в жизни. Так, мы знаем, что царь Вавилона I тысячелетия до н. э. проходил обряд интронизации (который, впрочем, в то время как раз не включал священного брака) каждый Новый год в начале месяца нисана (bará[g]-za[g]-gar-(r)a). Но на единственность обряда брака царей III династии Ура с богиней Инаной указывает то, что, в отличие от более древних царей, они более не принимали титула ēn, и он принадлежал другому, особому жрецу, который, очевидно, и священнодействовал в остальные годы. Роль же богини теперь уже, по- видимому, играла не одна из жриц nu-gig — функции которых к этому времени, очевидно, действительно стали сводиться к обрядовому (но за подарок?) сношению с чужими мужчинами, — а жрица lukur; ранее такие жрицы были на каких-то весьма второстепенных ролях. Кроме того, поскольку цари III династии Ура обожествлялись не только временно, в порядке отождествления с Думузи, но и сами по себе и навсегда, при этом имея отдельный собственный культ, постольку с ними разыгрывался собственный «священный брак»; для этого существовали особые «походные жрицы-лукур» (lukur-kaskal-(l)a), отличные от законной жены царя («царицы»). Некоторые из них нам известны по имени из их песнопений, надписей на печатях и из хозяйственных документов. Часть любовно-брачных песнопений может относиться к этому священному браку, а не к браку с Инаной.
Cagni L. The Poem of Erra. — Malibu, 1977, № IV, c. 52–62, примеч. 128 (с. 51–52).
Лишь в середине I тысячелетия до н. э. в культе и религии Урука произошла коренная реформа. На первый план был вновь выдвинут небесный бог Ан (аккад. Ану), ранее принадлежавший к числу «бездействующих» божеств-демиургов первого поколения. Видимо, Ану был косвенно отождествлен с Ахурамаздой Ахеменидской державы (по-арамейски 'elāh šemaiiā — «бог небесный»; с ним же отождествлялся и иудейский Йахве). Культ Иштар не был, однако, запрещен, а лишь перенесен из центра города в храм Бит-Реш. И в Уре еще во второй половине VI в. дон. э. была энтум (дочь царя Набонида), а в ряде вавилонских городов (во всяком случае, в самом Вавилоне) сохранялись обряды священного брака и священной проституции. Так, греческий историк Геродот свидетельствует (I, 181–182; 1,199), что в Вавилоне в V в. до н. э. наверху зиккурата был покой с золотым ложем, куда спускался бог (Мардук), чтобы сожительствовать со жрицей, и что каждая вавилонянка раз в жизни должна была отдаться чужестранцу, которого встретит на площади. Последнее сообщение всегда возбуждало недоверение исследователей — настолько оно не вяжется с заведомо патриархальными порядками вавилонской семьи. Но в 50-х годах Г. X. Саркисян (City Land in Seleucid Babylonia. — Ancient Mesopotamia. M., 1969, c. 313) доказал, что самоуправление вавилонских городов (во всяком случае, Урука) в I тысячелетии до н. э. оформлялось как слияние города с храмом, так что каждый полноправный гражданин должен был формально считаться жрецом. Но если так, то вполне вероятно, что каждая полноправная гражданка должна была числиться жрицей; а так как все вавилонские жрицы были жрицами плодородия, нет ничего удивительного, что от гражданок Вавилона требовали раз в жизни выполнить функцию кадиштум. Как уже бывало многократно, опять выяснилось, что Геродот никогда не лгал.
