Личное мнение Першинга на этот счет достаточно выразительно:
«Без сомнения, немедленное продолжение наступления вывело бы нас далеко за позицию Гинденбурга (позиция „Михель” была довеском к главной Гинденбургской позиции) и, возможно, привело бы в Мец».
Дикман высказался еще резче:
«Отказ от удара к северу от Сен-Миеля при нашем подавляющем превосходстве сил всегда будет расцениваться мной как грубейшая стратегическая ошибка, вину за которую всецело несет маршал Фош и его штаб.
Это – яркий пример ошибочности политики ограниченных целей…»
С другой стороны, Лиджет, быть может, наиболее здраво и реально мысливший человек во всей американской армии, заявил:
«По моему мнению, возможность захвата Меца и все остальное, если бы бой проводился по первоначальному плану, имели бы место лишь при той предпосылке, что наша армия представляет собой хорошо смазанную и вполне слаженную машину. На самом же деле это было далеко не так».
Лиджет также указывал, что хотя атака между рекой Маас и Аргоннами явилась для германцев большой неожиданностью, но они смогли настолько быстро подбросить сюда свои резервы, что уже на третий день закрыли первоначальный прорыв. И даже если бы удалось овладеть позицией «Михель», то наступление с этой позиции натолкнулось бы, особенно на правом фланге, на новые препятствия, которые представляли собой укрепления Меца.
Знаменательно также зрелое суждение генерала фон Гальвица, командовавшего германской армейской группой, по которой пришелся удар американцев:
«Я считаю, что не могло быть и речи о захвате противником позиции „Михель”. Чтобызахватить эту позицию, понадобилась бы новая операция, проводимая в крупном масштабе».
Необходимо учесть, что Першингу для достижения действительных результатов пришлось бы по крайней мере дойти до отрезка железной дороги Лонгюйон-Тионвиль, проходившего в 20 милях за позицией «Михель», а затем пройти достаточно глубоко за эту железную дорогу, чтобы прервать и железную дорогу от Лонгюйон в тыл через Люксембург.
Это потребовало бы наступления, которое развивалось быстрее и проникало бы глубже, чем это удалось любому из наступлений союзников на Западном фронте. С неопытной и необстрелянной армией это, конечно, являлось тщетной надеждой.
Имеется все же один фактор, на который критика не обратила должного внимания и который давал первоначальному плану Першинга особое преимущество. Почти каждая попытка к прорыву в Мировой войне основывалась на идее проникновения на одном направлении. Среди немногих исключений можно указать на одновременные атаки в Артуа и Шампани 25 сентября 1915 года. Хотя по форме это и был двойной прорыв, на деле эффект его выражался в двух отдельных ударах, так как участки атак были слишком удалены друг от друга, чтобы вызвать быстрое оседание и размыв находящегося между ними участка фронта. Согласно новому плану Фоша, сходившиеся в одну точку атаки у Аргонн и у Камбрэ имели ту же самую видимость двойственности, но пространственно были еще больше разделены.
Двойственность ударов является самой сущностью военного искусства, хотя, как это ни странно, об этом часто забывают.
Каждый признает преимущества, которые имеет боксер легкого веса, пользующийся в борьбе двумя своими кулаками против однорукого, хотя и более сильного противника. Так и на войне. Способность пользоваться двумя кулаками является бесценным преимуществом. Защищаться одной рукой и бить другой – выгодно, но еще выгоднее уметь менять руки и превратить защиту в убийственный выпад, если противник случайно откроется для удара с этой руки. Опять-таки нельзя двойственность ограничивать лишь применением сил для удара. Должна быть двойственность и в целях нападения (блестящим выразителем такой тактики являлся Шерман). Только тогда удается все внимание противника приковать к разрешению одной дилеммы и, пользуясь этим, схватить его за горло. Надо ввести противника в заблуждение и затем поразить его внезапностью. Например, если противник сосредоточит все свои усилия на защите одного объекта, то атакующий сможет овладеть другим объектом.
Только при этой гибкости в постановке себе целей мы сможем верно приспособиться и наилучшим образом использовать в своих интересах «изменчивую обстановку войны».
Переходя от общего к частному, мы должны признать, что выступ фронта у Сен-Миеля давал возможность почти в идеальных условиях испробовать новый метод двойного прорыва. Если бы два мощных удара прорвали фланги дуги и, что еще лучше, прорвали бы также фронт справа и слева от этой дуги, то оборона в центре раскололась бы, возникли бы паника и хаос и защитники были бы легко захвачены.
Сквозь рухнувший центр были бы брошены свежие силы, и дорога вперед была бы им открыта, а фланги надежно защищены. То, что мы знаем о несовершенстве германских укреплений на хорде этой дуги и о времени, потребовавшемся германцам, чтобы полностью укрепить и занять эти позиции, позволяет нам прийти к заключению, что 12 или наконец 13 сентября атакующим удался бы прорыв этих позиций на широком фронте.
В меньшем масштабе атака, поскольку она продвигалась вперед, фактически осуществила это, но затем фланги наступления задержались, а в распоряжении не было свежих сил, чтобы бросить их сквозь центр.
Как далеко сумели бы американцы вообще пройти вперед? Основное здесь – не германская оборона или обороняющиеся, а работа снабжения атакующего, работа его тылов. Заторы на дорогах и транспортные затруднения, сильно сказавшиеся уже при этом ограниченном наступлении, не воодушевляют на благоприятный ответ. Скорее результаты должны были оправдать мнение Лиджета и слова Наполеона, что с новой армией можно захватить крепкую позицию, но нельзя провести оперативный план или замысел. А последние недели войны показали, что даже закаленные армии не смогли разрешить задачу бесперебойной работы снабжения, которая обеспечивала бы длительное наступление, даже в условиях почти полного отсутствия сопротивления врага. Когда на сцену выступает количество, обычно теряется качество.
8. Маас-Аргоннский кошмар
Хотя Маас-Аргоннская операция по масштабу крупнее атаки у Сен-Миеля, значение ее меньше. Стратегически и исторически эту операцию можно расценивать как приложение к незаконченной и частично ненаписанной истории Сен-Миеля.
Во-первых, цель, на которой было построено это сражение, была скорее идеалистической, чем реалистической. Она основывалась на мысли, что Арденны образуют непроницаемую стену, подпиравшую фронт германцев во Франции, и что если союзникам удастся достигнуть Арденн и преградить выходы из них к востоку и западу, то на этом участке они отрежут германские армии. Но непроходимость Арденн слишком преувеличивалась, причем особенно сильный упор на это делал Хейг в своих донесениях.
Фактически Аргонны прорезывались бесчисленными путями и несколькими железными дорогами. Поэтому преграждение выходов на востоке и западе могло затруднить отступление германцев, но угроза этому отступлению создавалась лишь в том случае, если бы наступавшим удалось быстро достигнуть поставленных себе целей. Как всегда на войне, все зависело от важнейшего фактора – времени.
Чтобы достигнуть рокадной железной дороги на секторе Маас – Аргонны, американцы должны были пройти 30 миль. А чтобы наступление это оказалось действительным, им пришлось бы двигаться быстрее, чем в секторе Сен-Миель, так как удар здесь имел целью отрезать главные силы германцев вместо того, чтобы, как это намечалось при ударе у Сен-Миеля, отбросить их к границе.
Попытка и расчеты были в корне нереальны. Чтобы пройти эти 30 миль трудной местности, войскам надо было вначале прорвать фронт германцев, но затем в 8 милях за этим фронтом их встретили бы нетронутые укрепления части позиции Гинденбурга – оборонительная полоса «Кримхильда». Першинг мог полагаться на качество своей необстрелянной армии, но надеждам его, как и надеждам французов в 1914 и 1915 годах, суждено было разбиться о неприступность пулеметов обороны. Петэн, хотя и переоценивал эффект других факторов, в этом случае был ближе к действительности, предсказав, что американцы, пожалуй, к зиме пройдут треть намеченной ими дистанции. Это примерно было столько, сколько фактически американцы и прошли. Затем они застряли, пока другие факторы, не учтенные Петэном, не помогли им сдвинуться с места.
Во-вторых, Маас-Аргоннское наступление не привело к цели, намеченной Хейгом, ради которой Першинг пожертвовал своим собственным планом. Дело в том, что атака левого фланга прорвала часть позиции Гинденбурга на участке Камбрэ-Сен-Кантен (кстати, это была наиболее сильно укрепленная часть позиции), прежде чем наступление американцев успело отвлечь с фронта британцев хотя бы одну германскую дивизию. Таким образом результаты оправдали уверенность Хейга, но не его осторожность, доказав, что британские войска оказались в состоянии совершить прорыв и без косвенной помощи американцев, чтобы расчистить дорогу их наступлению. Сила германской обороны была сведена к нулю моральной неустойчивостью оборонявшихся.
