…С самого начала мне не понравился тон и сами вопросы, которые задавал Руденко. Они были примерно такого рода:
— Когда вы получили преступный приказ Берии начать зондаж возможности тайного мирного соглашения с Гитлером?
Я тут же запротестовал, отметив, что такие выражения, как «преступный приказ», не использовались товарищами Маленковым и Хрущевым, когда они задавали вопросы и выслушивали мои объяснения. О преступных деяниях Берии я узнал лишь из официального сообщения правительства. Сам же я, как старший оперативный работник, не мог себе представить, что человек, назначенный правительством руководить органами безопасности, является преступником, ныне разоблаченным.
Моими запротоколированными ответами Руденко остался весьма недоволен. Хотя он и сохранил вежливость в обращении, но упрекнул меня за то, что я слишком официален и употребляю бюрократические выражения в разоблачении такого заклятого врага партии и правительства, как Берия.
…Поднявшись к себе на седьмой этаж, я узнал потрясшую меня новость — Масленников застрелился в своем кабинете. Позднее мне стало известно, что его допрашивали о якобы имевшихся у Берии планах ввести в Москву войска МВД, находившиеся под его командованием, и арестовать все правительство. Такого плана в действительности не существовало, и Масленников решил: лучше покончить с собой, чем подвергнуться аресту. Так он защитил свою честь генерала армии»464.
(Сначала я подумал, что, может быть, Масленникову следовало все же пристрелить Руденко, но в этом случае Хрущев нашел бы на пост Генпрокурора нового мерзавца и получил бы «доказательство» заговора — вот, дескать, даже прокурора успели убить! Согласиться на арест? Но ведь подонок Руденко следствия не вел и суд не предполагался: от имени Масленникова Руденко написал бы какие угодно «признания», опозорив Масленникова на всю жизнь. Да, похоже, Масленникову деваться было некуда.)
Через несколько дней арестовали и Судоплатова, но он, в отличие от Масленникова, нашел способ избежать позора и смерти, но заплатил он за это 15 годами психушки и тюрьмы.
Он прикинулся сумасшедшим и симулировал до 1958 г., когда ажиотаж по делу Берии уже прошел, и его не стали расстреливать.
Вот так собирались те люди, которых Конев с остальными негодяями убили своими росписями под «приговором».
Но были еще и те, кто их убил непосредственно.
О том, что суда не было, свидетельствует и вот еще какой факт. Когда подсудимого приговаривают к расстрелу, то он, естественно, это знает. Его ведут к палачу, в присутствии палача прокурор удостоверяется, что перед ним именно тот, кого надо расстрелять, они с палачом подписывают акт, и этим прокурор подтверждает палачу, что тот действительно убьет того, кого приговорил суд, и палач убивает. Что бы в это время ни говорил и ни делал приговоренный, но он знает, что приговорен, и палач из его слов в этом не усомнится. А представьте, что к палачу привели человека, который утверждает, что суда над ним еще не было. Да плюс на расстреле присутствует прокурор, которого палач лично не знает. Что палач подумает? Правильно — он поймет, что из него хотят сделать убийцу. Может возникнуть конфликт — вооруженный палач может потребовать своего начальника и того прокурора, с кем он обычно проводил казни, потребует от них разобраться с происходящим.
На что уж общество «Мемориал» старается облить грязью НКВД, но, разобравшись с технологией проведения расстрелов во времена Сталина, и «Мемориал» свидетельствует:
«Непосредственно перед расстрелом объявляли решение, сверяли данные. Делалось это очень тщательно. Наряду с актами на приведение в исполнение приговоров, в документах были обнаружены справки, требующие уточнения места рождения, а нередко и имени-отчества приговоренного.
При той поспешности, с которой велось тогда следствие, не приходится удивляться, что в Бутово для исполнения приговора могли привезти одного брата вместо другого или человека, приговоренного не к расстрелу, а к 8 годам заключения: причиной приостановки казни могло еще служить отсутствие фотографии, по которой сверялась личность приговоренного. Во всех этих случаях исполнение приговора откладывалось, людей возвращали назад в тюрьму. Эта скрупулезность на месте казни действовала в интересах людей…»465
Таким образом, если суда над «заговорщиками Берии» не было, то организаторы убийства не могли рисковать и вызывать палача для исполнения «приговора». А для честных людей отсутствие палача — это не малая проблема.
Дело в том, что хотя профессия палача и нужна, но в России всегда к ней относились прямо-таки со страхом. До революции на всю Россию был один-единственный палач. В ходе войн нравы, конечно, грубели, солдаты по приказу приводили приговоры в исполнение, но тем не менее офицеры старались делать так, чтобы беречь достоинство солдат. Скажем, в старину в некоторых армиях назначенному для расстрела отделению солдат ружья заряжали через одного боевыми и холостыми зарядами и так, чтобы солдаты этого не видели — не знали, у кого какое ружье и кто именно из них был палачом.
Но в тылу, даже в ходе войны, профессия палача была дефицитом. Вот уже упоминавшийся мною князь Трубецкой рассказывает о своем пребывании в тюрьме в Москве в 1919 г. Он пишет, что палачом в тюрьме был полностью деградировавший китаец-уголовник466, приговоренный к смертной казни. Казнь ему большевики откладывали, пока он приводил приговоры в исполнение, а потом и самого расстреляли. Дефицит на профессию палача сохранялся и все годы правления Сталина. Вот вдумайтесь, к примеру, в смысл такого распоряжения:
«18 октября 1941 г. Сотруднику особых поручений
спец. Группы НКВД СССР
старшему лейтенанту
Госбезопасности Семенихину Д.Э.
С получением сего предлагается вам выехать в город Куйбышев и привести в исполнение приговор к высшей мере наказания — расстрелять следующих заключенных (дальше следует список 25 приговоренных).
Об исполнении донести.
Народный Комиссар Внутренних дел СССР
Генеральный Комиссар Госбезопасности Берия» 467.
Во-первых, оказывается, в разгар войны в областном центре Куйбышеве не было человека, который бы мог расстрелять. Во-вторых, сам по себе расстрел был событием, по которому приказ давал лично нарком (министр). В-третьих, лично министр давал и список приговоренных, чтобы на месте, в Куйбышеве, никто ничего не напутал.
Но вернемся к делу Берии. Если суд действительно был и приговор был законен, то Генпрокурор СССР Руденко вполне мог вызвать палача в бункер штаба ПВО Московского военного округа (где убивали арестованных по «делу Берии»), и тот привел бы приговор в исполнение. Но давайте рассмотрим два акта. Сначала такой.
«АКТ
1953 года декабря 23-го дня
Сего числа в 19 часов 50 минут на основании Предписания Председателя Специального Судебного Присутствия Верховного суда СССР от 23 декабря 1953 года за № 003 мною, комендантом Специального Судебного Присутствия генерал-полковником Батицким П.Ф., в присутствии Генерального прокурора СССР, действительного государственного советника юстиции Руденко Р.А. и генерала армии Москаленко К.С. приведен в исполнение приговор Специального Судебного Присутствия по отношению к осужденному к высшей мере наказания — расстрелу Берия Лаврентия Павловича.
Генерал-полковник Батицкий
Генеральный прокурор СССР Руденко
Генерал армии Москаленко»468.
Повторяю, Берия был убит задолго до этого и сам этот акт — фальшивка. Но он составлен по смыслу правильно: палач (Батицкий) в присутствии прокурора (Руденко) и члена суда (Москаленко) привел приговор в исполнение. (На то, что акт фальшивый, указывает, кроме всех событий, то, что он не имеет подписи врача, констатировавшего смерть Берии.)
А вот акт подлинный:
«АКТ
23 декабря 1953 года зам. министра внутренних дел СССР тов. Лунев, зам. Главного военного прокурора т. Китаев в присутствии генерал-полковника тов. Гетмана, генерал-лейтенанта Бакеева и генерал-майора тов. Сопильника привели в исполнение приговор Специального Судебного Присутствия Верховного суда СССР от 23 декабря 1953 года над осужденными:
1) Кобуловым Богданом Захарьевичем, 1904 года рождения,
2) Меркуловым Всеволодом Николаевичем, 1895 года рождения,
3) Деканозовым Владимиром Георгиевичем, 1898 года рождения,
