- Некоторых из нас, может быть и спасут, но я не надеюсь, что завтра наш padre или мисс Адамс еще будут живы. Кроме того, нам с вами не следует забывать, что эти арабы имеют обычай закалывать своих пленников, когда они видят, что нет исхода. На случай, если вы, Бельмонт, вернетесь, а я нет, прошу вас, исполните вы мою посмертную волю...
Оба они отъехали немного вперед и, склонившись друг к другу, долго совещались о чем-то.
Добродушный негр, называвший себя Типпи-Тилли, ухитрился каким-то образом сунуть в руку мистера Стефенса какую-то тряпку, напитанную водой, которую тот вручил Сади, и она смочила ею губы своей тетки. Сильная натура янки сказалось в ней; даже, эти несколько капель воды оживили ее, не только вернув ей силы, но даже и бодрость духа.
- Я не думаю, что эти люди желают нам зла, - сказала она, - я полагаю, что и у них есть какая-нибудь своя религия, которая считает злом то же, что и вы называете злом, и которая воспрещает им делать зло!
Стефенс только отрицательно покачал головой, но не сказал ни слова: на его глазах эти люди зверски перебили бедных и безобидных маленьких погонщиков.
- Быть может, сама судьба послала нас к ним, чтобы направить их на путь истинный! - продолжала мисс Адамс.
И не будь здесь Сади, - она была способна теперь благодарить судьбу за то, что та доставила ей случай распространять свет евангельского учения в Хартуме, а быть может, и превратить Омдурман в маленькое подобие образцового городка Новой Англии.
- Знаете ли, о чем я думала все это время? - сказала вдруг Сади. - Я думала о том храме, который мы с вами видели, помните? Когда же это было?.. Ах да, это было сегодня утром!
- Да, в самом деле, это было сегодня утром! - удивленно воскликнули все трое. А как далеко, казалось, отстояло от них теперь это время, всем им казалось, что это было давным-давно, и даже само воспоминание об этом храме потонуло в тумане далекого прошлого. И некоторое время все они ехали в глубоком безмолвии; наконец, Стефенс напомнил Сади, что она не кончила своей начатой фразы о храме.
- Ах да, - точно обрадовавшись, сказала молодая девушка, - я, видите ли, вспомнила об изображениях на его стенах, об этих жалких, несчастных пленниках, которых влекут за собой победоносные воины... Кто бы мог подумать, что через три часа мы, смотревшие на эти изображения, будем в том же положении?! А мистер Хидинглей!.. - и она отвернулась и заплакала при мысли о своем юном соотечественнике, безвременно погибшем вдали от родины.
- Полно, Сади, вспомни, что сейчас говорил мистер Стюарт, что мы все в руках Божьих, и что пути Его ведут к нашему благу. Как вы полагаете, мистер Стефенс, куда они нас уводят?
Угол красного переплета "Бэдекера" торчал еще из кармана пальто юриста, так как при обыске арабы не нашли нужным отобрать у него эту книгу.
- Если они не отнимут ее у меня, - сказал мистер Стефенс, - то на первой же остановке я сделаю из нее несколько выписок. Теперь же я могу сказать, что Нил течет с юга к северу; следовательно, мы все время двигаемся по прямой линии на запад, в глубь страны. Она вероятно, опасались погони и потому не следовали по течению Нила, но мне помнится, что есть большая караванная дорога, пролегающая параллельно Нилу на расстоянии приблизительно семидесяти миль от реки по пустыне, а потому, если мы будем придерживаться этого направления, то, вероятно, выедем на эту большую дорогу. Вдаль же тянется линия колодцев и, вероятно...
Но его прервал на полуслове целый поток несвязных громких слов. Стефенс обернулся; яркий румянец на лице мистера Стюарта превратился в багровые пятна, глаза горели, как уголья, и в бреду он начинал метаться и волноваться. "О, милосердная мать-природа!.. Никогда ты не забываешь своих детей!.. Когда слишком много невзгод обрушиваются разом на одного из твоих чад ты говоришь: "Нет, это ему не под силу!" - и ты посылаешь ему забвение, бред, вырываешь его на время из жестокого мрачного настоящего и переносишь в область видений или блаженной нирваны..."
Арабы вопросительно переглянулись; в их глазах бред Стюарта весьма походил на безумие, а безумие для магометан - это нечто страшное и сверхъестественное, повергающее их в благоговейный трепет.
Один из них тотчас же доложил о состоянии пленного эмиру Али Ибрагиму, и затем два араба примкнули бок о бок с обеих сторон к верблюду Стюарта из опасения, как бы он не упал.
Этим переполохом воспользовался дружелюбно относившийся к пленным негр, чтобы, поравнявшись с Кочрэнем, шепнуть ему пару слов.
- Мы сейчас сделаем привал, Бельмонт, - сказал полковник, - быть может, нам дадут по глотку воды, а то многие уже не могут далее выносить этих мучений!
- Да, да, слава Богу! - отозвался Бельмонт.
- Я на всякий случай сказал этому Типпи-Тилли, что мы сделаем его бимбаши, если заполучим его обратно в Египте, а он, по-видимому, готов сделать для нас все, что только в его силах!
Далеко-далеко, на самом краю горизонта, если оглянуться назад, виднелась теперь узкая зеленеющая полоска, по которой протекала река, и местами сверкала ее серебристая струя, искрясь на солнце и дразня своей заманчивою влагой этих мучимых жаждой людей.
Они лишились сегодня семьи, родины, свободы - словом, всего, что дорого человеку, но они думали теперь только о воде. Мистер Стюарт в бреду кричал и требовал апельсинов, хороших, сочных апельсином. Только у сильного, словно железного, ирландца мысль о жене превозмогла даже мучения жажды. Он смотрел туда, где искрилась река, и думал, что это должно быть близ Хальфы, и его Нора теперь на этой самой полосе реки; и при воспоминании о ней он сердитым движением натянул шляпу на глаза и, угрюмо потупившись, ехал молча, покусывая свой длинный седой ус.
Солнце медленно склонилось к западу, и от каравана начинали ложиться длинные тени. Начинало свежеть, и степной ветерок пробегал над песчаной, устланной камнями равниной пустыни. Эмир подозвал к себе своего помощника, и они оба долго глядели, заслоняя глаза руками, очевидно, отыскивая какую-нибудь примету. Вскоре по знаку эмира его верблюд медленно и систематично в три равномерных приема опустился на колени, и вслед за ним и все остальные, один за другим, проделали то же самое, пока все верблюды не вытянулись длинной вереницей на земле. Тогда всадники их соскочили на землю и разложили перед каждым верблюдом холщовые подстилки, и на них рубленый саман для корма. Надо заметить что ни один породистый верблюд не станет есть прямо с пола или с земли. В их степенной, неторопливой манере кушать, в кротком взгляде их милых вдумчивых глаз, плавных, спокойных движениях и грациозном подъеме и повороте головы этих симпатичных разумных животных есть нечто женственное.
О пленных никто не заботился, так как куда могли они бежать здесь в пустыне? Но эмир, приблизившись к их группе и остановившись перед нею, стоял некоторое время, разглаживая свою черную бороду и задумчиво глядя на них. Мисс Адамс с ужасом уловила, что взгляд этих жестоких черных глаз особенно упорно останавливается на Сади. Отойдя в сторону, Али Ибрагим отдал приказание, тотчас же явился негр, таща бурдюк с водой, из которого он напоил всех пленных поочередно. Вода эта была теплая и затхлая, с сильным привкусом бурдюка, но с каким наслаждением глотали ее истомленные жаждой туристы. Затем эмир сказал несколько отрывистых слов драгоману и удалился.
- Высокочтимые леди и джентльмены, - начал было по своей всегдашней привычке Мансур, но устремленный на него полный гадливого презрения взгляд Кочрэня заставил его смолкнуть на полуслове и разразиться жалостливыми самооправданиями:
- Как я мог поступить иначе, когда лезвие меча было у меня над головой? Я думаю, что всякий на моем месте выдал бы даже родную мать!
- Ты, негодяй, вероятно, сделал бы это, но далеко не всякий: у тебя висел меч над толовой, а если мы какими-нибудь судьбами вернемся в Египет, то ты сам будешь болтаться на виселице над землей!
- Все это прекрасно, Кочрэнь, но я полагаю, что мы в своих собственных интересах должны узнать от него, что сказал эмир!
- Что касается меня, то я не желаю иметь никакого дела с подобным мерзавцем! - заявил полковник Кочрэнь и, раздраженно пожав плечами, удалился своей обычной вымуштрованной походкой.
- Однако, что же он сказал, этот эмир? - спросил Бельмонт у драгомана.
- Он теперь как будто милостивее к вам, - заявил Мансур, - он сказал, что если бы у него было больше воды, он дал бы нам напиться вволю, но у него самого очень ограниченный запас ее. Кроме того, он сказал, что завтра мы дойдем до колодцев Селима, и тогда для всех води будет с избытком, там и верблюдов напоим, и возобновим запасы!
- Не говорил ли он, долго ли мы пробудем на этом месте? - осведомился Бельмонт.
- О нет, самый короткий привал и затем вперед и вперед. Мистер Бельмонт...
- Молчи! - сердито прервал его жалобное излияние ирландец и снова принялся вычислять в уме, когда караван может нагнать египетская кавалерия, если его жена успела дать знать об их исчезновении. Ему было известно, что в Хальфе во всякое время небольшой отряд египетской кавалерии был готов к выступлению по первому сигналу, что день и ночь такой дежурный отряд содержится в полной готовности, верблюды оседланы, припасы навьючены, люди начеку, и в какую-нибудь четверть часа такой отряд мог быть мобилизован, как днем, так и ночью. Итак, быть может, завтра на рассвете эта погоня настигнет их и отобьет у похитителей!
