Это придуманное объяснение, или отсутствие объяснения Предыстории вербовки Зорге в качестве сотрудника советской разведки наводит на размышления. Возможно, что подозрение Мейзингера было в конце концов верным, и Зорге никогда не работал в аппарате Коминтерна. Возможно, сам Зорге сказал больше, чем полуправду, когда заявил, что еще в начале двадцатых годов, в Германии, он встречался с агентами 4-го Управления. Возможно, что уже тогда он был завербован в советскую разведку и что его последующая работа в Москве и миссии в Скандинавию, Англию и, весьма вероятно, в Германию выполнялись лишь под прикрытием агентов Коминтерна. Во время его прибытия в Москву в 1925 году он, конечно же, заполнил обычную анкету и написал автобиографию еще до своего вступления в советскую партийную организацию, и копии этих документов ушли в 4-е Управление. Таким образом, вполне вероятно, что «дело» Зорге просматривали в офисе Берзина в 1929 году или благодаря вмешательству Пятницкого, или как часть известной процедуры в тот момент политического кризиса и беспорядков в советской машине, когда военные разведывательные власти протянули свою защищающую длань, чтобы спасти ценных и опытных иностранных коммунистов, которые были изгнаны сталинской политической полицией — ГПУ — из аппарата Коминтерна и «других агентств»[27].
В любом случае теперь, после тщательно спланированной технической подготовки Зорге должен был получить задание и отправиться на выполнение новой и особо трудной миссии под непосредственным контролем 4-го Управления в Китай. Миссия эта должна была стать частью масштабной разведывательной операции на Дальнем Востоке.
4-е Управление уже завербовало множество членов Германской компартии после срыва планов вооруженного восстания в Германии в 1923 году и доставило их в Россию для обучения и соответствующей подготовки. После решения Центра перенести главное усилие информационных, разведывательных и пропагандистских служб с Европы на Дальний Восток, во главе многих советских миссий и шпионских групп встали или вошли в их состав именно люди, завербованные в Германии и первоначально готовившиеся для подобной работы в Западной Европе. Пути Зорге и многих из них пересеклись в Китае, где он вспомнил их как знакомых «еще по германским дням».
Перенос внимания советского руководства с Западной Европы на Дальний Восток представлял собой не что иное, как рискованное предприятие с целью изменить баланс сил в мире в свою пользу. Успешная революция в Китае, распространившаяся по всей Азии, разрушила бы превосходство западных капиталистических держав в Европе путем уничтожения их колониальных владений, что, в свою очередь, создало бы угрозу и экономике Соединенных Штатов.
Новое задание Зорге было лишь эпизодом в этой крупномасштабной операции, которая и с политической, и с разведывательной точек зрения была начата на фоне поразительных промахов и грубых ошибок.
Сам Зорге, похоже, рассматривал свою китайскую миссию, «которая была ужасно важна для меня лично», с облегчением и интересом. Было лишь «несколько политических наблюдателей», которые сознавали важность развития событий на Дальнем Востоке, и «уж совсем немного было тех, кто действительно мог адаптироваться в тех условиях».
«Во время моей первой встречи о генералом Берзиным наша беседа в основном сосредоточилась на том, насколько 4-е Управление как военная организация могла иметь отношение к политическому шпионажу, поскольку Берзин слышал от Пятницкого, что я интересовался такого рода работой. И после неоднократных встреч с Берзиным я получил в конце концов назначение в Китай». После первой же беседы Зорге «решает оставить Коминтерн. Я получил официальный документ, формально освобождающий меня в дальнейшем от каких-либо обязанностей, связанных с Коминтерном». Зорге утверждал, что остался, однако, при этом членом советской компартии и продолжал платить взносы, «но мои контакты с партийной ячейкой в качестве члена партии прекратились».
«У меня были личные беседы с Пятницким и Куусиненом об этом прожекте». Он также встречался и с Ману-ильским. «Эти коминтерновские руководители были моими старыми знакомыми и личными друзьями в течение долгого времени». А шпионская деятельность Зорге на Дальнем Востоке была в некотором смысле совершенно новой и «вызывала особый интерес моих старых друзей».
Постоянные ссылки Зорге на это трио высших коминтерновских функционеров и чиновников советской компартии, а также на его близкие отношения о ними не только демонстрируют его чувство собственной значимости, но также, вероятно, предназначены для того, чтобы всячески скрыть изменения в балансе политической власти в Москве и скрыть свое полное подчинение 4-му Управлению, поскольку поначалу он настаивал, что не был его постоянным сотрудником, а лишь поддерживал связь его «специальными представителями».
На ранних этапах следствия Зорге был намеренно двусмысленным по причине личного характера в своих ссылках на высшее начальство, неопределенно называя его «московские власти» или «московский центр», а временами упоминая и Центральный Комитет советской компартии[28].
В своих более поздних показаниях перед японским судом первой инстанции Зорге признал, говоря об истинной природе своей деятельности, что «если быть точным, приказы для меня исходили не из «московского Центра», а из 4-го Управления Красной Армии. Я не хотел в моем заявлении прояснять мои организационные связи, и потому постарался как можно больше запутать эти сведения, камуфлируя суть общими фразами».
Далее он продолжает пояснять истинную причину, побудившую его к обману: «Я боялся, что, если я признаю, что работал на 4-е Управление, меня передадут Кемпей (японская военная полиция). Я слышал об англичанине Рэдмене, переданном туда[29]. Более того, я чувствовал, что полиция не поймет того, что я рассказал об отношениях между Коминтерном и Советским Союзом и советской компартией. В конце концов, когда в декабре 1941 года прокурор начал свои допросы, он не был уверен, что я работал на военную организацию».
4-е Управление Красной Армии подчинялось через Информационный отдел (в 1930–1934 — Секретный отдел, а после 1934 — Особый отдел) Центральному Комитету советской компартии, являясь одной из шести секций советской военной разведки, и его первейшей задачей было создание сети агентуры, шпионских групп и связей за пределами Советского Союза. Управление имело собственную школу для обучения шифровальщиков, радистов и диверсантов, независимую от других советских агентств, в частности, от Коминтерна и ГПУ. Однако в практике решения кадровых и учебных вопросов не было ничего необычного.
Генерал Ян Карлович Берзин, начальник 4-го Управления, был легендарной личностью революции. Его социальное происхождение было характерным для многих высших офицеров Красной Армии. Его настоящее имя Петер Куузис, и был он сыном бедного латышского крестьянина. Родился он в 1890 году и начал жизнь с батрачества. Закончив семинарию, он рано начал играть роль воинствующего боевика в рядах социал-демократической партии. Он был арестован царской полицией и приговорен к смертной казни, но по молодости лет был помилован и отправлен на два года в тюрьму. Освободившись, Берзин занялся самообразованием и, похоже, прослушал курс политической экономии в Риге. С началом февральской революции для его политической и военной деятельности характерна некая двойственность. В октябре 1917 года он был членом Петроградской организации партии большевиков, потом, до весны 1919 года — заместителем министра иностранных дел Советской Латвии, когда военные успехи белых армий привели его к командованию Латышской стрелковой дивизией. Вскоре Берзин становится главным политкомиссаром другого соединения Красной Армии, где и началась его карьера в советских службах безопасности.
В ноябре 1920 года он становится начальником 4-го Управления Красной Армии[30]. Берзин был выдающимся человеком и к тому времени, когда Зорге встретился с ним, уже признанным мастером разведывательных операций и обладал личным опытом подпольной работы за границей.
У Берзина, вероятно, было досье на Зорге, начатое еще в бытность последнего в Германии и уж, конечно, со времени его прибытия в Москву. Опыт Зорге в качестве журналиста представлял особый интерес для 4-го Управления как отличное прикрытие для операций за границей и необходимое дополнение для политического наблюдателя. Его бесспорный и разнообразный военный опыт, возможно, имел еще большее значение.
Задание Зорге окончательно обрело форму после серии инструктажей. Все связи с недавним прошлым были оборваны. Он получил в 4-м Управлении новую кличку «Рамзай». «Я начал вести разведывательные операции в своем номере в отеле и в домах, расположенных в разных районах». Потом он поселился в отеле «Новая Европа», и сам Берзин или его помощники тайно посещали его там. В своем признании Зорге придает этому предварительному инструктажу патетическую важность. Была проведена также серия встреч с занимавшими ключевые посты чиновниками Коминтерна, представителями «других коммунистических организаций» и советской коммунистической партии и ее Центрального Комитета, а также с сотрудниками военной разведки. «Однажды два члена Советского народного комиссариата иностранных дел присутствовали на такой встрече, чтобы обсудить политический аспект моей разведывательной деятельности».
