Японское командование отдало поэтому решительное предпочтение географическим объектам. Важнейшим географическим объектом, на который нацеливались японцы, был Порт-Артур. Овладеть базой русского флота можно было, лишь атаковав ее укрепления с сухого пути. Но высадка вблизи Порт-Артура, пока господство на море не было окончательно завоевано японцами, представлялась чрезвычайно рискованной и была связана с преодолением больших технических трудностей (большие приливы и отливы, тонкий лед в заливах, мелководье у берегов, заставлявшее морские транспорты останавливаться в нескольких километрах от них, и т. д.). Поэтому операция по высадке 2-й японской армии, предназначенной порвать сообщения Порт-Артура с Манчжурией, выдвигалась японцами только как второй этап войны. Первым же этапом войны являлся захват другого географического объекта — Кореи. Последняя была важна для Японии сама по себе; в войне с Россией на Корею выпадала роль промежуточной базы; высадка 1-й японской армии могла быть произведена здесь в спокойных условиях: войска в Корее могли устроиться, наладить свой тыл, организовать оккупацию, продвинуться к пограничной р. Ялу и форсировать ее. На р. Ялу, в 225 км горного пути от русской железной дороги, в начале войны японцы могли встретить только слабые силы русских. Переход через Ялу являлся уже некоторой угрозой русским сообщениям и должен был удержать русскую армию от поддержки всеми силами Порт-Артура. Тем самым достигалась предпосылка начала операции против Порт-Артура. Тыл японской армии, атакующей Порт-Артур, должен был прикрываться со стороны полевой русской армии, собиравшейся в Южной Манчжурии. Богатая Южная Манчжурия, которую японцы стремились захватить под свое влияние в конечном результате войны, представляла третью географическую цель. Южная Манчжурия должна была явиться основным театром борьбы в поле с русскими войсками. Основу японского оперативного развертывания представляли 1-я и 2-я армии. Последняя должна была, после овладения Цзиньчжоуским перешейком, передать дальнейшее ведение операции против Порт-Артура 3-й, вновь высаженной армии, а затем повернуться на север. Операции 1-й армии от устья р. Ялу и 2-й армии — с юга, вдоль железной дороги, давали японцам выгоды оперативного охвата. Но так как эти армии были слишком удалены друг от друга и не могли оказывать взаимной поддержки, то на середине побережья между ними, у Дагушаня, намечалась высадка 4-й несколько более слабой армии.
Четвертым географическим объектом являлся ценный, главным образом для русских, Владивосток. По положению своему эта крепость была совершенно изолирована от южно-манчжурского театра борьбы. Успешный и быстрый ход операций под Порт-Артуром и в Манчжурии позволил бы японцам попытаться захватить и Владивосток. Это был бы в их руках важный залог; при невозможности для японцев нанести России сокрушительный удар, владение таким залогом могло бы обеспечить им заключение выгодного мира и получение контрибуции. Просчеты, сделанные японцами в борьбе за Порт-Артур и на главном театре, вынудили их отказаться от атаки Владивостока и ограничиться захватом Сахалина, что представляло, однако, только слабое средство давления на русских при заключении мира.
Выдвижение японцами географических, ограниченных целей для сухопутных операций вполне отвечало характеру борьбы на измор, который должна была получить война между двумя государствами, лишенными возможности, ввиду удаления их центров, нанести друг другу смертельные удары. В завязавшейся борьбе географическим пунктам принадлежала важнейшая роль. Из того, что японцы уяснили это себе сразу, а мы отвергали, — сложились крупные выгоды для японцев.
Важнейшим недостатком японского плана являлась неосознанность необходимости быстрого развития стратегического напряжения. Для борьбы в Южной Манчжурии предназначались всего 3 армии общей силой в 8 дивизий (120 тыс.). Это должно было создать тяжелый для японцев кризис в конце лета 1904 г.
Мобилизация японцев началась за 54 дня до начала войны. Объявленная 17 декабря 1903 г., мобилизация являлась частной и охватывала только 23 % японской армии — 3 дивизии, предназначенные войти в состав 1-й армии генерала Куроки. Момент объявления войны приурочивался японцами к разгару сибирской зимы, когда пропускная способность Сибирской дороги падала на трехмесячный срок вдвое по сравнению с летней нормой, Байкальская переправа замерзала и усиление паровозами и подвижным составом Забайкальской и Китайской дорог встречало огромные трудности. Несмотря на то, что в начале февраля дипломатические отношения были уже прерваны и неминуемость войны была для всех ясна, наша порт-артурская эскадра, вышедшая на внешний рейд крепости, чтобы быть готовой к активным действиям, по непростительной халатности морского командования стояла на якоре без достаточных мер охранения. В ночь с 8 на 9 февраля она была атакована 11 японскими миноносцами, которым удалось нанести минные пробоины 2 линейным кораблям и 1 крейсеру. Военные действия начались, причем японцы сразу же достигли значительного перевеса на море, что явилось первой предпосылкой осуществления сухопутной части плана войны.
Русский тыл. Несмотря на трудные условия снабжения русских войск на далекой окраине, все же удалось создать для них вполне удовлетворительные материальные условия. В создании этого материального благополучия большая заслуга принадлежит генералу Куропаткину, сначала командовавшему манчжурской армией, а потом, с отъездом наместника, адмирала Алексеева, назначенному главнокомандующим. Куропаткин, как и Паскевич, уделял огромное внимание вопросам довольствия войск; богатые средства Манчжурии и возросшие экономические и культурные навыки русских людей помогли ему справиться с этой задачей.
Конечно, русский тыл работал далеко не идеально. Театр войны не был достаточно разведан в продовольственном отношении; интендантство относилось с недоверием к заготовкам на месте и протащило-таки по загруженной Сибирской дороге 165 тыс. т муки и зерна, которые можно было достать на месте; интендантство тем самым мешало в мере своих сил накоплению живой силы. Интендантство порой обнаруживало вопиющую экономическую безграмотность; оно решило в начале войны щадить запасы зерна в Телине, в русском тылу, и скупать видимые запасы в порту Инкоу, на нашем фронте; отсюда между Телином и Инкоу образовался значительный разрыв цен; а так как эти пункты были связаны рекой Ляохе, судоходство по которой было свободно, то китайцы-купцы сплавляли зерно из Телина, где оно стоило дешево, в Инкоу, где они его продавали дорого; а наши интенданты покупали дорогое зерно в Инкоу и по железной дороге везли его в тыловые склады, в Телин; образовавшийся бессмысленный круговорот зерна был для нас явно убыточен. Расплачиваясь бумажными рублями, мы вовремя не заготовили серебра в слитках для поддержания курса нашей валюты и понесли большие валютные потери вследствие местного обесценения наших рублей. Были мошеннические заказы продовольствия в Америке, откуда оно не могло быть доставлено при господстве японского флота на море. Были перевозки соли на подводах, которые, по представленным счетам, обходились в 15 рублей с пуда; весной 1905 г., по нераспорядительности интендантства, сотни тысяч пудов мороженого мяса оттаяли и сгнили.
Однако армия хорошо кормилась, была обеспечена медицинской помощью, этапы были комфортабельно организованы. К зиме 1904/05 г. теплая одежда из России не была доставлена железной дорогой вовремя, но войскам была до холодов выдана импровизированная на месте теплая одежда полукитайского типа. Русский солдат показал себя в эту войну далеко не столь мало требовательным, как можно было бы ожидать; впрочем, армия, недостаточно подготовленная в политическом отношении, всегда должна кормиться особенно исправно.
Показателем нашего материального благополучия являются санитарные итоги: за 18 месяцев войны русская армия потеряла от болезней: умершими — 7368, исключенными в неспособные и эвакуированными — 100 832, а всего — 108 200 человек; мы не учитываем при этом потерь порт-артурского гарнизона и на Сахалине[111]. Наши потери от болезней были значительно меньше потерь боевых — 30 тыс. убитых и умерших от ран, 120 тыс. раненых. Тогда как в 1877 г. число умерших от болезней было втрое больше числа убитых, теперь отношение складывалось наоборот. 50 % раненых возвращалось в строй; это показывает, что лечебные заведения уже справлялись со своей задачей. Другим показателем порядка в армии является ничтожная цифра (27 тыс.) пленных, потерянных за всю войну в поле (без Порт-Артура и Сахалина), несмотря на восемь крупных поражений, понесенных нами.
Эти достижения надо ценить тем более, что они были получены без чрезмерного разбухания нестроевого элемента: к концу войны из 844 073 человек, представлявших сосредоточенную на Дальнем Востоке вооруженную силу, в тыловых частях и учреждениях состояло 7,7 %; в войсковом тылу имелось 13,8 % нестроевых; наконец 10,2 % строевых были откомандированы для хозяйственных целей. Итого количество оторванных от строя в целом равнялось 31,7 %, т. е. на двух бойцов приходилось меньше одного нестроевого; это отношение для удаленного, почти колониального театра достаточно благоприятно.
