В то время как я только что предался крепкому сну, свойственному моим летам, вбежал солдат в мои комнаты и громким голосом в темноте кричал: «Ваше благородие, тревога! Пожалуйте на линейку!» Надо знать, что я жил в корпусе, щедротами наследника выстроенном почти против полкового двора и госпиталя, им же построенного; коридор, отделявший наши комнаты от других офицеров, был широкий, а людские флигеля далеко – куда на ту пору убрались мои люди. Я стал кричать: «Одеваться!» Но не тут-то было! И так впотьмах ища своего платья, нашел его, но, надевая его, не попадал на лад! Наконец люди мои прибежали, и я, кой-как одевшись, бросился на полковой двор, но там никого не было. Я побежал к казармам солдат и нашел уже там в глубокой темноте батальон свой, оставшийся от караула выстроенным пред оными. Все офицеры были уже тут, и генерал Депрерадович, ходя по суетившемуся фронту, повторял: «Без шуму!» Это было часу в одиннадцатом.
У строя поспешно фронт, генерал повел нас по Гороховой улице. Подойдя к Калинкинскому мосту на Мойке, мы остановились, и Депрерадович сказал громко: «Власов (адъютант, бывший потом камергер и живший у нас в соседстве, в селе Иванкове), поезжайте к коменданту (в Петербурге при Павле I-м было три коменданта: 1-й в крепости, 2-й в Михайловском замке, а 3-й, городской, заведовавший всеми караулами в столице, жил в Зимнем дворце, к сему то… [нрзб.] послан был Власов) и спросите, где пожар?» Власов поскакал в темноте прямо к Зимнему дворцу и, заехав за поворот к оному, остановился (как после узнал я, ибо и он был в заговоре), где, простояв несколько минут, прискакал с мнимым к нам повелением и сказал генералу: «Пожар в Михайловском замке, и комендант приказал туда идти». Повинуясь сему мнимому приказанию, мы поворотили по берегу Мойки и, перейдя мост, пошли к помянутому замку. Нужно при сем заметить одно обстоятельство, доказывающее, что страх отнимает догадку: при самом вступлении нашем на Гороховую улицу поручик Никита Кожин, бывший в заговоре и знавший все, бросил экспантон свой и вскричал: «Не надо тебя! Теперь со шпагою служить надо». Но сего в то время никто из нас не понял.
Когда мы шли по улице, то хотя и соблюдалась нами глубокая тишина по приказанию генерала, но за всем тем гул от ног 500 человек, блеск оружия при слабеющем уже свете фонарей и тихий говор солдат возбуждали любопытство жителей домов, мимо которых мы проходили, и они, полураздетыё (ибо это было часу в 12-м), отворя форты и высуня головы, смотрели на улицу, но, увидя нас, идущих в столь необыкновенное время, опрометью бросались от окон. Так-то их и нас напугал Павел 1-й.
В заговоре было не много наших офицеров, и большая часть ничего не ведала, и мы сердечно верили, что идем тушить пожар Михайловского замка! И какой пожар, думаю я теперь, самый опасный, каковой только представляет история. В темноте и не встречая никого, ибо были первые, шли мы к замку; подойдя к оному, нас остановили и ввели в бывший при канале экзерцыр-гауз; тут окружила нас совершенная египетская тьма. Ночь была и сама по себе темная, и шел дождь, а в экзерцыр-гаузе пуще оная умножилась.
«Что с нами будет?» – спрашивали мы друг друга. Пожара в замке нет. «Верно, мы приведены для того, – говорили другие, слышавшие пред сим распущенные слухи, – чтобы отсюда разослать нас по Сибири». Так ломали мы головы, стоя более получаса в сей темноте, а генерал наш с некоторыми офицерами, скрывшись от нас, удивлял еще более нашу недогадливость. Солдаты, повинуясь совершенно как овцы, спрашивали только друг у друга потихоньку: «Пожара во дворце не видно, зачем же мы здесь?»
По прошествии доброго получаса или более генерал сказал тихо: «От ноги, ступай за мной!» Мы вышли из экзерцыр-гауза и пошли прямо на площадь замка. Пройдя канал, генерал велел поднять мост, и караулу, стоявшему по ту сторону с офицером нашим Усовым, переведя [его] на другую, приказал охранять мост. Мы прошли уже и монумент Петра Первого и все еще подавалися ко дворцу, в котором не было освещено даже ни одно окно, а не только чтобы виден был пожар. Пройдя к самому замку, генерал, остановя батальон и разделя его на части, окружил ими весь сей замок, строжайше приказав не выпускать и не впускать никого во оный и дав в то же время повеление ввернуть в ружья кремни и приготовить боевые патроны. Это было часу во втором пополуночи.
Мне назначен был пост у коридора замка, идущего от подъезда, что на Царицын луг, который я и занял с 30-ю или 40 человеками солдат. Стоя тут и не постигая всего того, что с нами делалось, мы увидали в некоторых комнатах бельэтажа быстро двигавшийся огонь, как бы в руках бегавших людей, в то же время по коридору произошла некоторая беготня, чего в темноте разобрать мы не могли, и слышен стал отдаленный и глухой говор людей. Солдаты мои, стоявшие до того в совершенной тишине, вдруг при описанных мною движениях сказали друг другу: «Братцы, во дворце что-то не здорово?» И, подошед ко мне, довольно быстро сказали: «Ваше благородие, во дворце не здорово!» Я молчал при сем их вопросе, ибо, не ведая сам ничего и не понимая, не мог им ничего отвечать. Солдаты начинали колебаться, в сие время мы услыхали, ибо ничего не видать было, пистолетный выстрел и скачку по Царицыну лугу за каналом какой-то кавалерии, которая по сие время осталась тайною для меня. Но среди сего затруднительного по молодости моей положения пришел к бекету моему полковник Вадковский и стал уговаривать солдат, воспоминая им времена Екатерины II-й, когда служить было легко, и подавая надежду на могущую случиться и теперь перемену в правлении. Но солдаты молчали. Вскоре явился к нам и генерал наш Депрерадович и, видя неудовольствие солдат возрастающим, сказал Вадковскому: «Теперь уже пора». И закричал солдатам моим: «Ребята! Поздравляю вас с новым государем, у нас император Александр. Ура!» «Ура!» – закричали верные царю наши солдаты, и как бекеты наши расположены были друг от друга на близкое расстояние, то «ура» загремело вскоре вокруг всего замка. Радость наша была неописанна, ибо мы все любили Александра, а потому и «ура» гремело более часу, раздаваясь в пустых коридорах Павлова убежища.
Едва миновался восторг наш, как прибыли и два другие наши батальона. Мост для них был тотчас опущен, и полковник Иван Александрович Вельяминов, предводя 1-й батальон нашего полка, явился на площади замка, а за ним и 2-й, и тотчас заняли линии вокруг дворца от Садовой улицы и Летнего саду. Вскоре весь фас замка, противу нас стоявший, освещен был в бельэтаже, и кавалерия, скакавшая, как прежде сказано, по Царицыну лугу, удалилася. Это было часу в 4-м пополуночи.
Носилися после слухи, возникшие от арестования в сию ночь командира гвардейских гусар генерала Кологривова, что будто сия кавалерия были гусары, разбившие в сие время некоторые кабаки и наделавшие, как говорили, разные беспорядки, но за верность слуха сего ручаться я не могу.
По прошествии некоторого времени и, я думаю, в исходе 4-го часа, ибо было еще темно, с подъезда, близ которого я стоял с бекетом, раздалось несколько голосов все еще в темноте: «Государеву карету»! И теперь я не могу понять, откуда явилась сия карета! Приготовлена ли она была с вечера революционерами или подвезена тихо в то время, когда мы заняты были суматохою, в замке бывшею, сего никак не могу решить. Но как бы то ни было, а карета была подана двуместная, запряженная четверней и не придворная, ибо тогда придворные экипажи запрягались всегда парадными цугами, а когда и четверней, то все с шорами и парадно. А эта карета была заложена ямскими лошадьми и, следственно, была частного человека. Вскоре как подали карету, наверху лестницы показался большой свет от факелов, много офицеров и генералов и между ними шел император Александр 1-й; восхитительная и трогательная минута! Мы бросились к сему государю, целовали его руки и мундир, а солдаты ему кричали: «Ты отец наш!» Александр, будучи и сам растроган не менее нас, отвечал нам сими словами: «Так, я отец ваш!». Сев в карету, государь поехал прямо в Казанский собор, где были уже предварительно собраны Сенат и Синод. Быть может, заговорщики, собрав сии сословия, намерены были привести Павла I-го сюда, дабы законно лишить его престола, но страсти решили сие иначе и, быть может, к лучшему, потому что, привезя сюда государя самодержавного, подлежало бы объявить его с ума сошедшим, что было бы весьма затруднительно, а лишить просто престола самодержавца сии сословия не имели ни права, ни власти. Но как же были собраны сии сословия? Теми же средствами, как и мы, то есть обманом: им разосланы были повестки в глухую полночь, и сии повестки развезли гвардии офицеры, которыми сенаторы и архиереи приглашены были в Казанский собор, а зачем, никто из них не знал, кроме бывших в заговоре. Так, по крайней мере, рассказывал дядя мой, сенатор, действительный тайный советник Николай Васильевич Леонтьев, бывший сам в соборе, но не знавший, зачем их собрали, до тех пор, пока явился Александр I и прочтен был им манифест о смерти Павла I-го, в котором причиной оной выставлен был апоплексический удар!
