Лорд - мэр вопросительно взглянул на сидящего рядом Каротта, Каротт покосился на растерянного Мартена, Мартен - на искренне позабавленного всем этим Ричарда де Бельмона, который немного понимал по-гэльски, но только пожал плечами.
Каротт спросил:
- Если там нет слов, то как же он будет петь?
- Будет подражать звукам битвы, - пояснил Дингвелл, вновь посовещавшись с исполнителем. - А теперь, ваша светлость, боцман Барнс хочет знать, может ли он начать?
- Чтоб у него язык отсох, - буркнул Мартен.
Но лорд - мэр солидно кивнул, а Славн немотой отнюдь не страдал; сбросив шерстяную куртку, подвернул обтрепанные рукава рубахи - и начал. Начал прыгать галопом взад - вперед перед столом почетных гостей, что сразу привело шотландцев в недоумение, поскольку никто ещё тут не начинал баллады таким манером. Но хорошо информированный Дингвелл пояснил, что это как раз "та банда из Нормандии" оседлала коней и приближается к взгорью, на котором стоит замок.
Тогда Славн оставил роль всадника, вскочил на край скамьи между Хагстоуном и каким-то советником в клетчатом тартане и, прикрыв рукой глаза, начал внимательно озираться вокруг.
- Ого! - воскликнул Каротт. - Вот и страж на стенах замка. Он не даст застичь врасплох!
Славн изящно ему поклонился в знак благодарности за столь уместное замечание, после чего перевоплотился в Вильгельма Завоевателя. Придержал коня и, встав на стременах, с выражение отчаянной решимости на лице поднял руку, указывая на таун - холл.
- Сейчас он затрубит в атаку, - шепнул Каротт Мартену. Слушай.
В самом деле Славн набрал в грудь воздуха, надул щеки и затрубил. Это был сигнал столь пронзительный, что у слушателей кровь застыла в жилах. Мартен подскочил и вновь рухнул на стул; подпрыгнул и шевалье де Бельмон; подпрыгнул лорд - мэр, а по спинам советников пробежала дрожь ужаса. Только предусмотрительные матросы с "Зефира" сохранили спокойствие, поскольку уже зная эту балладу в исполнении Перси Барнса, вовремя заткнули уши.
То, что последовало после сигнала на штурм, вызвало у слушателей головокружение, потому что теперь Славн менял роли с молниеносной быстротой: был табуном ржащих и храпящих скакунов, которые сломя голову неслись по каменистому склону холма; был сразу несколькими главарями, которые отдавали команды и гнали своих людей в бой; был то одним, то другим, то десятым бойцом, мечущим вызовы и проклятия; был звенящими тетивами луков и свистящими стрелами; подражал стадам убегающих в страхе овец, крикам и плачу пастушков, отчаянию женщин, треску лопающихся щитов, звону мечей о броню и - сверх всего этого - вою какого-то пса, которому в сутолоке отрубили хвост...
- Проклятье, - бросил оглушенный Каротт, - я надеюсь, что одна из сторон выиграет наконец эту битву...
Некоторое время Мартен полагал, что надежда Пьера исполнится: нападавшие, все ещё вереща во все горло, тем не менее медленно отступали, пока крики постепенно не стихли у подножья холма, а Славн, тяжело дыша, в раздумьи опустил голову.
Мартен облегченно вздохнул, а шевалье де Бельмон уже приготовился аплодировать, когда Каротт его удержал.
- Опасаюсь, это ещё не конец, - шепнул он.
Перси как-то сразу очнулся и, ступая на пальцах, очертил обширную дугу.
- Вильгельм высылает отряд, который обойдет их с фланга, - догадался Каротт.
- Чтоб его черти взяли, - заскрипел зубами Мартен, но его пожелание утонуло в воплях защитников, которые заметили фланговую атаку.
Перси Барнс стал теперь графом Гастингсом и поспешно перегруппировал свои силы. С этой целью он задыхаясь заметался между столами - то есть между стенами замка - и с мечем в руке отдавал громогласные приказы на отражения атаки. Но его намерения оказались на руку Вильгельму Завоевателю, в которого Перси уже успел перевоплотиться, ибо снова заржали кони и началась атака на замок.
В жаре одновременных фланговых и фронтальных атак на замок Каротт перестал ориентироваться в ходе битвы. Но была она яростной. И шумной. И продолжительной. Настолько, что Мартен собирался уже выступить в роли Провидения, чтобы её прервать, но однако воздержался от этого шага, видя на лицах экипажа "Зефира" облегченные усмешки, которые, казалось, предвещали скорый конец песни. Отер лоб, покрытый крупными каплями пота, и взглянул на городскую знать. Видимо, и с них было довольно - те едва не теряли сознания...
Наконец голос Барнса замер в последнем аккорде. Перси кланялся, а его переводчик Дингвелл встал и, обращаясь к лорд - мэру, произнес:
- Ваша светлость, боцман Барнс хотел бы знать, понравилась ли его баллада вашей светлости и присутствующим тут почтенным советникам.
Мартен почувствовал, что ему становится жарко. Этот болван ещё домогался комплиментов и похвал!
Однако лорд - мэр выказал немалый такт.
- Это была очень красивая песня, - переводил Дингвелл его ответ, необычная песня, с большим реализмом передающая грозные события. Слышался рык обезумевших мулов...
- Мулов? - удивился Перси. - Не было там никаких мулов!
- Не было? - смешался переводчик, и его брови выгнулись в две крутые дуги на наморщенном лбу. - Гм...Я готов поклясться, что там что-то ужасно рычало. Может быть, это были ослы?
- Но во всей балладе нет ни одного осла! - запротестовал Барнс.
- Сам ты осел, Перси, - убежденно заявил Тессари по кличке Цирюльник. - Перестань наконец дурака валять.
- Во всяком случае, - продолжал Дингвелл, кое-как откашлявшись для того, чтобы взять себя в руки, - во всяком случае это было очень мило. Лорд - мэр говорит, что ещё никогда в жизни не слышал ничего подобного.
- Я думаю, - буркнул Бельмон.
Триумфальная ухмылка от уха до уха разлилась по физиономии Славна, и тут же Дингвелл через стол послал тревожный взгляд Мартену.
- О чем речь? - поспешно спросил тот.
Бывший помощник капитана "Ванно" наклонился к нему.
- Ваш человек хочет, чтобы я сказал лорд - мэру, что вторая часть баллады повествует о повторном штурме замка ночью. Просит тишины, поскольку хотел бы начать с ночных звуков, которые в царящем тут шуме могли бы ускользнуть от внимания слушателей.
- Пусть не смеет даже рта разевать, - решительно потребовал Мартен. Дайте ему столько виски и пива, сколько сможет вместить его пузо. Это явно недешево обойдется, но во всяком случае спасет нас от верной смерти.
Дингвелл понимающе отнесся к этому совету, что кстати не потребовало больших усилий. Певческие подвиги изрядно разожгли жажду Перси, а мужская половина населения Инвернесса с удовольствием проводила героического барда к свежеоткупоренным бочкам, чтобы на этот раз восхититься его талантом в опоражнивании полных кварт светлого эля.
Устранив таким образом опасность дальнейших выступлений Славна, Мартен под влиянием отличной еды и напитков обрел наконец свой обычный юмор и энергию. До тех пор он был несколько расстроен, несмотря на победу, одержанную над эскадрой Рамиреса, поскольку Бласко снова от него ускользнул. Но в конце концов решил, что не стоит расстраиваться, ибо раньше или позже "Санта Крус" будет в его руках, а тогда...
- Тогда, - сказал Уильям Хагстоун, который лучше других знал причины столь заклятой ненависти, - вы ему отрежете уши, капитан Мартен.
- И нос, - с кровожадной миной добавил Каротт.
ГЛАВА YI
Мартен не успел привести в действие угрозы своих приятелей, поскольку Медина - Сидония, миновав Оркнейские острова, отрядил остатки эскадры командора Бласко де Рамиреса в авангард, а позднее, когда Великая Армада обогнула с запада Ирландию, выслал его вперед в Испанию с известием о неудаче экспедиции.
Но "неудачная экспедиция" на деле была полным поражением. На скалах Оркад и Гебридов, в фиордах Донегал, Коннот и Мюнстер осталась почти половина разбитых бурями кораблей, и даже католическое население этих ирландских графств истребляло испанцев и грабила обломки их каравелл.
Рамирес пристал в Лиссабоне, после чего через Ибрантес, Гуарду и Саламанку поспешил в Эскориал.
Он ехал по стране, превращенной в одну громадную святыню, в которой в соответствии с приказами Conseio de Estado возносились непрестанные молитвы о победе над еретиками. Крестьяне не работали в поле, стада разбежались по долинам, улицы городов, рыночные площади, мастерские ремесленников и таверны опустели, замерла торговля и всякое движение вообще; только нефы костелов, забитые верующими, душные от людского пота и чада кадил гремели молитвенными песнопениями, и гул колоколов и органов разносился вокруг.
Рамирес с суровым лицом снимал шляпу перед соборными крестами, сходил с коня, преклонял колени, набожно крестился и вытаскивал за шиворот из толпы хозяина местной почтовой станции. Скакал он почти без отдыха, днем и ночью, и потому естественно вынужден был часто менять лошадей, которые падали под ним от убийственной скачки по горным дорогам.
Через сорок восемь часов, сам едва живой, он стоял у ворот монастыря Сан Лоренцо эль Реал, чтобы у цели своего путешествия узнать, что будет принят королем только после полудня, поскольку Филип II лежит ниц крестом перед главным алтарем и никому нельзя к нему приближаться.
