Обогревшись, мы на площади перед вокзалом, сели на тачанку, и по ровной как струна шоссейной дороге, покатились с уклона, в видневшееся вдали Гуляйполе.
У околицы вправо и влево тянулись окопы, заваленные соломой. Здесь когда-то фронтовики собирались защищаться от немцев. В селе были широкие, прямые улицы, ближе к центру — добротные одно– и двухэтажные кирпичные дома, городской сад. Это было не провинциальное село, а небольшой оживленный городок.
Чуть не доезжая до базарной площади, на которой располагались довольно большая и красивая пятиглавая церковь, ряды магазинов, ряды столов базара, мы остановились.
Штаб находился в красивом двухэтажном кирпичном здании с балконами. На фасаде его висели тяжелые черные знамена с лозунгами: «Мир хижинам, война дворцам», «С угнетенными против угнетателей всегда», «Освобождение рабочих — дело рук самих рабочих». Дальше виднелись красные флаги вперемешку с черными, развешанные, видимо, у зданий гражданских организаций. Рядом со штабом, у входа в «Волостной Совет рабочих, крестьянских и повстанческих депутатов», висели два флага — один черный с надписью: «Власть рождает паразитов. Да здравствует анархия!», другой — красный, с лозунгом: «Вся власть Советам на местах!».
Мимо нас проехала тачанка с пулеметом. Пьяные молодые пулеметчики с длинными волосами под гармошку пели какую-то песню, а столпившиеся возле штаба девушки махали им вдогонку платочками.
Огромный штабной зал был переполнен народом. Здесь размещалась и караульная команда штаба, и толпились местные посетители, главным образом — женщины, просящие вернуть с позиций их сыновей, и делегаты, приехавшие из окрестных сел. В отдаленном углу на столике стоял телефон, и телефонист кричал в трубку изо всех сил. Окна одной половины здания выходили на центральную, так называемую, Вокзальную улицу. Направо были двери с надписями мелом: «начальник снабжения», «члены штаба», «начальник штаба».
Член штаба Горев[101] сказал нам, что Махно уехал наступать на Екатеринослав, а его замещает начальник штаба Чубенко[102].
Меня интересовало, кто управляет фронтом, кто и как организовал вокруг Гуляйполя повстанчество. Чубенко охотно рассказал нам историю возникновения махновщины в 1918 г.
— Когда немцы оккупировали Украину и на украинский трон усадили гетмана Скоропадского, когда первая волна крестьянских возмущений (май, июнь), а вслед за тем рабочие забастовки были подавлены штыками, когда на Екатеринославщине процветала полная реакция, и повстанческие отряды были уже разбиты, тогда появился Махно.
Следуя из Москвы в Гуляйполе, он, проезжая через Курск, встретился со мной на перроне вокзала. Мы обрадовались встрече, я решил бросить работу на железной дороге Курска, куда получил назначение, и отправиться с Нестором в родное Гуляйполе для организации борьбы против гетмана. Мы подготовили документы, достали офицерскую форму, погоны и, проехав через Белгород, Лозовую, Синельникове, спрыгнули с поезда, не доезжая до ст. Гайчур. Дошли пешком до села Рождественки, дальше на крестьянской подводе добрались до Терновки и поселились на квартире дяди Нестора Исидора Передерия.
Почти месяц скрывались от варты и австрийцев. Пообвыкнув и рассмотревшись, мы лишь в конце августа приехали в Гуляйполе. Остановились у Никиты Лютого, который сообщил, что гуляйпольцы, анархисты и беспартийные, когда-то бывшие в коммунах и «Черной гвардии», так же, как и мы, в одиночку скрываются по хуторам, и вызвался созвать, кого сможет. Не дремали и мы. Лишь под конец сентября сошлись на первое совещание. Тут были Махно, я, Каретниковы — Пантелей и Семен, Марченко, Исидор Лютый[103] и Захарий Гусарь. Сидим на чердаке у Семенюты и рассуждаем, как бы организовать отряд и поднять восстание. На дворе было темно, и мы чувствовали себя в безопасности. Вдруг у соседа вспыхнул пожар, мы оторопели и не знали, что делать. Выйти во двор — могут узнать и донести, сидеть здесь — как бы наша хата не вспыхнула. Сидим и рассуждаем, а там крики, тревогу подняли, австрийцы уже порядки наводят.
Возвратился Гусарь, который полчаса тому назад куда-то выходил, и говорит: «Я запалил хату этому собственнику, чтобы не выдавал, сволочь такая!» — Мы набросились на него и начали ругать. Но не вернешь.
Основной вопрос, стоявший перед нами — оружие.
В конце концов мы достали деньги, купили пулемет, налетели на имение бывшего пристава и взяли четверку серых и два гнедых породистых рысака, две тачанки.
Нас тогда было восемь человек, один пулемет с тремя лентами, браунинг и восемь винтовок. Ночью выехали из Гуляйполя, а под утро, проскакав 50 верст, налетели на Жеребецкий банк, где взяли 38 тысяч рублей. Нам повезло!
В попавшей к нам газете «Приднепровский край»(1918, 14/09) прочитали: «Александровской уездной вартой задержан матрос Щусь[104], после убийства бандита Гонча (Бровы), ставший во главе его шайки, оперирующей в Больше-Михайловской волости. Щусь предоставлен в распоряжение австрийских властей». Было решено идти на выручку Щуся и объединиться с ним.
Числа 20 сентября в Дибровском лесу мы соединились. Наш отряд возрос до пятнадцати человек. Простояли мы в лесу спокойно, что-то дня три, расширили землянку Щуся, а потом решили катнуть в Гуляйполе. Но ввиду того, что там было много австрийцев, выкачивавших хлеб, останавливаться в нем было опасно. Тогда мы решили ехать в деревню Шагарово и подобрать там наших ребят, скрывавшихся от австрийцев.
Махно тогда ничем не проявлял себя и был как все, маленький и равный. До этого прогремевший налетами Щусь пользовался у нас военным авторитетом. Однако, он не имел над нами власти, и если надо было куда-нибудь идти, все сообща решали вопрос и, в зависимости от настроения отряда, принимали то или иное решение.
В Шагарово было спокойно, австрийцев не было, и мы, как ни в чем не бывало, разместились по хатам. Вдруг хозяин квартиры кричит в окно: «Скорее, австрийцы!». Мы, как угорелые, из хаты — и за пулемет, тащим его к загате, отлаживаем. Подпустили поближе и трахнули из пулемета. Начальник варты и его помощник тут же свалились, а австрийцы разбежались по дворам. Мы их обезоружили и отпустили.
Винтовок у нас было много, но добровольцев — только три человека. Отбитый пулемет с лентами установили на тачанку. Не страшно, — думаем — А из Гуляйполя австрийцы, заслышав стрельбу, катили уже на подводах. Мы потихонечку, балочкой, махнули 25 верст в Успеновку.
Подкормили лошадей, переночевали и двинулись на Гуляйполе. По дороге к нам присоединились еще три человека.
Заехали мы в Гуляйполе, а там тревожно: австрийцы выгоняют подводы, конная варта делает объезды за селом. Надо уезжать скорее, подальше от греха, думаем себе. Но потом решили под шумок, сделать налет на державную варту, забрать оружие и разогнать. Распределили обязанности. В помещении управления варты новый начальник оказался у себя в кабинете. Там его и застрелили. Благодаря неожиданности, сопротивления никто не оказывал. Из караульного помещения забрали около двадцати винтовок, пулемет «Максим», пулеметные ленты, патроны. Только собрались ехать — вдруг из-за угла варта. Мы их подпустили и как ударили из трех пулеметов, они — кто куда, побросали на улице винтовки и лошадей. Мы все это подобрали.
— Ты, Пантюша, вот с ними оставайся здесь и найди ребят, пусть будут наготове, — приказал Махно Тютюннику[105].
Три славных хлопца остались, а взяли десять новых. По центру мы выпустили из пулеметов по одной очереди и махнули 35 верст на север, в с. Покровское.
Отряд наш все увеличивался. Оружия опять не хватало. Если бы повезло в Гуляйполе, думали мы.
На следующее утро от Пантюшки получили извещение. Ему удалось кое-кого разыскать из своих, да и крестьяне были весьма враждебно настроены против австрийцев и поджидали удобного момента, чтобы «отблагодарить»их.
Вперед послали местного крестьянина, который должен был разыскать Пантюшку и известить его о нашем намерении. Как только завяжем бой, церковный сторож должен был бить в набат, а крестьяне ударить по австрийцам с тыла.
Австрийская застава охраняла только главные выходы Гуляйполя, а остальные дороги были совершенно свободны.
Осторожненько, балочкой, мы подъехали, расспросили, что и как, и поехали на ярмарочную площадь. Это было в середине сентября по старому стилю. Была ярмарка, напротив которой, на заводе Вечлинского, расположились австрийцы, охраняя арестованных крестьян.
Мы их мигом окружили, ударили из пулеметов и бросились в атаку. А на колокольне уже звонили в набат. Испуганные австрийцы, подняв над головой руки, кричали: «Ура Махнэ!»
Австрийцы сложили оружие. Здесь же, не слезая с лошадей, мы избрали Революционный комитет, и Махно написал телеграмму, примерно следующего содержания:
