Когда Ахмед взошел на трон, введенная в 1695 году система пожизненного права собирать налоги все еще находилась в стадии эксперимента. Хотя теоретически на это право могло претендовать любое лицо мужского пола, вскоре стало ясно, кто получает пожизненную ренту с новой фискальной системы. Потенциальному покупателю нужен был доступ к финансовым средствам, чтобы на торгах, где эти должности выставлялись на продажу, подкрепить ими свое стремление получить пожизненное право собирать налоги, но гораздо легче это было сделать тем, кто уже был богат (например, высокопоставленным офицерам и представителям высшего духовенства) и кто мог использовать для этого государственные средства. Те, кто не обладал личным капиталом, достаточным для того, чтобы самому внести необходимый вклад, мог сделать это на паях с другими членами семьи или партнерами по бизнесу или занять деньги у финансистов-немусульман (главным образом у тех, кто жил в Стамбуле, и у армян), которые, имея доступ к европейскому капиталу, в значительной степени обеспечивали финансовые потребности османской экономики: на самом деле их участие было необходимым компонентом системы.
Не было недостатка в покупателях потенциально прибыльной должности сборщика налогов, и конкуренция повышала аукционную цену, что было выгодно казначейству. Не прошло и двух лет с момента введения новой системы, как казначейство, которое постоянно искало средства, чтобы финансировать продолжавшуюся войну, заставило власти расширить пределы стоимости выставлявшегося на торги пожизненного права собирать налоги. Первоначально эта система была предназначена для того, чтобы реорганизовать финансовое управление принадлежавшими империи земельными участками, которые уже сдавались в аренду по краткосрочным контрактам. Теперь участки, принадлежавшие визирю, и земли, первоначально отведенные под содержание гарнизонов или кавалерийских подразделений, попадали под действие новых установлений.
Тех, кто покупал пожизненное право собирать налоги, вполне удовлетворяло обещание получить гарантированный источник доходов, но вскоре выяснилось, что выгодные условия, на которых вводилась эта система, оказались чрезмерно щедрыми, и в 1715 году, вскоре после того, как была объявлена война Венеции, права большинства пожизненных сборщиков налогов были аннулированы. В 1717 году незадолго до назначения Невшехирли Дамад Ибрагима-паши на пост великого визиря произошло очередное изменение политического курса, и эти права были возвращены их прежним обладателям за половину своей первоначальной стоимости. Вкладчиков особенно привлекали ликвидные активы, то есть доходы, получаемые от таких несельскохозяйственных налогов, как различные таможенные пошлины и акцизные сборы, которые росли по мере расширения торговли. Однако поразительно то, что ко времени вступления Ахмеда на престол система, также предназначенная для оживления сельского хозяйства восточной Анатолии и арабских провинций, вызвала географический перекос: самые дорогостоящие (а значит, и самые привлекательные) места для пожизненных сборщиков налогов оказались на Балканах, а не на востоке империи.
Еще одно изменение системы заключалось в том, что после 1714 года члены традиционного класса налогоплательщиков уже не могли претендовать на получение пожизненного права собирать налоги, даже если они и обладали достаточными средствами, чтобы его выкупить. В результате выгоду из этой системы извлекали главным образом члены мусульманской элиты — около тысячи бюрократов, военных и духовных лиц, преимущественно живших в Стамбуле, вдалеке от источников своих доходов. Главными бенефициариями системы стали и многие дочери Ахмеда III, а также его преемники (принцессы были единственными лицами женского пола, которые могли обладать пожизненным правом сбора налогов), они обладали земельными владениями и правами взимать таможенные пошлины, в особенности на Балканах. Управление сбором налогов в провинциях осуществлялось людьми, хорошо знающими местные условия, а получаемая ими доля с налоговой «выручки» заставляла их проявлять финансовый интерес к вознаграждениям, которые давало им это предприятие. В то время доступ даже самых состоятельных провинциалов к вознаграждениям, которые приносил сбор налогов, был лишь незначительно расширен введением аукционов в центрах, расположенных за пределами Стамбула, поскольку на этих аукционах не выставлялось на продажу право взимать налоги с горожан и с торговли, например рыночные пошлины, и торги были ограничены сбором налогов с населения деревень и с доходов, которые приносило сельское хозяйство. Впрочем, мелким вкладчикам давали место на рынке: при удачном стечении обстоятельств они тоже могли скопить некоторое состояние, что побуждало их с благосклонностью относиться к новым финансовым установлениям, а значит, и кдеятельности государства. Поддержка вельмож, которой Ахмед пользовался во время своего царствования, указывала на то, что поступившая в распоряжение государства новая система распределения вознаграждений вполне удовлетворяла тех, кто в иных обстоятельствах мог бы поставить под сомнение авторитет государства.
Экспорт сырьевых материалов (преимущественно зерновых, шерсти, хлопка и сухофруктов), которые потребляли зарождавшиеся в Западной Европе отрасли обрабатывающей промышленности, являлся одним из признаков новой экономической взаимозависимости, частью которой теперь становилась и Османская империя. С самого начала семнадцатого столетия основным центром экспортной торговли был Измир, а вторым крупнейшим центром постепенно становился порт Фессалоники. В XVIII веке уже не шерсть, а хлопок стал главной статьей экспорта Османской империи. Для внутреннего потребления турки производили в маленьких мастерских простой и недорогой текстиль, но в начале XVIII столетия они попытались наладить производство более тонких и более специфичных тканей, поступавших из Европы, что позволило бы им снизить зависимость от импорта и ликвидировать дефицит таких тканей. Восстание 1703 года привело к резкому сокращению начатого при содействии Рами Мехмеда-эфенди производства шерстяных тканей, но в 1709 году производство возобновилось и продолжалось вплоть до 1732 года, когда оно было окончательно прекращено, потому что качество продукции оказалось недостаточно высоким, а цена не выдерживала конкуренции с импортной продукцией. Государственное производство парусины для военного флота началось в 1709 году и, несмотря на различные превратности, продолжалось до XIX века включительно. С 1720 года государство стало принимать участие и в производстве шелка, ткани, которой отдавали предпочтение богатые, но которая начиная с середины столетия уже не могла конкурировать с шелком, произведенным на отечественных частных фабриках.
С Англией издавна установились сердечные отношения, но в начале XVIII века, Франция заменила англичан и стала главным торговым партнером Османской империи. Отражением этого стало дальнейшее укрепление дипломатических отношений. У Франции и Османской империи была долгая история стратегических связей, в основе которых лежала их общая заинтересованность в оказании противодействия державе Габсбургов, а реорганизация французской торговли, проведенная после 1670 года по инициативе талантливого министра короля Людовика XIV, Жана Батиста Кольбера, позволила французским купцам извлечь выгоды из того, что в 1699 году военные действия были прекращены.
После войн Священной лиги и войн за Испанское наследство, после Великой Северной войны, после Карловица, восстания 1703 года и войн с Россией, Австрией и Венецией наступил мир и в Западной Европе, и вдоль западных рубежей Османской империи. Теперь не только война побуждала султана направлять посольские миссии своим европейским собратьям. Именно в Париж был отправлен в 1720 году Йирмисекиз («Двадцать восемь») Челеби Мехмед-эфенди (получивший такое имя потому, что он принадлежал к 28-му янычарскому полку), который привез известие о том, что султан соблаговолил дать Франции разрешение отремонтировать церковь Гроба Господня в Иерусалиме. Это была информация, которую вполне можно было передать с гораздо меньшей помпой, сделав это даже через французского посланника в Стамбуле. Но согласно указаниям, полученным от великого визиря Невшехирли Дамад Ибрагим-паши, Челеби Мехмед должен был «посетить крепости и фабрики и тщательно изучить методы приобщения к цивилизованности и получения образования и сообщить о тех из них, которые подходят к применению в Османской империи». В сущности, он был первым официальным атташе Османской империи по культуре. Он следовал полученным инструкциям и, вернувшись на родину, представил полный доклад о сделанных им наблюдениях. За год до этого сам Дамад Ибрагим ездил в Вену, чтобы ратифицировать Пожаревецкий договор, и был хорошо осведомлен обо всем, чему можно было научиться за пределами Османской империи.
