14 декабря пришла в Гагу весть о нарвском поражении и произвела несказанную радость. Матвеев писал Петру: «Шведский посол с великими ругательствами сам, ездя по министрам, не только хулит ваши войска, но и самую вашу особу злословит, будто вы, испугавшись приходу короля его, за два дни пошли в Москву из полков, и какие слышу от него ругания, рука моя того написать не может. Шведы с здешними, как могут, всяким злословием поносят и курантами на весь свет знать дают не только о войсках ваших, и о самой вашей особе. Здешние господа ждут мира, потому что лучшие ваши войска побиты и генералы, пущие промышленники, взяты в полон, каких людей сыскать трудно, и солдат таких вскоре обучить невозможно». Головину Матвеев писал: «Жить мне здесь теперь очень трудно: любовь их только на комплиментах ко мне, а на деле очень холодны. Обращаюсь между ними, как отчужденный, и от нарекания их всегдашнего нестерпимою снедаюсь горестию». Горесть увеличилась, когда Штаты прямо объявили Матвееву, что по старым союзным договорам, теперь обновленным, они обязаны во всем помогать Швеции. «А с намерением их король английский николи не разлучится», — доносил Матвеев. В начале 1701 года он потребовал от голландского правительства, чтоб оно, соблюдая древнюю дружбу о царским величеством, не велело принимать от шведского посла мемориалов, противных достоинству монарха русского, и запретило подкупленным от шведа журналистам (курантистам) печатать всякие неистовые хулы на особу царя. Получив от своего двора подробные сведения о Нарвской битве, Матвеев подал Штатам мемориал, который, по его словам, произвел свое действие: «Зело дивились непостоянству и лживой премене шведов в постановленье перемирья с нашими генералы, и здесь во весь народ то отозвалося к великому бесславью шведу». Шведский посол Лилиенрот заказал написать на французском языке замечания на мемориал Матвеева, и заказ был выполнен согласно с желанием заказчика. Замечания написаны ловко и зло.
В Голландии и Англии сначала сильно хлопотали о мире между Россиею, польским королем и Швециею, чтоб можно было употребить шведские и саксонские войска против Франции, но когда получены были вести о сближении шведского короля с Франциею, то взгляд переменился. В марте 1701 года Матвеев доносил: «Желают здесь продолжения войны у вас со шведом, боясь, чтоб Карл XII не заключил союза с Франциею и не разорил немецких земель, как отец его, в союзе с французом, разорил Бранденбургию. Шведский министр неотступно домогается у Штатов помощи королю его; Штаты отвечали ему, что они обязаны по союзным договорам помогать его королю на западе, а не на севере, потому что география разделяет Стокгольм от Ливонии, и они не обязаны туда помощи посылать». Голландцы находились в большой тревоге: война с Франциею за испанское наследство была неизбежна и требовала огромных усилий, а тут швед требует по союзным договорам помощи, требует 300000 талеров; Матвеев представляет, что нельзя Голландии давать помощь одной из воюющих сторон, когда она взялась быть посредницею; швед настаивает, чтоб или дана была немедленно помощь, или дан был решительный отказ, и в этом последнем случае грозит вступить в союз с Франциею, и в то же время шведы распускают слухи, что царь Петр сошел с ума; с другой стороны, французский посол в Гаге ласкается к Матвееву, домогается свободной торговли для французов у Архангельска, что сильно не нравится голландцам; шли толки, что царь вступает в союз с Франциею из боязни, чтоб Людовик XIV не поднял султана на Россию. В начале июля приехал в Гагу Вильгельм III; на аудиенции, которую имел у него Матвеев, король обещал «прилагать все способы к благопостоянству дружбы с царем»; приказал донести Петру, что перешлется с курфюрстом бранденбургским насчет посредничества и постарается привести дело к лучшему порядку. Эти дальние обещания и общие фразы не значили ничего. Петр в глазах Вильгельма был побежденный государь варварского народа, наказанный за дерзкое предъявление прав на могущество и цивилизацию; Вильгельм холодно обходился теперь с Матвеевым, ласково с шведским послом, и Матвеев поспешил донести Петру: «Известился я подлинно, что король внутренне к вам не склонен и во всем приятель добрый и надежный шведу». Но эта добрая и надежная приязнь не простиралась также далее ласковых слов: когда шведский посланник начал и у него требовать помощи, то он оборотился к нему спиною и сказал своим: «Время о себе думать, а не чужим помогать».
Из всего было видно, что если английское и голландское посредничество не поведет ни к чему, зато России нечего бояться, что эти морские державы дадут помощь шведскому королю. Матвеев особенно прославлял услуги Витзена. «Господин Витзен ваш истинный и верный служитель во всем; надежнее его из голландских персон к стороне вашей здесь нет. Будучи президентом Штатов; шведский посол прямо жаловался на него пенсионарию, сылки помощи и денег шведу, о чем я неотступно ему докучал письмами из Гаги. От этого теперь он в большом подозрении у Штатов; шведский посол прямо жаловался на него пенсионарию, что он вам прямой доброхот, ружье тайно к Архангельску из Амстердама пропустил; посол объявил пенсионарию имена тех купцов, которые ставили вам ружье и другие воинские припасы, и пенсионарий писал Витзену за это укорительное письмо». Поставщиками ружей для России были Гаутман и Брант, которые с помощию Витзена тайком вывозили их из Голландии в Любек, откуда морем в Россию. Брант посещал Матвеева тайком, потому что шведы всюду его искали убить. Матвеев приискивал также слюзных мастеров, каменщиков с их учениками, художников шпажного железного дела.
В начале 1702 года Матвеев донес царю, что Штаты дали денег шведскому королю. По этому случаю он имел разговор с пенсионарием, который объяснил, что по союзным договорам Штаты обязаны посылать деньги шведу, но, по дружбе к царю, не посылали до сих пор; теперь послали несколько тысяч талеров, но не на помощь против русских, а в виде подарка, как и английский король ему послал по той причине, что король французский всячески привлекал его с собою в союз и обещал многие миллионы, лишь бы только швед оставался нейтральным и продолжал войну с Россиею. Пенсионарий окончил свою речь уверением, что Штаты не дадут больше шведу денег ни гроша на продолжение Северной войны и будут по-прежнему употреблять все старание, чтоб доставить царю выгодный и честный мир, благодаря которому в обоих государствах, и в России, и в Швеции, торговля их усиливалась бы.
Пришел черед и Матвееву объявлять иностранным министрам и в куранты вносить об успехах русского войска в Ливонии. Пенсионарий поздравлял его с этими успехами и выражал надежду, что теперь швед склонится к миру с Россиею и Польшею; с сердцем рассказывал пенсионарий, что труды Штатов к примирению на севере до сих пор оставались тщетными, потому что шведский король не только не допускает к себе их министра, но отослал его от себя в Ригу, а оттуда принуждает ехать в Стокгольм.
Желая доставить войскам своим хорошую школу и заставить Англию, Голландию и императора хлопотать в интересах России, имея также большую нужду в деньгах, Петр писал Матвееву, чтоб предложил Штатам за деньги отряд русского войска на помощь против французов; Матвеев отвечал: «О перепуске войск ваших за деньги господам Статам усердно радеть буду, а вскоре того учинить нельзя для того, чтоб они больше пожелали сами того, нежели мне их о том просить, а если мне явно набиваться, тогда за малую цену или за ничто похотят тот со мною трактат учинить». Штаты отклонили предложение, объявив, что войска их, как сухопутные, так и флот, укомплектованы уже и потому договор должен быть отложен. Но было явно, что голландцам не нужны были русские войска, потерявшие при Нарве репутацию, потому что Штаты не переставали домогаться у Карла XII шведского вспомогательного отряда.
Летом приехал в Гагу инкогнито прусский король Фридрих I, которому хотелось быть штатгалтером голландским на место умершего Вильгельма III. Матвеев писал о своих отношениях к нему: «Я нахожусь при дворе его безотлучно; по наружности он ко мне чрезвычайно милостив и разговаривает со мною часто по-латыни. О вас отозвался с великим почтением, как вы изволили сами видеть свет не по прежнему обычаю, и потому свое государство во всем мудро обновили и науку позволили, что прежде под смертною казнью было заказано, и повелели своим подданным ездить по свету свободно, а если б вы не были сами везде, то все так бы не управилось».
В начале 1703 года Матвеев опять объявил Витзену о желании царя, чтоб Штаты взяли в свою службу из Архангельска 4000 русских матросов. Витзен отвечал, что дело неудобное: если посылать в Архангельск за этими матросами голландские корабли, то они возвратятся очень поздно, когда уже флот уйдет в море; потом адмиралы говорят, что им очень трудно будет управляться с людьми, не знающими по-голландски и необученными их, голландским, морским приемам. Витзен прибавил, что гораздо удобнее было бы принять в голландскую службу пехотные русские войска, которые, будучи розданы по разным полкам, скорее бы выучились. Витзен не советовал Матвееву делать прямо предложения Штатам: дело не состоится, а между тем пустая молва разойдется по иностранным министрам. Матвеев из слов Витзена заключил, что «им то зело ненадобно, чтоб наш народ морской науке обучен был».
