* Обзор теоретических оснований проекта безденежной экономики см. в кн.: Юровский. Денежная политика. С. 88—125. Большое влияние оказали на большевистских теоретиков идеи, высказанные в этой связи немецким социологом Отто Нойратом (Otto Neurath).
Уничтожение денег было поставлено целью в программе Коммунистической партии, принятой в мае 1919 года. Здесь говорилось, что, хотя уничтожение денег пока не представляется осуществимым, партия будет всемерно к этому стремиться: «По мере организации планомерного общественного хозяйства это приведет к уничтожению банка и превращению его в центральную бухгалтерию коммунистического общества»37. Соответственно, советский нарком финансов объявил свою должность ненужной: «В социалистическом обществе не должно быть финансов, и поэтому я должен извиниться, что говорю на эту тему»*.
* Katzenellenbaum S.S. Russian Currency and Banking. 1914-1924. Lnd., 1925. P. 98. В свете этих фактов вряд ли можно согласиться с Карром (Revolution. V. 2. Р. 246—247, 261) в том, что финансовая политика большевиков, приведшая к полному обесцениванию российских денег, не была спланирована сознательно, а явилась лишь реакцией на чрезвычайные обстоятельства.
Результатом такой политики стало нарастающее обесценивание русских денег, превратившее их в конце концов в «раскрашенные бумажки». Инфляция, происходившая в советской России в 1918—1922 годах, превзошла, пожалуй, даже более широко известную инфляцию, которую предстояло в скором времени пережить Веймарской республике. Она была организована вполне сознательно и стала следствием наводнения страны таким количеством бумажных денег, которое только были способны произвести печатные станки.
К моменту, когда большевики взяли власть в Петрограде, в России находилось в обращении всего 19,6 млрд. рублей38. Основную массу этих денег составляли царские рубли, известные в народе как «николаевки». Еще были бумажные рубли, выпущенные Временным правительством, — так называемые «керенки», или «думки». Это были просто талоны, напечатанные на одной стороне листа, не имевшие ни серийного номера, ни подписи или фамилии того, кто их выпустил, — на них обозначалось только достоинство купюры в рублях и предупреждение о наказании за подделку. В 1917-м и в начале 1918 года «керенки» имели хождение по курсу, несколько уступавшему курсу царского рубля. После того как большевики захватили Государственный банк и казну, они продолжали выпускать «керенки», не внося в них никаких изменений. В течение первых полутора лет (вплоть до февраля 1919 года) большевистское правительство не печатало собственных денежных знаков, удивительным образом не пользуясь традиционным правом независимой власти выпускать собственную валюту. Это можно объяснить только опасением, что население (в особенности крестьяне) откажется принимать эти деньги. Поскольку после октября 1917 года перестала действовать налоговая система, а поступлений в государственный бюджет из других источников далеко не хватало для удовлетворения запросов правительства, большевики вынуждены были всецело положиться на печатный станок. В первой половине 1918 года Народный банк выпускал каждый месяц от 2 до 3 млрд. рублей, не имевших вообще никого обеспечения*. В октябре 1918 года Совнарком поднял ограничение на выпуск необеспеченных банкнот с 16,5 млрд. рублей (потолок, установленный еще Временным правительством, который с тех пор все время превышали) до 33,5 млрд.39.
* Удивительно, как мало внимания обращали на эту безответственную финансовую политику представители деловых кругов и рыночной экономики, с какой готовностью они приспособились к большевизму. Как можно заключить из газет того времени (Наш век. 1918. 27 июля. № 102(126). С. 3), в июне 1918 г. в России можно было купить валюту США по цене 12 руб. 80 коп. за доллар, то есть по такому же курсу, как в начале ноября 1917 г.
В январе 1919 года в советской России в обращении находились 61,3 млрд. рублей, две трети из которых составляли «керенки», выпущенные большевиками. В следующем месяце правительство выпустило первые советские деньги, которые назывались «расчетными знаками РСФСР»*. Эти купюры циркулировали наряду с «николаевками» и «керенками», но по гораздо более низкому курсу, чем последние.
* По данным Каценеленбаума, первые советские купюры были выпущены в середине 1918 г. в Пензе (Russian Currency. P. 81).
В начале 1919 года инфляция, уже чрезвычайно сильная, все-таки не достигла еще тех гротескных масштабов, которые ей предстояло обрести в ближайшем будущем. В сравнении с 1917 годом индекс цен вырос в 15 раз. Если принять уровень цен 1913 года за 100, то к октябрю 1917-го он поднялся до 755, к октябрю 1918-го — до 10 200, а к октябрю — до 92 30040.
После этого запруду прорвало. 15 мая 1919 года Народный банк получил распоряжение выпускать денег столько, сколько требует хозяйство страны41. С этого момента печатание «крашеной бумаги» становится самой мощной и, пожалуй, единственной развивающейся отраслью советской промышленности. К концу года на монетном дворе было занято 13 616 рабочих42. Единственное, что ограничивало выпуск денег, это нехватка бумаги и красок, которые закупались для этой цели правительством за границей за золото43. Но и при наличии материалов типографские станки не справлялись с необходимым объемом работ. Как заявлял Осинский, во второй половине 1919 года на «казначейские операции» — то есть на печатание денег — уходило от 45 до 60% бюджетных поступлений. Это был для него веский довод в пользу скорейшего уничтожения денег — меры, необходимой якобы для балансирования бюджета44! В течение 1919 года количество бумажных денег, находившихся в обращении, выросло примерно в четыре раза (от 61,3 до 225 млрд. рублей). В 1920 году оно увеличилось еще в пять раз (до 1,2 трлн.), а в 1921-м — еще удвоилось (2,3 трлн. рублей)45.
К этому времени советские деньги обесценились со всех точек зрения: покупательная способность 50-тысячной банкноты была равна покупательной способности довоенной монеты в одну копейку46. Единственной еще ценившейся купюрой был царский рубль, но, поскольку их припрятывали, в обращении их практически не было47. Однако людям нужны были какие-то единицы измерения ценностей, и взамен денег они выработали эквиваленты, наиболее распространенными их которых стали хлеб и соль48. Как показывают приводимые ниже таблицы, инфляция в стране достигла поистине астрономических масштабов:
Реальная ценность русских денег, находившихся в обращении (млрд. руб.)49
на 1 ноября 1917 г. 1919 на 1 января 1918 г. 1332 на 1 января 1919 г. 379 на 1 января 1920 г. 93 на 1 января 1921 г. 70 на 1 июля 1921 г. 29
Рост уровня цен в России в 1913—1923 гг.50 (на 1 октября)
1913 1,0 1917 7,55 1918 102 1919 923 1920 9620 1921 81900 1922 7 340 000 1923 648 230 000
Как было отмечено в одном труде по экономической истории, «с 1 января 1917 г. по 1 января 1923 г. количество денег в России увеличилось в 200 000 раз, а цены на товары выросли в 10 миллионов раз»51. В действительности цены выросли в 100 млн. раз.
Левые коммунисты торжествовали. На X съезде партии, проходившем в марте 1921 года, когда инфляция уже почти достигла апогея, Преображенский хвастал, что в то время как ассигнации, выпущенные во время Французской революции, обесценивались максимум в 500 раз, советский рубль уже упал до 1/20000 своей первоначальной стоимости: «Значит, мы в сорок раз перегнали французскую революцию»52. Приняв более серьезный тон, Преображенский заявил, что массовая инфляция, вызванная правительственной политикой печатания денег без всяких ограничений, способствовала изъятию продовольствия и других продуктов у крестьян: это было формой косвенного налогообложения, благодаря которому удавалось в течение трех лет поддерживать большевистскую революцию53. На XI партийном съезде выступавший по финансовым вопросам Г.Я.Сокольников с удивлением констатировал, что ему довелось сделать первый за всю историю съездов развернутый доклад на эту тему. До сих пор, сказал он, деньги и финансовая политика рассматривались как то, с чем надо покончить, а средством достижения этой цели была сознательно наращиваемая инфляция54.
Специалисты по экономической истории давно предупреждали, что деньги являются неотъемлемым элементом всякой, а не только «капиталистической» экономической деятельности. Макс Вебер писал: «Допущение, что можно «найти» какую-то расчетную систему, если решительно взяться за дело построения безденежной экономики, совершенно безосновательно. Это — фундаментальная проблема всякой полной социализации». Нельзя говорить о рационально «планируемой экономике», если у вас нет ответа именно на этот вопрос, ибо он относится к средствам рационального «планирования»»*. Петр Струве доказывал, как до революции, так и после, что, поскольку экономическая деятельность означает стремление к наибольшей прибыли при наименьших затратах, в ней должна обязательно присутствовать некоторая расчетная единица, то есть «деньги», — как бы они ни назывались и какую бы ни принимали физическую форму. Деньги нельзя отменить. Когда правительство пытается лишить деньги естественных функций, результатом становится расколотый рынок — регулируемый в одной своей части и свободный в другой55.
