В 1978 г. новый генеральный секретарь партии Дэн Сяопин официально объявил о «четырех модернизациях» в областях науки, сельского хозяйства, промышленности и Вооруженных сил. С тех пор назад уже больше никто не оглядывался. Одна сфера за другой открывались для частного предпринимательства, к концу 80-х годов коллективное сельское хозяйство практически полностью исчезло, а в Шанхае впервые с 1949 г. заработала фондовая биржа — ясный признак того, что здесь тоже начались процессы, охватившие другие страны.
В течение 80 — 90-х годов готовность китайского государства ослабить давление на экономику привела к феноменальному экономическому росту. Нередко этому способствовал зарубежный (в основном японский и тайваньский) капитал, вливавшийся в китайскую экономику в поисках дешевой рабочей силы, а также менее строгих требований к окружающей среде, чем в собственных странах. Если тяжелая промышленность в основном оставалась в руках государства и превратилась в памятник отсталости и неэффективности, то выраставшие как грибы сотни тысяч новых компаний произвели переворот в легкой промышленности и сфере услуг[932]. Изменения ощущались сильнее на юге, чем на севере, и в большей степени вдоль побережья, чем во внутренних регионах. Городские территории обычно процветали больше, чем сельская местность, что вызывало массовое беспокойство среди крестьян, а также масштабную миграцию из деревни в город. Несмотря на все проблемы, связанные с экономическим ростом (включая инфляцию и огромные масштабы коррупции), впервые в истории в Китае зародилось нечто похожее на массовый класс потребителей. При условии, что страна сможет поддерживать достигнутые темпы роста, власти могли бы надеяться на то, что когда-нибудь страна станет крупнейшей в мире экономикой (по некоторым показателям уже сейчас она занимает третье место), несмотря на то что пока не проглядывается перспективы когда-либо догнать развитые страны по объемам производства на душу населения и по уровню жизни. С приближением конца тысячелетия главный вопрос, который встал перед Китаем, состоит не столько в его возможности продолжать экономический рост, сколько в способности примирить этот рост и сопутствующее ему социальное напряжение с продолжающейся диктатурой коммунистической партии[933].
Успех Китая в ослаблении государственного контроля над экономикой без кардинального политического переворота (по крайней мере, до сих пор) не удалось повторить ни одной другой коммунистической стране. Как уже отмечалось, восстановление советской экономики после испытаний Второй мировой войны произошло относительно быстро. Однако с середины 70-х годов рост замедлился, и к моменту смерти Брежнева в 1982 г. советское правительство понимало, что экономически и технологически страна все больше отстает от Запада. И все же преемники Брежнева, Юрий Андропов и Константин Черненко, не спешили с проведением далеко идущих реформ. Андропов, ранее служивший в КГБ, предпочитал говорить о необходимости ужесточения дисциплины. Он продемонстрировал свои намерения, проведя массовую кампанию за повышение дисциплины на рабочем месте.
Когда после 1985 г. Михаил Горбачев действительно начал проводить фундаментальные изменения, дорога, которой он пошел, была противоположна китайскому пути. Вместо того чтобы ослабить государственный контроль над экономикой, Горбачев ввел гласность. Вместо того чтобы дать людям стимул к работе, открывая дорогу частному предпринимательству, он разрешил им свободно говорить о политике. Они и стали говорить свободно, но основным предметом разговоров стали постоянно наблюдаемые и неустранимые недостатки системы. С осени 1979 г. Советский Союз оказался вовлечен в кровавую войну в Афганистане. Когда эта авантюра закончилась поражением в 1989 г., советское правительство фактически осталось без Вооруженных сил, которые были бы в состоянии поддерживать единство страны. Стало проявляться давление экономических проблем, а затем и националистических настроений; фактически отделились сначала страны Балтии, а потом регионы Закавказья и Средней Азии. В 1991 г. коммунизм как политический режим рухнул с неожиданной легкостью. И вместе с ним ушло, вероятно, крупнейшее, наиболее централизованное и самое мощное с военной точки зрения государство, из всех, какие только видел мир и, насколько можно судить, какие он еще увидит.
Возможно, этот крах был неизбежен, и в защиту Горбачева нужно сказать, что под его руководством он обошелся сравнительно малой кровью. После его ухода ситуация изменилась. На руинах появилось ни много ни мало 15 новых республик, и некоторые из них, не теряя времени, тут же вцепились друг другу в глотки, а также истреблять или изгонять представителей этнических меньшинств. Как только начался распад СССР, неизбежной стала потеря контроля над странами Восточной Европы и крах коммунизма в них. Этот процесс в основном был мирным, как и в СССР, и главным образом потому, что осталось крайне мало людей, желавших защищать коммунизм; в Чехословакии он даже получил название «бархатной революции». Важным исключением была Югославия, ввергнутая в пучину конфликтов, поскольку различные национальности, составляющие страну, отказались признавать единое правительство, начали кровавую гражданскую войну. Каким бы ни был путь разных восточноевропейских стран, когда улеглись страсти, все они обнаружили, что 45 лет государственного контроля и государственной собственности сделали их экономику крайне отсталой и неспособной конкурировать на международных рынках. Отчасти для того, чтобы высвободить энергию граждан, отчасти, чтобы привлечь иностранные инвестиции, все они поспешили встать на путь демократизации, либерализации и приватизации. С тех пор, несмотря на то что кое-где темп реформ замедлился, в большинстве случаев они по-прежнему осуществляются[934].
Не только на Западе и Востоке, но и на всех остальных континентах едва ли можно было найти хотя бы одну страну, которая бы не пыталась как можно скорее провести приватизацию[935]. Нередко это было сделано за счет значительного усиления социальной напряженности: урезались субсидии, росли цены на основные товары, вводилась плата за такие услуги, как жилье и медицинское обслуживание, которые раньше предоставлялись бесплатно или почти бесплатно, сокращались размеры бюрократии, а с государственных предприятий хлынул поток лишних работников на рынок труда, который был плохо приспособлен к тому, чтобы предоставить им место в новых условиях. Тенденция была такой мощной, что даже достигла тех стран, чей raison d'être[936] с момента получения ими независимости был неразрывно связан левой идеологией, как это было во Вьетнаме, Индии, Сирии, Израиле, Египте, Тунисе, Алжире и многих других странах Азии и Африки.
Когда же «реструктуризация» оказалась слишком сложной задачей, многие развивающиеся страны были вынуждены обратиться к Всемирному банку и Международному валютному фонду. К началу 1998 г. МВФ реализовывал программы в не менее, чем 75 странах с общей численностью населения 1,4 млрд человек. Список начинался с Албании и заканчивался Зимбабве[937]. Обе эти международные организации, в которых работали в основном сторонники новой экономической теории предложения, предоставили своим протеже огромные займы, в которых те сильно нуждались. В ответ они потребовали проведения коренных реформ, включая прежде всего прекращение дефицитного финансирования государственных расходов, расформирование государственного сектора (охватывающего находящиеся в государственной собственности или под государственным контролем предприятия) и либерализацию финансовых рынков. Кроме того, страны — получатели помощи должны были добиться стабильности национальной валюты, ослабить контроль над природными ресурсами, допустить в страну иностранный капитал и предоставить ему различные привилегии, начиная с права на свободную репатриацию прибыли и заканчивая установлением особых зон «свободной торговли» (т. е. зон, свободных от налогов).
К 2000 г. в экономической политике многих стран, так же как в экономической теории, которая давала ей объяснение и обоснование, завершился полный поворот на 180°. Тенденция к большему вмешательству государства в экономику, которая зародилась в 40-х годах XIX в. и набрала ход примерно после 1900 г., полностью или почти прекратилась; вместо нее упор был сделан на частное предпринимательство и конкуренцию. Зачастую такая конкуренция и такое предпринимательство проявляли себя в самых крайних и наименее цивилизованных формах — например, схватка за бывшую государственную собственность привела к возникновению «русской мафии». Нередко новая тенденция сопровождалась образованием невероятных разрывов между разными социальными классами, растущей волной организованной и неорганизованной преступности, и настоящей нищетой для большей части населения, включая в особенности тех, кто, подобно пенсионерам по старости, по той или иной причине не мог избавиться от своей зависимости, связывающей его с обанкротившимся государством.
