В этой ситуации президент решил уступить, тем более что он уже не считал такую уступку слишком серьезной. 3 апреля он встретился в своей частной резиденции в Гисеньи с Бо-Бо, который призвал его «проявить политическую волю» для создания переходных институтов. В ответ Хабьяримана пообещал провести церемонию присяги ППШО и ПНС 8 апреля 1994 г. после возвращения с саммита центральноафриканских лидеров в Дар-эс-Саламе и попросил Бо-Бо передать эту информацию Бутросу-Гали[216].
Намерения президента вызвали раздражение экстремистских кругов, и так недовольных его «податливостью» к внешнему давлению и предшествующими дипломатическими маневрами, в том числе визитом 9 марта 1994 г. в Уганду; его встречу с Мусевени Нгирумпаце назвал «тяжелой политической ошибкой»[217]. Отношение этих кругов к готовности президента открыть путь к реализации Арушского соглашения оказалось еще более враждебным. Присутствовавший на встрече с Бо-Бо 3 апреля Нзирорера резко сказал Хабьяримане: «Не стоит нами помыкать, господин президент»[218]. Позиция военного командования оставалась непримиримой. 25 марта Нсабимана и Кабилиги заявили главе группы бельгийских военных советников Андре Венсану, что «они, возможно, и согласились бы на досрочные выборы, но если им захотят навязать Арушу в полном объеме, то они смогут ликвидировать РПФ и тутси, и это займет максимум две недели»[219].
4 апреля Хабьяримана поручил Рухигире подготовить церемонию присяги на 8 апреля. Узнавшие об этом члены АМАСАСУ срочно вызвали в столицу Багосору, отдыхавшего в Гисеньи. На следующий день Багосора приехал в Кигали и вечером на дипломатическом приеме заявил, что он против визита президента в Дар-эс-Салам и что «если он туда отправится, то у него будут проблемы»[220]. Расхождения экстремистов с Хабьяриманой стали очевидны. Но президент не отказался от своих планов.
Роковой день руандийской истории
Утром 6 апреля Хабьяримана отправился в Дар-эс-Салам на встречу глав африканских государств по поводу ситуации в Бурунди и Руанде[221]. Правительственная делегация состояла из обычного набора лиц, сопровождавших президента в поездках такого рода. Однако незадолго до отъезда министра обороны Огюстена Бизиману заменили Нсабиманой, что оказалось полной неожиданностью как для самого Нсабиманы, так и для Хабьяриманы. Инициатором этой замены был Багосора. Существует свидетельство бывшего шофера Багосоры, что тот «решил послать Нсабиману, потому что он… выступал против идеи всеобщего геноцида… Багосора и офицеры-экстремисты устроили так, чтобы Нсабимана сопровождал Хабьяриману, намереваясь ликвидировать обоих и воспользоваться вакуумом, вызванным их гибелью для реализации плана геноцида». Кроме того, в последний момент в состав делегации был включен Эли Сагатва. Прежде ни начальник ГША, ни личный секретарь президента не участвовали в краткосрочных поездках главы государства.
Президентский лайнер «Фалькон-50», подарок Миттерана, вылетел из Кигали рано утром 6 апреля. Команда состояла из трех французских летчиков; на борту находилось 11 пассажиров. Вскоре лайнер благополучно приземлился в столице Танзании.
Саммит региональных лидеров в Дар-эс-Саламе оказался весьма представительным. На нем присутствовали президенты Уганды, Танзании, Руанды, Бурунди и вице-президент Кении. Саммит открылся в 12:00. Хотя в повестку дня были включены два вопроса – политическая ситуация в Руанде и Бурунди, – фактически рассматривалась только бурундийская проблема, поскольку Хабьяримана сразу же заявил, что все препятствия для реализации Арушского соглашения и создания переходных институтов устранены.
Хабьяримана собирался остаться в столице Танзании до 7 апреля, однако по неизвестным причинам к концу встречи переменил свое решение. Мвиньи предложил ему отложить отъезд на следующий день, но тот выразил желание уехать в тот же вечер. Президент Бурунди Сиприен Нтариамира, также спешивший вернуться на родину, попросил руандийского лидера взять его с собой, «учитывая поздний час и плохое состояние его самолета». Хабьяримана согласился. Было решено, что «Фалькон-50», сделав посадку в Кигали, затем доставит Нтариамиру в Бужумбуру.
«Около 16:00 нам сообщили, – вспоминает Салатьель Сенкери, агент службы безопасности, дежуривший в аэропорту, – что президент должен вот-вот приехать. Незадолго до его прибытия один из <французских> пилотов подошел к нам и попросил передать нашему президенту, что слишком опасно лететь в это время. Я спросил его, на чем основан этот риск, и он ответил, что располагает информацией о возможной атаке на самолет. Я сказал ему тогда, что не имею никаких полномочий обращаться к президенту, и посоветовал сообщить об этом майору Магезе, шефу протокольной службы. Пилот вернулся к своим коллегам… Тогда я решил сам передать информацию майору Магезе. Во время нашего разговора члены экипажа подошли к нам. Я отошел в сторону, чтобы уступить им место. Я не слышал, о чем они говорили, но понимал по жестикуляции Магезы, что возвращение в Руанду было неизбежным. Вскоре прибыл президент Хабьяримана, и обсуждение закончилось». По другим данным, пилоты обращались также к Сагатве, но с тем же успехом.
Когда Хабьяримана уже находился в салоне, произошел необычный инцидент. «Обычно, – свидетельствует Сенкери, – когда мы путешествовали с президентом, он входил в самолет последним; так было и тогда, когда мы улетали из Дар-эс-Салама. Войдя в самолет, он не увидел там генерала Нсабиману и доктора Акингенейе, своего личного врача. Оба скрывались у одного из крыльев самолета. Президент Хабьяримана вышел из самолета, чего никогда не случалось, и громко спросил: “Где Акингенейе?” Тот вышел. “Где Нсабимана?” Тот тоже вышел. Он спросил у них: “Почему вы не входите в самолет?” Оказывается, они думали, что из-за бурундийцев в нем не осталось свободных мест. Президент Хабьяримана сказал им: “Быстро садитесь и полетели”». Самолет поднялся в воздух и взял курс на Кигали.
Помимо экипажа, двух президентов, Нсабиманы и Акингенейе, на борту находились Сагатва, адъютант Хабьяриманы Тадде Багарагаза, его политический советник Жювеналь Рензахо и два бурундийских министра. Остальные члены делегации покинули Дар-эс-Салам полчаса спустя после отлета «Фалькона-50» на «Бичкрафте», самолете президента Бурунди; вместо того чтобы лететь прямо в Бужумбуру, как планировалось ранее, «Бичкрафт» должен был теперь сделать сначала посадку в Кигали, чтобы доставить туда тех членов руандийской делегации, которые уступили свои места в «Фальконе-50» высокопоставленным бурундийцам.
А в это время в Кигали происходили весьма необычные вещи. Еще 5 апреля Нтабакузе перебросил часть своих парашютистов в лагерь президентской гвардии, заявив им, что РПФ готовит на него нападение. Вечером того же дня бельгийский ооновский патруль не был пропущен на территорию лагеря парашютистов Каномбе, куда он прибыл для обычной инспекции военных складов. Утром 6 апреля военные внезапно переменили радиочастоты для своей внутренней связи и «централизовали» передачу всех сообщений. Обычно радисты различных подразделений ВСР могли связываться между собой и прямо передавать друг другу необходимую информацию. Теперь же они были обязаны сначала посылать ее в ГША, которой решал, кому следует ее направить. 6 апреля были отменены запланированные учения парашютистов в долине Ньяндунгу под столицей, а их самих привели в состояние полной боевой готовности.
Тревога чувствовалась и в других военных частях в Кигали. «6 апреля днем, – свидетельствует старший прапорщик разведывательного батальона, – я видел, что мои непосредственные начальники майор Нзувонемейе (командир батальона. – И. К.) и капитан Сагахуту вели себя необычно. Я видел, как оба они курсировали туда и обратно по лагерю в джипе, словно речь шла о подготовке к военной операции. Другие офицеры… вели себя так же. <…> Во всяком случае Сагахуту в тот день утратил свою обычную уравновешенность».
Беспокойство проявлялось даже на линии фронта, хотя никаких военных действий не было. «Я помню, – рассказывает лейтенант Салатьель Макуза, – что в течение 5 и 6 апреля 1994 г. некоторые офицеры были явно возбуждены. Мы догадывались, а некоторые из нас чувствовали, что в эти дни что-то должно произойти, не зная, что точно. Мы думали, что, возможно, Кигали будет взят приступом. Была объявлена тревога первой степени».
Около полудня 6 апреля неожиданно был закрыт «Большой рынок» близ Каномбе – традиционная ежемесячная ярмарка, которая обычно продолжалась до вечера. Эта акция была осуществлена не коммунальной полицией, а президентской гвардией и парашютистами, одетыми в гражданское платье. По некоторым данным, ее провели по указанию Багосоры. Кроме того, торговцам на окрестных улицах приказали закрыть лавки, а населению – не выходить из дому с наступлением темноты. Примерно за час до предполагаемого возвращения президента гвардия блокировала район Кимихурура и установила блокпосты на дорогах, что крайне удивило жителей: «Это было необычно. Такого никогда не было».
