— Подождем еще немного, потом перенесем взлет.
Ждем четвертый час. У меня лопается терпение. Спускаюсь к «президиуму» и из-за простенка жестами подзываю одну из секретарш. Объясняю наши проблемы.
— Почему же вы раньше не сказали? Сейчас скажу Строеву.
Наконец, Родионов выходит к трибуне. Мне почему-то становится жаль депутатов: только что закончились траурные речи по Чечне, сейчас не менее тяжелые — по бедам армии. Зал слушает министра в мертвой тишине. Взрыв аплодисментов кажется неуместным. Строев благодарит Родионова за смелое, по-офицерски честное и аргументированное выступление. Мы уезжаем из Совета Федерации без настроения. Родионова у выхода ждет толпа журналистов. Времени на интервью нет. Телохранитель министра предлагает выскользнуть через потайную дверь. Я смотрю на уставшего министра, и мне кажется, что у него состояние человека, который раздражен тем, что уже который раз бесполезно делает ходку на паперть…
Родионову не давали не только денег, но и возможности укомплектовать свою команду. После загадочного «ГКЧП-3», как известно, в МО и ГШ образовалось немало вакантных должностей на ключевых постах. Обязанности начальников ряда главных управлений МО и ГШ долгое время выполняли «ИО», что для мозга армии, где идет непрерывный процесс работы над стратегическими вопросами, совершенно недопустимо. Взять хотя бы Главное оперативное управление Генерального штаба, которое во всех отношениях правомерно сравнить с сердцем армии. Там с самого лета не было начальника. А ведь Родионов уже вскоре после своего прихода в МО представил на эту должность генерал-лейтенанта Юрия Балуевского. Полгода министр «искал концы» своего представления. И не мог найти. Потом выяснилось, что министр, по мнению какого-то кремлевского чиновника, представлял на должность начальника ГОУ «не ту кандидатуру»…
Однажды у Родионова лопнуло терпение, и он без обиняков доложил о блокировании кадровых вопросов президенту. Часть представлений министра в Кремле и на Старой площади мигом нашлась. Команда Родионова пополнилась группой профессионалов самого высокого класса: начальником Главного управления международного военного сотрудничества стал генерал-полковник Леонид Ивашов, начальником Главного организационно-мобилизационного управления — генерал-полковник Михаил Клишин, первым заместителем начальника ГШ — генерал-полковник Николай Пищев, начальником Главного управления военного бюджета и финансирования — генерал-лейтенант Григорий Олейник, начальником Управления делами МО — генерал-майор Геннадий Золотухин…
Вскоре после своего назначения Родионов издал директиву, в соответствии с которой сокращались штаты подразделений центрального аппарата МО. Он сразу же упразднил отдел референтов (более 10 человек), а вскоре заявил, что даже в своем аппарате намерен сократить четыре генеральские должности. Все это, разумеется, не вызывало горячих аплодисментов у людей, над которыми зависал «меч сокращения».
Наблюдая за всем этим, я понимал реформаторские намерения министра как стремление ввести в рамки целесообразности организационно-штатную структуру МО и ГШ, сделать ее более рациональной. Штаты многих подразделений были действительно раздуты. За годы работы в центральном аппарате мне довольно часто приходилось сталкиваться с людьми, которые за несколько лет собственноручно не подготовили ни одного документа, но при этом исправно получали денежное содержание. Таких «трутней» были десятки, и от их выдворения МО и ГШ абсолютно ничего не теряли. Однако самая большая несправедливость заключалась в том, что «трутни» часто сидели на руководящих должностях и очередные сокращения штатов их не задевали. Чаще всего это касалось «рабов» — людей, на которых держалась работа. Большинство из них были классными профессионалами, которые вкалывали по 24 часа в сутки без выходных. Когда после первой родионовской директивы в результате сокращения штатов некоторые офицеры оказались на более низкой должностной ступени, я подумал, что это всего лишь временное недоразумение. Когда же это потихоньку стало входить в систему, роптание некоторых генералов и офицеров стало усиливаться. И на то были серьезные основания…
ПИСЬМО…После того как я был назначен начальником пресс-службы МО и пресс-секретарем министра обороны, многие офицеры признавались мне, что долго вычисляли, — где же пересекались наши пути с министром. И нигде не обнаружив такого пересечения, дивились. А все было так просто.
Когда Родионов пришел на Арбат, он собирался назначить своим пресс-секретарем военного обозревателя «Московских новостей» Александра Жилина, который был, пожалуй, единственным российским журналистом, наиболее полно и правдиво рассказавшим народу о драматической судьбе нового главы военного ведомства. Но Жилин по ряду причин был вынужден отказаться от заманчивого предложения Родионова. А поскольку мы с Александром были хорошо знакомы и он знал о моих взглядах и «подпольной публицистике», то и рекомендовал меня Родионову.
Был и еще один фактор, сыгравший большую роль при моем назначении.
Уже вскоре после появления Родионова на Арбате некоторые наиболее въедливые специалисты ГШ стали обращать внимание на то, что первые директивы и приказы министра, что называется, «сырые». Потом это стало бросаться в глаза даже неспециалистам. И хотя официально я еще не был причислен к его команде, желание помочь министру не оступаться хотя бы в мелочах побудило меня написать ему докладную записку. Тем более что к тому времени было заметно уже немало и других просчетов министра…
«Министру обороны Российской Федерации генерал-полковнику И. Родионову
Уважаемый Игорь Николаевич!
Ситуация, складывающаяся вокруг Вас в МО, вынуждает меня обратиться к Вам. Буду говорить с офицерской прямотой как человек, который связывал многие надежды с новым министром обороны и искренне желал помочь Вам. Некоторые мои суждения будут Вам очень неприятны, но я бы никогда не высказал их человеку, в порядочности которого сомневаюсь.
К сожалению, некоторые Ваши первые решения по реформированию центрального аппарата МО и ГШ вызывают чувство разочарования даже у многих Ваших единомышленников. Сокращение «мертвых душ», раздутых штатов и устранение дублирующих подразделений — мера, безусловно, абсолютно верная. Но людей возмущает другое — КАК ЭТО ДЕЛАЕТСЯ. Офицеры, дослужившиеся до начальников отделов, безо всяких объяснений становятся начальниками групп, начальники групп — старшими офицерами. С живыми людьми обращаются, словно с ненужной мебелью. И эти люди на всех этажах начинают говорить, что «такого произвола не было даже при Грачеве». Скажу и больше: уже десятки офицеров (среди которых есть отменные профессионалы) ждут скорейшего выведения за штат, чтобы уйти на гражданку. Согласитесь, что такой поворот дела не добавляет авторитета министру обороны.
При Грачеве была традицией бестолковость в сфере кадровых и организационно-штатных решений. У меня создается впечатление, что такая «традиция» может быть успешно продолжена. За 4 года пребывания в должности министра Грачев ни разу не провел служебное совещание или офицерское собрание центрального аппарата МО и ГШ, на котором бы люди получили четкие представления о замыслах руководства и высказали свои взгляды. Не мне Вам говорить, сколь важно министру опираться на мнение коллектива, сформировать команду единомышленников. Я же вижу другое: целые управления в мгновение ока уже в пятый или шестой раз меняют свой статус, переподчиняются или мучительно ждут обещанного «приговора» о расформировании. Это порождает пессимизм, управленческий бардак, неясность функций и даже вражду между людьми, которые опять-таки костерят министра за неясность маневра. Люди устали от таких «реформ».
Чего стоит только одно Ваше решение о «временном оперативном» переподчинении Управления информации МО Главному управлению воспитательной работы? Если бы Вы своевременно получили информацию о функциях УИ и ГУВРа, о давно идущей «войне амбиций» между этими структурами, то сегодня в МО никто бы не говорил, что министр обороны пошел на поводу у людей, «тянущих одеяло» на себя, но смутно представляющих, что надо с ним делать.
Волевое «вливание» УИ в ГУВР — не более чем безоглядная авантюра, сваливание в «кучу» подразделений МО, имеющих самостоятельные информационные функции (а таких, по моим подсчетам, аж 13 и концепции министра по решению их судьбы никто не знает).
ГУВР будет неизбежно постоянно раздираться между работой на общество и на армию, и в результате везде не будет толку…
Сегодняшняя неопределенность положения УИ, практически полная разруха, царящая в нем, потеря годами наработанных связей с президентскими, правительственными, парламентскими структурами и источниками информации приводят к тому, что министр оказывается в информационном вакууме и потерял возможность получать сведения стратегической значимости (сегодня Вы вряд ли знаете, хакие оценки иногда даются министру обороны в Администрации президента, в некоторых кабинетах правительства, в СБ, кто тайно блокирует Ваши представления о кадровых назначениях, как СМИ готовятся «столкнуть лбами» МО и МВД, хотя информация по давно отлаженным каналам идет)…
