Независимо от того, в какой мере были реализованы замыслы этих и других «мероприятий по общественно-культурной линии», не может не вызывать удивление как их запоздалость с точки зрения долговременной работы по завоеванию симпатий к СССР, российской культуре и т. д., так и несоответствие этих стереотипных акций вызовам 1934 г., когда прибалтийские государства оказались перед одним из важнейших со времени обретения независимости выбором будущего пути. Хотя постановление 17 января не исчерпывало начатой Москвой «активизации» своей политики в Прибалтике[1456], крупнейшие козыри – установление прямого контакта советского руководства с политическими «лидерами государств Балтии и военачальниками, резкое увеличение заказов и придание им устойчивого, если не долгосрочного, характера – Кремль не смог или не пожелал использовать.
19 января 1934 г.
Опросом членов Политбюро
215/196. – О воздушной линии Москва – Варшава.
Вопрос снять.
Протокол № 152 заседания Политбюро ЦК ВКП(б) от 20.1.1934. – РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 937. Л. 46.
В ноябре 1933 г. переговоры об установлении прямого авиасообщения между СССР и Польшей были прерваны[1457]. Согласно польской интерпретации, их возобновлению в декабре 1933 г. препятствовало «замедление» ответа со стороны СССР на сделанное ранее компромиссное предложение о создании единого административного центра авиалинии без наделения его правами смешанного общества[1458]. В 1 Западном отделе НКИД полагали, что «необходимо добиться сдвига в этом деле путем эвентуальных уступок Польше» (помета на документе свидетельствует о том, что в январе 1934 г. намечалось «совещание» на эту тему члена Коллегии НКИД Стомонякова и начальника Главного управления ГВФ Уншлихта; состоялось ли оно и каковы были результаты межведомственного обмена мнениями, установить не удалось)[1459].
Между тем, политические обстоятельства к рубежу 1933/1934 гг. существенно изменились по сравнению с летом 1933 г., когда в политических и военных кругах обеих стран возобновилось обсуждение проекта прямого воздушного сообщения между Польшей и СССР. Руководство НКИД продолжало считать необходимым активизацию сотрудничества с Польшей в различных областях, 20 января 1934 г. Коллегия утвердила для внесению «в сессию» предложения о расширении военных контактов, заключении джентльменского соглашения о взаимной информации в отношении Германии и иных шагах навстречу Варшаве. Постановление Политбюро, вероятно, явилось реакцией на одно из многочисленных обращений НКИД конца 1933-го – начала 1934 г. о развитии советско-польского сотрудничества[1460].
Большинство обсуждавшихся с весны 1933 г. акций по двустороннему сближению были блокированы Кремлем без принятия официальных постановлений. В связи с переговорами о досрочном продлении советско-польского пакта ненападения, Политбюро санкционировало некоторые из намеченных ранее соглашений, однако крупнейшие из них (торговый договор, авиационная конвенция) поддержки ЦК ВКП(б) не получили.
В обращении к руководству ЦК ВКП(б) в мае 1934 г. Литвинов напомнил об инициативах, выдвинутых как польским правительством, так и советскими органами (НКИД и ВОКС), на осуществление которых не было получено санкции высшего политического руководства. Отдельно от других вопросов, по которым нарком просил принять положительное решение, фигурировала проблема советско-польского авиационного сообщения («Кроме перечисленных вопросов, остается вопрос о заключении воздушной конвенции, который представляет наибольший интерес для Польши»[1461]). Вероятно, у Литвинова были основания полагать, что согласие Сталина и его коллег на возвращение к переговорам на эту тему маловероятно. Так и произошло; январское постановление осталось в силе, и проект установления воздушного сообщения не был реализован ни на двусторонней, ни на трехсторонней (с участием Франции) основе.
9 июля 1935 г. поверенный в делах Польши в СССР известил НКИД, что польское правительство «берет обратно свой проект авиационной конвенции, врученный нам осенью 1933 г.»[1462]. В 1936 г. министерство иностранных дел и министерство коммуникации Польши вернулись к проблеме прямого авиасообщения между СССР и Польшей, исходя из того, что его отсутствие наносит ущерб политическим интересам обеих стран[1463]. В марте 1937 г. посольство Польши в Москве передало НКИД официальное предложение о возобновлении переговоров об организации воздушного сообщения между Варшавой и Москвой, старательно обходя при этом главное затруднение в переговорах 1933 г. – проблему определения организационной формы сотрудничества авиалиний «Lot» с «Аэрофлотом»[1464]. Новый раунд дискуссий также не привел к заключению соответствующего соглашения.
5 февраля 1934 г.
Опросом членов Политбюро
79. – Об импорте из Эстонии.
Утвердить следующий план импорта из Эстонии на I квартал 1934 г.
картофеля – 35 тыс. руб.
рогатый скот (голландский и красный датский) – 95 ««
свиньи – 30 ««
Трикотаж – 10 ««
Кожа подошвенная – 15 ««
опоек – 15 ««
_____________________________
200 тыс. руб.
Выписки посланы: т.т. Розенгольцу, Рудзутаку.
Протокол № 153 (особый) заседания Политбюро ЦК ВКП(б) (решения за время с 21.1. по 10.2.1934) – РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 15. Л. 187.
Данное постановление Политбюро, принятое в развитие решения от 17 января, скорее всего, было приурочено к предполагавшемуся в конце февраля – начале марта 1934 г. визиту главы НКВТ А.П. Розенгольца в Эстонию. Исходя из принятого Политбюро решения, полпред Устинов дал 17 февраля интервью «Päevaleht», в котором заверял в готовности СССР увеличить свой сельскохозяйственный импорт из Эстонии. Однако в конце февраля выяснилось, что в Таллине желали бы отсрочить приезд наркома. Министр народного хозяйства Эстонии Сельтер считал, что этот визит был бы более уместен тогда, когда сказался бы эффект от сделок за 4-й квартал 1933 г.[1465] Вероятнее всего, приезд А.П. Розенгольца стал нежелателен для эстонского правительства по внутриполитическим соображениям. Убедительную победу на предстоящих президентских и парламентских выборах в Эстонии предрекали вапсам, отношение которых и поддерживавших их слоев населения к Советской России, к коммунистам было резко негативным[1466]. В правительстве Пятса, судя по всему, были как сторонники того, чтобы использовать отношения с СССР в ходе предвыборной борьбы, так и противники. То, что Сельтер руководствовался именно этими соображениями, косвенно подтверждает мнение его коллеги – министра земледелия Тальца, заявившего в беседе с советским дипломатом, что он лично очень доволен советскими закупками в Эстонии[1467]. Если Сельтер был против приезда А.П. Розенгольца, то министр иностранных дел Ю. Сельямаа в феврале-марте 1934 г. добивался приезда в Таллин Карла Радека[1468]. Совершенный в марте Пятсом и Лайдонером государственный переворот сделал неактуальными оба этих визита.
19 февраля 1934 г.
Опросом членов Политбюро
65/45. – О польско-германском соглашении по ржи.
Разрешить Наркомвнешторгу вступить в переговоры с поляками и немцами о присоединении СССР к польско-германскому соглашению по ржи.
Выписки посланы: т.т. Розенгольцу, Крестинскому.
Протокол № 1 (особый заседания Политбюро ЦК ВКП(б) от 20.2.1934. – РГАСПИ. Ф. 17. On. 162. Д. 16. Л. 3.
Впервые вопрос об участии СССР в конвенции об экспорте ржи был рассмотрен в связи с подготовкой германо-польского соглашения о ржи, заключенного 17 февраля 1930 г. Неделей ранее Политбюро утвердило постановление «О ржи»: «Принять предложение т. Микояна насчет ржи»[1469]. Смысл и последствия этого постановления выявить не удалось.
Осенью 1933 г. польские представители обратились к Германии, а затем к СССР с предложением заключить соглашение о координации ржаного экспорта[1470]. 20 ноября 1933 г. Коллегия НКИД одобрила внесенный Экономической частью наркомата «проект ответа на запрос поляков». При передаче его польскому коммерческому атташе (советнику) в Москве А. Жмигродскому (и Риттеру в Берлине) НКИД поручал «подчеркнуть, что мы не связываем себя в отношении нашего окончательного присоединения к соглашению»[1471]. После состоявшихся на рубеже 1933–1934 гг. переговоров руководство НКИД сочло «желательным» присоединение СССР к польско-германскому ржаному соглашению «в случае отсутствия у НКВТ серьезных возражений экономического порядка»[1472]. Неизвестно, каким ведомством этот вопрос был внесен на утверждение Политбюро, судя по формулировке постановления, НКВТ не возражал против начала трехсторонних переговоров.
