Елена Чиркова - Анатомия финансового пузыря

162

По мнению Фабера, «иностранцы ответственны за финальный взлет на рынке прямо и косвенно. Прямое влияние состоит в том, что они увеличивают свои покупки в фазе инвестиционной мании. А косвенное выражается в том, что местные привыкают к растущему притоку капитала из-за рубежа, и убеждаются, что он будет расти постоянно» [Faber 2008, р. 147]. «Я не видел бума, – пишет Фабер, – в котором местные не были бы убеждены, что иностранцы задерут цены еще выше. В период бума 1970-х годов все фокусировались на безудержном аппетите ближневосточных инвесторов по отношению к золоту. В 1980-е годы американцы думали, что покупка японцами реальных активов в США никогда не прекратится. Во время бума на японском фондовом рынке считалось, что иностранцы непременно придут, поскольку вес японских акций в их портфелях слишком низкий, в 1993–1994 годах все развивающиеся страны ожидали растущего притока иностранных денег» [Там же, р. 147–148].

Я беру слово «инвестиционный» в кавычки потому, что речь идет, безусловно, об активах, которые приобретаются с целью извлечения прибыли, а не предметах потребления, и такие покупки можно назвать инвестициями; но, с другой стороны, покупки с целью перепродажи относятся к разряду «спекулятивных» инвестиций, и в этом смысле спекуляцию и инвестиции можно противопоставить.

Правда, многие из них также способствуют и объективному росту цен на инвестиционные активы, и этот рост отнюдь не всегда достигает иррациональной стадии.

Правда, есть исключения. Практически единогласно все исследователи, занимавшиеся 1920-ми годами и Великой экономической депрессией, отмечают, что в 1920-е годы пузырь надулся при жесткой монетарной политике. Федеральная резервная система начала повышать учетную ставку еще в январе 1928 года. Тогда она была повышена с 3,5% сразу до 5%, а в августе 1929 года увеличена еще на 1%. В 1929 году индекс M1 практически не рос, а потребительские цены даже падали [White 1990].

Удвоение за восемь лет – это рост примерно на 8% в год. Это много, но не катастрофично.

Это логика «нас много и всем умереть не дадут». Как писал еще Сципион Сигеле, цитируя Тацита: «там, где виновных много, не должно наказывать никого» [Cигеле 1998].

Одна из причин, по которой власти США дали обанкротиться банку «Лиман Бразерз», состоит именно в том, что в противном случае другие инвестиционные банки могли бы начать вести более рискованную политику, в меньшей степени опасаясь банкротства.

Кстати, Роберт Шиллер подметил, что подобным образом ситуация развивалась и на других медвежьих рынках: «На пути к трем пикам рынка, которые случились после создания Федеральной резервной системы, – а именно пикам 1929, 1966 и 2000 годов, Федеральная резервная система каждый раз выступала с предупреждением, что рынок акций переоценен» [Shiller 2005, р. 225].

В этом «разъяснении» позиции Волкера Флекенштейном есть элемент передергивания. С одной стороны, по показателю отношения капитализации рынка к ВВП можно объективно судить о степени пузыристости рынка, но при условии, что доля публичных компаний в ВВП – константа. Так что прямое сравнение нашего времени и 1920-х годов не совсем корректно.

Известный независимый финансовый аналитик, специалист по техническому анализу и циклам. Издает The Dow Theory Letters.

Библиографический список несколько отличается от стандартного («ГОСТовского»): помимо стандартных выходных данных в большинстве случаев, если речь идет о научной книге, я указываю в скобках данные о первом издании этой работы. Всегда интересно знать, когда те или иные идеи были впервые опубликованы, особенно если учесть, что в процессе работы над этой книгой мне не раз приходилось убеждаться в том, что ученые действительно могут предвидеть события задолго до того, как они происходят.