Характерной особенностью переселенческого процесса было то, что в нем принимали участие все слои трудящегося украинского населения. На Поднепровье, Левобережье, Слобожанщину, Запорожье и в Карпаты кроме крестьян бежали выходцы из других социальных групп с Киевщины, Чернигово-Северщины, Брацлавщины, Волыни, из Восточной и Западной Подолии, Галичины, Буковины и Закарпатья. Определенную часть поселенцев составляли русские, белорусы и лица других национальностей. На вновь осваиваемых землях оседали беглые крестьяне и частично выходцы из других сословий Польши и Литвы, Словакии и Венгрии. Здесь селились также молдавские и валашские крестьяне, спасавшиеся от феодального гнета и турецкого порабощения. Украинские, русские, белорусские и другие переселенцы часто селились вместе, в одних селах, совместно организовывали защиту от турецко-татарских завоевателей и вместе боролись против феодалов Речи Посполитой, пытавшихся прибрать к рукам плоды их труда, а самих их поработить.
Часть беглецов пополняла запорожское казачество, в рядах которого принимала активное участие в борьбе против усиливавшегося феодального гнета и наступления на украинскую культуру, против религиозных преследований.
Побеги и переселения приобрели столь внушительные размеры, что вызвали ряд контрмер со стороны правительства Речи Посполитой. По требованию феодалов законодательно было ограничено право перехода крестьян от одного пана к другому и переселение их на свободные земли. Уже закон 1543 г. запретил крестьянам выкупаться на волю и предоставил феодалам право продавать, закладывать и передавать в наследство своих подданных с землей или без земли, семьями или в одиночку.
На Виленском сейме 1554 г. специально рассматривался вопрос о новых мерах против крестьянских побегов. Мелкие и средние шляхтичи просили польского короля и великого князя литовского Сигизмунда II Августа запретить панам принимать беглых крестьян. Король удовлетворил их просьбу. Принятое на сейме постановление строго запрещало землевладельцам под угрозой штрафа принимать беглых. Одновременно король приказал выдавать беглецов, чтобы «люди отчизные и непохожие, которые [в]имѣниях панов мѣшкают, з имѣний их поутекавши, абы были за доводом их выданы».
В постановлениях последующих сеймов (1578, 1581, 1611, 1613 гг. и др.) провозглашалась беспощадная борьба с побегами. Помимо решений, имевших общегосударственное значение, феодальное правительство издавало и отдельные приказы, направленные против беглых из того или иного воеводства и даже имения. В феврале 1569 г., во время работы Люблинского сейма, Сигизмунд II Август приказал киевскому и брацлавскому воеводам задерживать и выдавать феодалам бежавших от них людей: «О таковыхъ людях свовольныхъ достаточную вѣдомость давати и ничем их не утаивати не смели и к пойманню таковых людей вольныхъ, и не оселых» принимать меры. Король подчеркнул при этом, что такие люди очень опасны для Польско-Литовской державы[193].
Обеспокоенная убылью рабочих рук в своих имениях из-за массового бегства крестьян, шляхта Русского воеводства в 1597 г. настойчиво добивалась от сейма принятия эффективных мер для возвращения владельцам крепостных крестьян, бежавших от них в Киевское, Брацлавское и Волынское воеводства. Одновременно населению категорически запрещалось принимать беглых крестьян и предоставлять им убежище. Во время королевской ревизии 1563 г. в Кременецком повете местным жителям было приказано не держать у себя более трех дней неоседлых крестьян («людей неоселых, прихожих»), а об их приходе и уходе сообщать местным властям. Феодалы не без оснований боялись опасного для них влияния беглых на местных крестьян, «ибо от таких великие шкоды и злодейства в селах делаются»[194].
Распространенным явлением были так называемые местные побеги. Крестьяне, не выдержав непосильного гнета и издевательств «своих» панов, часто бежали к соседним феодалам (как правило, более сильным и богатым), которые, стремясь переманить крестьян в свои имения, устанавливали для них сначала меньшие повинности, предоставляли некоторые временные льготы («слободы»), Таким образом беглые крестьяне, хотя и на короткое время, облегчали свое положение. Со временем побеги крестьян приобретали все более массовый характер. Они все чаще бежали группами и даже целыми селами. Так, жители сел Килия, Печибоды, Пиддубцы, Богдановщина, Косенин, принадлежавших разным шляхтичам, в 1552 г., очевидно, заранее сговорившись, вместе с семьями, захватив скот и имущество, бежали в имения князя Острожского в том же Житомирском повете. В 1592 г. крестьяне с. Ростоцкое бежали в соседнее с. Киндиное того же Кременецкого повета. Подобные побеги наиболее характерны для Волыни, Галичины, Подолии и частично Западной Киевщины.
Часть беглых крестьян направлялась в города. В эпоху средневековья, отмечали К. Маркс и Ф. Энгельс, беглые крепостные «стекались в расцветавшие тогда города»[195]. В городах Украины, особенно на Поднепровье, бывшие крепостные крестьяне составляли значительную часть населения. В городах Поднепровья жили в основном выходцы из разных украинских земель. Вместе с тем там оседали русские и белорусы, главным образом из числа беглых крестьян.
В результате массового бегства украинских крестьян в города, особенно Поднепровья и Левобережья, в них быстро росло число «непослушных» жителей, т. е. тех, которые отказывались отбывать феодальные повинности. Как видно из люстрации, проведенной в 1616 г., во многих городах Поднепровья «непослушных» дворов было больше, чем «послушных». В Белой Церкви на 300 «непослушных» приходилось 300 «послушных», в Корсуни «непослушных» и «послушных» дворов было соответственно 1300 и 200, в Чигирине — 4500 и 50, в Каневе — 1500 и 150, в Черкассах — 800 и 150.
Несмотря на жестокие феодальные законы, направленные против беглых крепостных, побеги не только не прекращались, но и продолжали расти. С одной стороны, крестьяне не могли примириться с усилением феодальной эксплуатации и своим бесправным положением, а с другой — владельцы крупных латифундий, заинтересованные в рабочих руках, не желали пожертвовать своими личными выгодами ради интересов средней и мелкой шляхты и продолжали не только принимать, но и переманивать чужих крестьян, предоставляя им временные льготы. Так, когда в 1561 г. из имения Моковичи Владимирского повета Волынского воеводства в соседние села Киселино и Твердыня бежало пять «отчинных» крестьянских семейств, то управитель имения, куда входили эти села, категорически отказался возвратить беглых их владельцу. Точно так же поступили и в Любечском замке на Киевщине в 1562 г., куда бежали крестьяне из Радошинского имения.
В XVI в. в Русском государстве беглые («гулящие люди») составляли столь значительную часть населения, что считались легальной категорией. С их существованием вынуждено было примириться даже правительство. «Гулящих людей» особенно много было на Чернигово-Северщине. В 1606–1607 гг. они составляли значительную часть основного ядра повстанческой армии Ивана Болотникова.
К побегу крепостные готовились заранее и тщательно. Даже буржуазные историки вынуждены были признать, что побеги крестьян не носили характера бездомного бродяжничества, как это утверждали феодалы, а представляли собой целенаправленное переселение на новые места.
Бегство крестьян, а также выходцев из других угнетенных слоев населения особенно усилилось с конца XVI в. Оно приобрело массовый характер и охватило все земли Украины. По далеко не полным данным, за 1595–1602 гг. только в Брацлавском и Киевском воеводствах крестьяне бежали из 425 сел, в том числе в 1600 г; из 159 сел Киевского воеводства.
Отказ от выполнения феодальных повинностей. Выступления крестьян против феодалов. Борьба крестьянства против эксплуататоров значительно усилилась со второй половины XVI в., что, как отмечалось, было обусловлено значительным ростом феодального гнета.
Одной из наиболее распространенных форм антифеодального протеста были жалобы крестьян на притеснение их феодалами. Жалобы крестьяне направляли во все инстанции, начиная от волостных и поветовых судов и кончая королем. Жалуясь на панов, управителей имений, арендаторов, королевскую администрацию, крестьяне приводили бесчисленные факты произвольного увеличения феодальных повинностей и изощренных издевательств над ними и их семьями. Поток жалоб из года в год увеличивался, хотя обычно они не давали результатов.
Все более частыми становились случаи отказа от выполнения феодальных повинностей. При этом крестьяне действовали целыми группами или даже селами. Как правило, крестьяне отказывались отбывать увеличивавшуюся барщину — наиболее обременительную для них отработочную ренту. Так, в 1579 г. крестьяне с. Оздова Волынского воеводства решительно отказались выполнять барщину. Подобные факты в те же годы имели место не только на Волыни, но и в Галичине, на Подолии, Западной Киевщине, где отработочная рента была наиболее обременительной.
