Первоначально Особый отдел состоял из четырех отделений. На январь 1905 г. распределение обязанностей между ними выглядело следующим образом: первое отделение руководило наружным наблюдением, второе — внутренней агентурой, третье осуществляло контроль над учебными заведениями и общественными организациями, в ведении четвертого отделения находились вопросы, связанные с военным шпионажем и государственной изменой, т. е. вопросы контрразведки{13}.
Ставший в 1906 г. директором Департамента полиции Максимилиан Иванович Трусевич с 1 января 1907 г. ввел новую структуру Особого отдела: первое отделение должно было осуществлять общее руководство розыскной деятельностью и ведать кадрами, в том числе агентурой, второе — вести розыскную работу среди эсеров и партий анархо-эсеровского направления, третье — руководить розыскной деятельностью по РСДРП и другим рабочим партиям, четвертое — заниматься национальным движением и следить за ввозом оружия{14}.
На местах политический розыск долгое время сосредоточивался главным образом в губернских жандармских управлениях. Исключение из этого правила до начала XX в. составляли только Варшава, Москва и Петербург, где розыскную деятельность осуществляли специально созданные для этого учреждения — охранные отделения.
В августе 1902 г. подобные учреждения (первоначально они назывались розыскными отделениями или охранными пунктами, а затем, с 1903 г., — охранными отделениями{15}) появились еще в 8 городах{16}. В декабре 1907 г. их насчитывалось уже 27{17}.
1 сентября розыскное отделение, вскоре переименованное в охранное отделение, начало функционировать в Тифлисе{18}. В 1904 г. охранные пункты появились в Баку и Батуме{19}. Осенью 1908 г. Бакинский охранный пункт был преобразован в охранное отделение, а Батумский ликвидирован{20}.
В 1905 г. Николай II восстановил наместничество на Кавказе, во главе которого был поставлен бывший министр императорского двора граф Илларион Иванович Воронцов-Дашков (1837–1916){21}. Через несколько дней, 22 мая, при нем была учреждена специальная должность заведующего полицией, на которую назначили бывшего руководителя дворцовой полиции генерала Е. Н. Ширинкина{22}, его помощником стал бывший провокатор Михаил Иванович Гурович{23}. 24 августа 1906 г. должность заведующего полицией на Кавказе была упразднена, его функции переданы помощнику наместника на Кавказе по гражданской части{24}, а для руководства полицией при Канцелярии наместника создан Особый отдел, который возглавил полковник Василий Александрович Бабушкин{25}.
В результате этого с 1905 г. жандармские управления, охранные и розыскные отделения на Кавказе оказались в двойном подчинении: с одной стороны, в подчинении Департамента полиции, с другой — наместника. А поскольку согласно 27-й статьи «Учреждения Управления Кавказским и Западным краем» непосредственным начальником всех местных органов власти являлся наместник, заведующий полицией сразу же поставил вопрос о том, чтобы вся информация местных органов политического сыска направлялась на его имя и уже он представлял бы ее в Департамент полиции{26}.
В 1906 г. директор Департамента полиции М. И. Трусевич решил не только расширить сеть охранных отделений, но и создать промежуточное звено между охранным отделением и Департаментом полиции — районное охранное отделение. «Положение о районных охранных отделениях» было утверждено 14 декабря 1906 г.{27} В результате этого в 1907 г. возникло Кавказское районное охранное отделение, руководство которым было возложено на начальника Тифлисского ГЖУ{28}.
С самого начала между жандармскими управлениями и охранными отделениями возникло соперничество, завершившееся ликвидацией последних. Существует мнение, что это произошло по инициативе Владимира Федоровича Джунковского, который 18 января 1913 г. стал товарищем министра внутренних дел и одновременно командиром Отдельного корпуса жандармов{29}. Однако удалось обнаружить доклад директора Департамента полиции Степана Петровича Белецкого от 2 апреля 1913 г., из которого явствует, что к началу 1913 г. уже было ликвидировано 17 охранных отделений{30}.
Поэтому правильнее говорить о том, что В. Ф. Джунковский завершил реорганизацию, начатую его предшественником. 15 апреля 1913 г. им был подписан циркуляр о ликвидации еще 8 охранных отделений, в том числе Бакинского и Тифлисского{31}. Удалось обнаружить материалы, связанные с передачей дел этих двух отделений в соответствующие губернские жандармские управления{32}. Судьба подобных же материалов Енисейского и Иркутского охранных отделений остается неизвестной. В 1914 г. прекратило существовать Кавказское районное охранное отделение{33}.
Основная информация о деятельности революционного подполья поступала в жандармские управления, охранные отделения и Департамент полиции по трем каналам: через филеров (внешнее наблюдение), тайную агентуру (внутреннее наблюдение) и «черные кабинеты» (перлюстрация). В местных органах политического сыска эта информация закреплялась, перерабатывалась и представлялась в Департамент полиции. На ее основе принимались соответствующие оперативные решения.
Деятельность губернского жандармского управления регламентировалась «Положением о корпусе жандармов», которое было утверждено в 1867 г.{34}, а также должностными циркулярами{35}. Деятельность розыскных и охранных отделениий определялась «Положением о начальнике розыскного отделения», утвержденным 12 августа 1903 г.{36}, «Положением о районных охранных отделениях», утвержденным 14 декабря 1906 г., «Положением об охранных отделениях», утвержденным 9 февраля 1907 г.{37}, и соответствующими должностными инструкциями, из которых наиболее важное значение имели инструкции о наружном наблюдении и о секретных сотрудниках{38}.
«В канцелярии начальника розыскного отделения, — говорилось в „Положении о начальниках розыскных отделений“, — должны вестись по установленным на сей предмет образцам: а) регистрация данных наблюдения: агентурные записки, дневники наблюдения с соответствующими сводками, б) книга денежной отчетности, в) дела по переписке и г) листовой алфавит лиц, сведения о коих имеются в отделении»{39}. Этот пункт с некоторой конкретизацией и дополнениями вошел в «Положение об охранных отделениях»{40}.
Долгое время важнейшим источником сбора информации органами политического сыска являлось наружное наблюдение, позволявшее судить о контактах отдельных лиц между собой. Оно регламентировалось «Инструкцией филерам Летучего отряда и филерам розыскных и охранных отделений», утвержденной в октябре 1902 г.{41}, а затем «Инструкцией начальникам охранных отделений по организации наружного наблюдения»{42} и «Особой инструкцией» для филеров{43}, которые были разосланы на места 10 февраля 1907 г.{44}.
«Все сведения по наружному наблюдению за каждым отдельным лицом, — читаем мы в инструкции 1907 г., — записываются филерами ежедневно в вечерние рапортички. В дальнейшем сведения по наблюдению за лицами, принадлежащими к одной и той же организации, переписываются и соединяются в дневники наблюдения за определенный период времени (форма Б). При этом прежде внесения в дневник сведения выверяются соответственно позднейшим данным и делаются установки лиц и домов, которые в день наблюдения не были выяснены»{45}.
«Сводки к дневникам наблюдения (без дневников), — говорится в инструкции далее, — к 5-му числу каждого месяца начальники охранных отделений представляют в районные охранные отделения, в Департамент же полиции представляются ими ежемесячно к 5-му числу следующего за отчетным месяца списки лиц, проходивших по наблюдению в этом месяце, по каждой организации отдельно, с полной установкой наблюдаемых (фамилия, имя, отчество, звание, лета, вероисповедание, занятие, кличка по наблюдению и в организации) и кратким указанием причин, вызвавших наблюдение. Наиболее серьезным (центральным) лицам следует давать вкратце характеристику в особом примечании к этому списку»{46}.
Если первоначально главным источником информации было наружное наблюдение, то в начале XX в. на первый план выдвигается внутренняя агентура.
Объясняя причины этого, один из современных исследователей А. Левандовский пишет: «В сущности, в основе провокации, принятой в качестве главного средства борьбы с революционным движением, лежала исполненная глубокого пессимизма мысль о невозможности искоренить это движение целиком и полностью. Сколько ни хватай, всех не перехватаешь. В конце XIX — начале XX в. любой дельный охранник неизбежно должен был прийти к подобному печальному выводу. На место десятков арестованных, сосланных, заключенных в тюрьмы деятелей подполья проклятая неблагополучная русская действительность выдвигала сотни новых; разгромленные кружки и организации возрождались и продолжали свою работу с еще большим размахом. Хорошо усвоив эту закономерность, руководители… охранки ставили перед собой задачу не уничтожить подполье, а взять его под свой контроль, добиться возможности манипулировать им по своему усмотрению»{47}.
